— А что ты, дочка, думаешь о партии?

Я растерялась и пробормотала что-то невнятное.

— Хоанг говорил когда-нибудь с тобой об этом?

— Да.

Мне хотелось сказать дядюшке Фану, что слово «партия» для меня — священное слово, вступление в партию является для меня самой большой честью, однако я не уверена, что заслуживаю этой чести.

Я не осмелилась сказать ему все это, но дядюшка Фан посмотрел на меня так, будто и без того все понял. Он начал рассказывать мне о партии, о ее политике, о первоочередных ее задачах, а в заключение с улыбкой сказал:

— Вопрос о вступлении в партию — дело серьезное, и ты должна хорошо обдумать этот шаг. Если ты признаешь идеалы партии, ее цели и задачи, если чувствуешь себя готовой выполнять все, что требует устав, то парторганизация может принять тебя.

Он помолчал, а потом добавил:

— Товарищи помогут тебе изучить устав, а потом мы еще поговорим.

И вдруг он спросил:

— Ты здесь думаешь совсем остаться или нет?

Я смутилась, вопрос этот застал меня врасплох. Если с Хоангом я могла кокетничать и отшучиваться, то сейчас это было невозможно.

— Я… Я еще не думала об этом. Я хотела бы вернуться домой, чтобы уладить все дела, увидеться с друзьями, проститься с мамой и бабушкой…

Действительно, если я останусь здесь, что обо мне подумают дома? Ведь мама не простит мне этого никогда!

Дядюшка Фан, взглянув на меня, покачал головой:

— Если ты останешься здесь, товарищи найдут способ сообщить об этом твоим родным, и мать, несомненно, все поймет и не станет сердиться. Но ты, пожалуй, права, лучше тебе вернуться и самой сказать ей обо всем.

Я вздохнула с облегчением, а дядюшка Фан неожиданно спросил:

— А как у тебя обстоят дела с Хоангом?

Я почувствовала, что заливаюсь краской от смущения. Дядюшка Фан рассмеялся:

— Я ведь просто так спросил. Подумал, не произошло ли каких-нибудь перемен в ваших делах.

Я поняла, что дядюшка Фан все знает, и, стараясь говорить как можно спокойнее, ответила:

— Видите ли, для меня сейчас самое главное — работа…

Дядюшка Фан снова весело рассмеялся:

— Ну, это, пожалуй, правильно. По-моему, в жизни каждого человека есть три важных момента: вступление в партию, создание семьи и час смерти. Что же касается ваших отношений с Хоангом, то ты должна сама все продумать и все решить. Я только хочу сказать, что Хоанг очень хороший парень. — И он весело закончил: — Конечно, если б я был девушкой, то, наверное, тоже долго выбирал, ведь столько хороших парней вокруг. — И уже серьезно добавил: — Ну а в общем смотри сама!..

Все время, пока я была на курсах, мы жили вместе с Хонг Лан. Обычно она возвращалась домой поздно — я знала, что Хоанг и Лан заняты в комитете по работе среди учащихся и студентов Сайгона и что комитет находится где-то в другом месте.

Хоанг отвечал за организационные вопросы, и поэтому ему приходилось много ездить. Обычно он оставался у нас недолго. Лан же постоянно находилась в лагере, но была очень занята и возвращалась домой только к ночи. О чем мы только не говорили ночами — о работе и учебе, о наших друзьях и родных, о книгах и кинофильмах, о последних песнях и даже о модах. Много раз Лан пыталась начать разговор о Хоанге, но я старалась уйти от этой темы — ведь если говорить с подругой, то надо выкладывать все, а я еще сама толком не разобралась в своих чувствах.

Хоанг снова пришел ко мне. Мы говорили о работе, о том, какой вклад она может внести в движение сейчас, когда создан Фронт освобождения.

Мы вышли из дома и направились к лесу. Лесные заросли в этот час казались особенно темными, хотя на небе светила яркая луна. Я испытывала какой-то необычайный подъем, я словно уже видела, что все наши дела в Сайгоне идут успешно. Наконец Хоанг сказал с улыбкой:

— Уже поздно, мне пора.

Мы пожали друг другу руки, и он тут же скрылся в лесной чаще, а я направилась домой. Через несколько минут я была у себя, а Хоангу еще предстояло пройти большой лес, пересечь рисовое поле, потом еще один лес.

