— Смотрите-ка, Хоанг сорвал для Фыонг самую лучшую, самую пушистую ветку!

Я смутилась. И действительно мне досталась очень красивая ветка — мохнатые сине-зеленые иглы так и сверкали на солнце.

Во время наших встреч, где бы это ни было — у Хонг Лан, в школе, у меня дома, когда мы оставались наедине, — Хоанг всегда был сдержан, серьезен и говорил только о работе, не было случая, чтобы он хоть раз попытался поговорить со мной о чем-нибудь другом. Если он приходил ко мне домой, он проявлял внимание к моим родным, к товарищам по работе, но ничем не показывал своего особого отношения ко мне. Я тоже ни единым словом или жестом не проявляла своих чувств. Но это вовсе не значит, что я не думала о Хоанге, что с нетерпением ждала встреч с ним только для того, чтобы узнать новости и получить инструкции, нет, мне просто очень хотелось видеть его! И конечно, я с трепетом ждала часа этой встречи, ждала и страшилась.

Страх… Нет, Хоанг для меня — только товарищ по работе, поэтому я и поспешила прекратить этот разговор. Не пришло еще время. Ну а если рухнут все мои планы, что тогда? Школу не закончила, революция еще не завершена…

— Я очень боюсь, Хоанг, не надо ничего говорить!

Он посмотрел на меня, в его глазах были и боль, и грусть, и удивление.

— Почему не надо?

Я знала, что ответить, но хотела, чтобы он сам все понял, без моей помощи.

— Меня сейчас волнует только работа, я еще так мало сделала…

Он рассмеялся:

— Но революция не совершается в один день.

Я видела, что он уже взял себя в руки и заговорил, как обычно, спокойно и рассудительно.

— Революция — это дело всей жизни. Она не может помешать проявлению истинных чувств. Наоборот! Главное, иметь твердые убеждения, тогда чувство будет лишь служить источником воодушевления, будет поднимать нас на борьбу.

Я понимала, что Хоанг говорит все это главным образом для того, чтобы успокоиться. Слова слетали с его губ, но они не отражали того, что делалось в его душе, и, глядя на него, я испытывала двойственное чувство — мне было и грустно и радостно. Он уже снова выступал в своей обычной роли — руководителя группы, и меня, как всегда в таких случаях, обуяло упрямство. Уже не раз так бывало: когда завязывался спор, я, в душе полностью соглашаясь с ним, упрямо твердила свое: «Я знаю, ты любишь теоретизировать, мне в этом деле за тобой не угнаться».

Вот и сейчас я не смогла удержаться.

— Это только теория, а на практике все иначе. Я хочу всегда считать тебя просто хорошим товарищем, к которому я отношусь с большим уважением.

Говоря это, я совсем не ожидала, что слова мои вызовут у него такую растерянность. Он как-то жалко улыбнулся и невнятно пробормотал:

— Вот как…

Он ничего не понял. Я хотела сказать Хоангу, что за эти четыре года совместной учебы и работы он должен был видеть, что меня волнует только учеба и работа, я хотела объяснить ему, что считаю его своим старшим братом, товарищем по борьбе, и еще хотела сказать, что думаю только о нем. Но Хоанг понял мои слова иначе.

Я любила Хоанга, но мне нравилось дразнить и сердить его. Вот и сейчас мне опять захотелось подшутить над ним. Я вспомнила Нена. Раньше, когда мы ездили на загородные прогулки, Нен обычно вовсю расхваливал Хоанга — такой он, мол, веселый парень, и работник неутомимый, и статьи в стенную газету пишет, и стихи сочиняет, и вообще — он самый талантливый и деятельный. Впервые Нен встретился с Хоангом, когда мы ходили на горную реку Там Тхем. В тот день я уехала в Биенхоа, а друзья остались на реке и забрались в наш любимый грот. Неожиданно хлынул ливень, и вода затопила грот. Ребята испугались. Но Хоанг призвал всех к спокойствию, отыскал высокое место, куда вода не доставала, и по камням вывел всех из пещеры. Только благодаря Хоангу ребятам удалось спастись. Сам Хоанг шел последним и тащил Нена, у которого не хватило сил бороться с бурным потоком. Нен потом часто вспоминал этот случай и с восхищением говорил о Хоанге. Он расспрашивал меня, откуда Хоанг родом, где его семья, как он вообще живет, чем занимается. Я, конечно, не могла рассказать ему всего. Они давно уже не встречались, но Нен частенько спрашивал меня о Хоанге. Теперь, когда с нами уже не было Хиена, а Хонг Лан ушла в освобожденную зону, Нен по-прежнему работал вместе со мной.

