Вынг внимательно посмотрел на него, громко вздохнул:
— Скажу тебе по правде, мне нравятся такие парни, как ты.
— Да как тебе, солдату марионеточной армии, получающему зарплату от американцев, могут нравиться такие, как я.
— У каждого свои обстоятельства, по которым он оказался в армии, — вздохнул Вынг. — За что я должен ненавидеть тебя или других?
Чонг еще раз внимательно посмотрел ему в лицо и поверил в искренность его слов.
— Так что же ты здесь тогда делаешь? Почему не бежишь из армии в освобожденные районы или домой?
— Домой? Не такая уж большая наша страна, чтобы можно было избежать ареста.
— Тогда переходи на нашу сторону, вступай в армию Освобождения, — убеждал его Чонг, на время забыв, что сам он находится в плену.
У входа в дом стояли два солдата, вооруженные пистолетами. Они остановили подошедших. Несколько дней назад Чонга уже приводили сюда, и тогда его допрашивал американец с густыми рыжими бровями.
Начальник штаба уже поджидал пленного. Небрежно развалясь в кресле, он курил ароматную сигару. В другом углу сидел еще один знакомый Чонгу офицер, из отдела психологической войны. На этот раз начальник штаба начал допрос совсем по-другому. Улыбаясь, он показал рукой на стул, придвинул к Чонгу пачку сигарет и заговорил почти ласково:
— Я уважаю и ценю твое мужество и преданность. Но ты совсем еще молод, не успел ничего в жизни сделать и повидать. И умирать в твоем возрасте слишком рано. Поэтому я хотел бы задать тебе несколько вопросов. Если ты ответишь мне правду, я даю слово офицера, что сразу же отпущу тебя на свободу!
— О чем же вы еще хотите спросить меня? — спокойно проговорил Чонг.
Начальник штаба глубоко затянулся, медленно выпустил дым изо рта:
— Мой друг, ты очень молод, и я хочу спасти тебя. Неужели ты думаешь, что я поверил твоим словам, что ты партизан и что вас было всего трое в горах Хонглинь? Отвечай мне, кто действует в этом районе — разведгруппа дивизии «Чыонгшон» или отряд особого назначения — и с каким заданием? Вот это я хочу знать наверняка.
Подумав, что этот полковник, наверное, знает или догадывается об отряде, Чонг решил и дальше придерживаться своих показаний:
— Вы сейчас что-то говорили об отряде особого назначения, о дивизии «Чыонгшон», а я первый раз об этом слышу…
— Зачес де притворяться, мой молодой друг? Я-то знаю, что ты пришел на нашу территорию с освобожденной зоны…
— Уж очень странно слышать такие слова от вас, господин полковник! — перебил его Чонг. — Вы говорите, что я нахожусь на вашей территории, как будто забыли, что есть один только Южный Вьетнам, да и тот топчут американцы!
— Да, здорово тебе коммунисты забили голову своими бредовыми идеями, — сказал, не повышая голоса, полковник. — Прекратим это, сейчас не время да и не место беседовать с тобой о политике. Я хочу узнать от тебя только одно: численность отряда особого назначения и какое задание он получил. Я постараюсь сохранить в тайне все, что ты мне расскажешь, и обещаю, что через час ты будешь на свободе с двадцатью тысячами пиастров в кармане.
— По всему видно, что господин полковник очень боится частей особого назначения!
Начальник штаба постарался сдержать распиравшую его злость, встал и вытер носовым платком вспотевший лоб.
— Я думал ты намного умнее. Даю тебе еще одну возможность одуматься. А чтобы жить, надо за это чем-то платить… — Он кивнул в сторону офицера с погонами майора и вышел из комнаты.
Более часа майор всеми известными способами психологического давления и шантажа пытался склонить Чонга, что Республика Вьетнам — это страна свободного мира, признанная многими государствами и идущая по пути истинной революции, а шайка вьетконговцев, восставшая против власти, — это убийцы, террористы-одиночки, укрывающиеся в джунглях от справедливого возмездия. Майор уговаривал Чонга одуматься и «раскаяться перед правительством республики».