На другой день наша группа стала готовиться в обратный путь. Когда собрались все, кто должен был вернуться в город, Хоанг пришел попрощаться. Он разговаривал с товарищами, а когда увидел меня, крикнул:

— Номер шестнадцать, можно вас на минутку?

Я остановилась. Хоанг подошел поближе.

— Сегодня вечером ты уходишь в город? — тихо спросил он. — Я слышал, выход намечен на шесть часов.

Я молча кивнула. Хоанг сказал, что вечером ему нужно вернуться в комитет.

— А когда именно?

— Еще не знаю точно.

— Ну ладно, до встречи.

Он протянул руку, как бы желая проститься и в то же время давая обещание увидеться перед моим отъездом.

Близился вечер, солнце быстро катилось за горизонт, из леса потянуло прохладой и покоем. Я вышла из дома. Хозяйка проводила меня до конца деревенской улицы. Здесь я попрощалась с ней, плотнее закутала лицо шарфом, но идти дальше не решалась, надеясь еще раз увидеть Хоанга. Никогда раньше я не ждала его так! Мне казалось, что мы расстаемся навсегда! Наконец я увидела его. Он торопливо шел со стороны леса. Я и радовалась, и волновалась, мне хотелось и бежать навстречу Хоангу, и спрятаться от него. Но Хоанг уже был рядом. Он с трудом переводил дыхание. Ведь он бежал сюда, торопился, хотел столько сказать! И вот теперь все слова вдруг куда-то исчезли… Я смотрела на него и радовалась, что он молчит и мне не надо отвечать ему. Я протянула руку, мы попрощались. Хоанг тихо сказал:

— Значит, уходишь!

Я ответила:

— А ты… остаешься…

Я не заметила, что он все еще держит мою руку. И вдруг у меня вырвалось:

— Скажи мне что-нибудь на прощанье.

Хоанг помедлил и, запинаясь, произнес:

— Будь осторожна!

Я тихонько высвободила руку и пошла по дороге. Хоанг не двинулся с места. Я обернулась и помахала ему. Мне нужно было торопиться к опушке леса, где всю нашу группу поджидал дядюшка Ты.

Вернувшись в Сайгон, я рассказала друзьям о том, что узнала на курсах, о том, что нам предстоит делать. Мой рассказ воодушевил всех. Для нас начинался новый этап работы: нужно было довести до каждого жителя города известие о том, что в стране создан Фронт освобождения, поднять население города на борьбу, и товарищи с энтузиазмом встретили это задание. Нужно было распространять листовки, вывешивать флаги, готовить лозунги и плакаты. Каждый из нас фантазировал, придумывал, что можно было бы еще сделать: запустить, например, воздушные шары с подвешенными к ним флагами, сбить плоты, установить на них плакаты и пустить по реке, использовать голубей для распространения листовок.

Я снова стала ходить в школу, но главная моя забота теперь была о работе, о моих друзьях. Я еще не успела рассказать маме, что побывала в освобожденной зоне, и хотела навестить ее в ближайшее время.

Как-то я возвращалась из школы домой. Ехала на велосипеде по улице Чан Хынг Дао и на пересечении с улицей Чан Бинь Чонг, когда я хотела свернуть к дому, прямо на меня вылетело такси. Шофер, увидев меня, не только не свернул в сторону, а, напротив, прибавил скорость, он явно хотел сбить меня. Я быстро прижалась к обочине и соскочила с велосипеда. Машина резко затормозила в двух шагах от меня. Дверцы открылись одновременно с двух сторон, из машины вышли двое мужчин и, быстро приблизившись ко мне, встали по бокам.

— Извините, вы Нгуен Тхи Фыонг?

Я поняла, что арестована, но не испытывала никакого страха и по-прежнему была спокойна. Неторопливо сняв очки, я, в свою очередь, спросила:

— А вы кто такие и откуда вам известно мое имя?

— Мы из полицейского участка первого района, наш начальник хотел бы с вами встретиться.

Я оглянулась. По улице сновали машины, шли люди, они останавливались, равнодушно смотрели на меня и шли дальше. Я громко сказала:

— Я никуда не поеду! Я возвращаюсь из школы, и если вам что-нибудь нужно, приходите ко мне домой.