Мне очень хотелось подразнить Хоанга, и я сказала:

— Хочешь, я познакомлю тебя с одним человеком?

Хоанг покраснел и сердито ответил:

— Не надо так шутить, Фыонг! Я шел сюда с одной только мыслью — о тебе. Я долго не решался сказать тебе обо всем, боялся рассердить тебя… Но друзья посоветовали мне все-таки поговорить с тобой…

Последние слова прозвучали так горячо и так искренне! Я почувствовала, что меня переполняет нежность. И все же меня так и подмывало уколоть его. Я догадывалась, что именно товарищи подтолкнули Хоанга на этот разговор, сам бы он никогда не решился.

— Значит, ты отважился заговорить со мной об этом только потому, что тебе посоветовали твои друзья?

Хоанг усмехнулся.

— Ну хватит! Я вижу, ты, Фыонг, не расположена сегодня говорить на эту тему.

Но он был явно взволнован.

— Хочу только сказать: ты еще вспомнишь о нашем сегодняшнем разговоре, об этом вечере.

Хоанг говорил, путаясь и запинаясь, будто слова застревали у него в горле:

— Ну ладно… я пошел… уже поздно…

Голос Хоанга окреп, и уже спокойно он сказал:

— Супруги Ба, конечно, уже спят, передай им от меня привет и скажи, что я как-нибудь загляну еще.

Он встал. Почему же он уходит? Впрочем, и в самом дело уже поздно и задерживать его нельзя. Я встала, чтобы проводить гостя. У двери Хоанг обернулся, остановился в нерешительности, хотел было протянуть мне руку — попрощаться как обычно, но почему-то не сделал этого и только тихо сказал:

— Не выходи из дома!

Я тоже коротко ответила:

— Счастливого пути!

Хоанг вышел на улицу, сел на мотоцикл, включил зажигание и дал газ.

— До свидания, Фыонг!

— До свидания, — тихо отозвалась я.

Мотоцикл помчался по узкому переулку. Эту машину Хоанг купил четыре года назад, но мотор работал отлично. Вот мотоцикл выехал на большую улицу, а я все стояла и слушала, пока треск мотора совсем не затих.

Хоанг теперь уже далеко.

Во время праздника Тет мы организовали демонстрацию перед зданием министерства по делам молодежи. Раньше мы проводили митинги протеста — требовали открытия новых государственных школ, пересмотра школьных правил, снижения платы за обучение в частных школах и сокращения поборов с учащихся, мы требовали вести преподавание в высшей школе на вьетнамском языке, выступали против насильственной мобилизации учеников и студентов в армию. Сейчас, когда положение в стране становилось все более тяжелым, власти без конца вводили все новые и новые реформы — неожиданно изменяли программу обучения в школах, сокращали учебный год. Вот и на этот раз — едва наступил Новый год, нас заставили готовиться к экзаменам. Времени на подготовку отводилось очень мало, это делалось специально — чтобы учащиеся не успели подготовиться и провалились на экзаменах. Тогда они сразу же попадали в армию. В ответ мы развернули широкую кампанию против действий властей. Демонстрация была тщательно подготовлена.

В тот день утром мы не пошли на занятия, а вместо этого большими группами собрались возле школ, расположенных неподалеку от министерства. Несколько групп по пять-шесть человек пришло к зданию, где находился кабинет министра по делам молодежи. Делегация от нескольких школ направилась к министру с заявлением, но он отказался принять ее и поспешил скрыться.

К зданию министерства стали стекаться толпы молодежи, появились лозунги, написанные на холсте, на бумаге и даже на листках, вырванных из школьных тетрадей. Лозунги выкрикивали и в самодельные рупоры. Улица моментально заполнилась людьми. Полиция, прибывшая к зданию министерства, арестовала несколько человек. Мы пытались уговорить полицейских не вмешиваться в наши дела. С теми, кто продолжал угрожать нам расправой, демонстранты вступили в драку. Девушки пустили в ход сандалии на деревянной подошве и туфли на высоком каблуке. Юноши вооружились палками и камнями. Несколько полицейских было ранено. А народ все прибывал.