— А для этого немного надо, только сказать правду, — монотонно повторял уже в который раз специалист из отделения психологической войны. — И тогда сразу же наступит совсем иная жизнь: красивая жена, симпатичные дети, достаток в доме. А может случиться и так, что тебе предложат поехать в Соединенные Штаты на учебу, тогда последующая карьера и успехи будут тебе обеспечены.
Пока Чонг слушал его длинную речь, его даже стало клонить в сон. При последних словах майора он презрительно засмеялся и спросил:
— Разве не без щедрой помощи американцев в нашем Южном Вьетнаме мужчины взялись за оружие, чтобы воевать за их интересы, а девушки пошли на панель и в их постели? А тысячи и тысячи маленьких бродяг, не знающих своих отцов, — это тоже помощь нашей стране? Зачем нам такая помощь, зачем нам все это?
— Вон отсюда! С тобой по-хорошему разговаривали, пеклись о твоей судьбе, а ты еще упорствуешь? Сдохнешь завтра со своей правдой! — Так закончил свою беседу офицер отдела психологической войны. Он встал, заглянул за дверь, вызвал охрану и приказал отправить пленного в тюрьму.
На обратном пути Чонг постарался восстановить в памяти весь допрос, вопросы офицеров марионеточной армии и свои ответы. Только вспомнив все до последнего слова, он успокоился: ничего лишнего не сказал, говорил только то, что и на других допросах, не уронил чести солдата частей особого назначения армии Освобождения. Даже здесь, в плену у врага, он оставался бойцом армии своего народа…
— Кажется обошлось без побоев и пыток? — услышал Чонг за спиной голос конвоира.
— Да, пронесло. Пытались подойти с другой стороны, обещали златые горы. Но я не попался на их удочку. — И тут Чонг решил поговорить с солдатом напрямую, без всяких намеков: — Вынг, послушай меня внимательно! Если ты поможешь мне бежать отсюда, революция тебя не забудет. А лучше давай вместе уйдем. Твоя мать погибла от американской бомбы, а ты служишь в марионеточной армии. Неужели у тебя нет ненависти к убийцам и ты не хочешь им отомстить? Решайся, тебе надо уйти в освобожденные районы и вступить в нашу армию. Это единственный для тебя выход. И смотри, как бы не было поздно!
2
Утром Вынг нес службу в тюрьме. Он медленно прохаживался перед запертыми дверями камер, иногда заглядывая внутрь через стальные решетки.
Со стороны казарм к тюрьме приближался сержант Тьем. После боев в горах Хонглинь кто-то донес о нем Шау Вану. За день до получения звания полковника Шау Ван вызвал к себе Тьема.
— В недавних боях нашим солдатам пришлось нелегко, но они выполнили поставленную задачу. Отмечая твои заслуги и личный вклад в успех операции, командование присвоило тебе звание старшего сержанта. Учитывая, что после этих боев ты еще недостаточно здоров, мы назначаем тебя начальником тюрьмы базы. Надеемся на твое усердие службе и награждаем пятью тысячами пиастров, — объявил торжественным голосом Шау Ван. — Ну как, доволен?
И присвоение звания, и новое назначение, также как и денежное вознаграждение, преследовало далеко идущие цели. Пусть Тьем думает, что он, Шау Ван, оказывает ему полное доверие. А на самом деле, убрав Тьема, как потерявшего доверие командования полка и базы, с поста командира роты, Шау Ван предотвратит антивоенные настроения в третьей роте. Да и к тому же разговоры о великодушии Шау Вана только повысят его авторитет среди личного состава полка.
Через день Тьем принял от своего предшественника связку ключей от камер для заключенных. В тот же день в состав охраны тюрьмы был переведен Вынг. Среди охранников были, в основном, бывшие уголовники, то есть те, кто до призыва на военную службу сам был хорошо знаком с тюрьмами и порядками в них. Тьем заглянул через стальную решетку в одну из камер, затем повернулся к толстому, с оплывшим лицом и грязными длинными волосами, охраннику, спросил:
— А где заключенный из этой камеры? Он что, не вернулся еще с допроса?
— Он «погиб за идеалы коммунизма», — паясничая, ответил охранник.
Неожиданно Тьем нанес короткий удар кулаком в наглое лицо охранника:
