— …Твоя задача сохранять максимальную осторожность, ни в коем случае не дать себя обнаружить. Никакой пальбы. Соблюдать скрытность. Ясно?

— Ясно, господин лейтенант!

— Ты у нас новенький, — покровительственно сказал Медвежья Челюсть, — еще не знаешь наших традиций. Ничего, тебе представится достаточно случаев узнать их. Тогда ты многое поймешь. Подполковник не зря определил тебя именно к нам, он знает, что делает! Кстати, он просил меня лично, чтобы я помог тебе. Хвалил тебя. Учти, за успех в этой операции можно играючи получить звание младшего лейтенанта!

— Господин лейтенант, — усмехнулся Тьем, — я думаю только о том, как бы не провалить задание.

— Ничего, ничего! Я верю в тебя, ты все сможешь. — Внезапно в его голосе прозвучали угрожающие нотки. — Как бы ни было страшно, задание нужно выполнить полностью. Иначе пеняй на себя — подполковник башку с тебя снимет! Думаю, его характер тебе хорошо известен!

Здесь, у обмелевшего ручья, проходила граница между двумя зонами: территорией, контролируемой силами Освобождения, и территорией, контролируемой республиканской, то есть марионеточной, армией. Солдат роты доставили сюда на вертолете.

Два дня сержант Тьем в форме бойца армии Освобождения, с вещмешком за спиной вел свою группу из пяти человек прямо через джунгли. Ориентируясь по компасу, сверяясь с картой, они наконец дошли до того места, где должна была находиться подозрительная тропа.

Солдаты были измотаны переходом. Все эти дни они питались сушеным рисом с мясным соусом и перцем. Воду брали из источников, из ручьев — фляги ни у кого не оказалось.

На привале, нарубив листьев дикого банана, они набрасывали поверх них тонкий брезент и прямо в одежде и обуви укладывались под пятнистые одеяла. Прикрыться от дождя им было попросту нечем. Все они давно уже продали часть своего обмундирования, в том числе и противодождевые накидки, потратив вырученные деньги на бутылку-другую или проиграв их в карты.

По ночам на джунгли опускался густой туман, каплями застывал на листьях. От холода Тьем не спал, хотя за эти дни очень устал и чувствовал себя совсем разбитым. Как-то ночью, увидев мелькнувший огонек, он поднялся и подошел поближе. Горел небольшой костерок, возле которого сидел один из его солдат, с болезненно-желтым лицом, кутаясь в серое шерстяное одеяло. Лицо солдата было мрачным, на щеке виднелся непросохший след слезы. Тьем вспомнил, что его зовут Вынг, он рядовой и переведен из пехотного батальона, присланного на усиление.

Солдат, увидев Тьема, вздрогнул от неожиданности и, запинаясь, произнес:

— Господин сержант, моя очередь дежурить, но очень холодно…

Тьем сделал строгое лицо:

— Ты что же, развел огонь, чтобы привлечь вьетконговцев?!

Солдат перепугался, принялся поспешно тушить костерок, но Тьем остановил его:

— Это я так, для порядка. Пусть погорит немного, ничего страшного не случится. Здесь глухо, откуда тут взяться вьетконговцам?

Солдат недоверчиво посмотрел на него теперь уже ставшее добродушным лицо и, успокоенный, тихо поблагодарил:

— Спасибо, господин сержант!

Тьем, приглядевшись повнимательнее, заметил, что солдат еще совсем молод, самое большее — ему лет восемнадцать.

— Смотрю я на тебя все эти дни, — сказал он, — уж больно ты кислый. Вот и сейчас видно: только что плакал. Почему? Первый раз, наверное, в операции участвуешь, боишься?

Вынг сразу испугался:

— Никак нет, господин сержант! Я выполняю все ваши приказания…

— Да я не об этом, — прервал его Тьем. — Если у тебя что-то случилось, то мы как-никак однополчане, можешь и поделиться, я бы чем-нибудь помог тебе…

Уловив в его голосе теплоту и сочувствие, Вынг сделался храбрее. Он вынул из кармана письмо, протянул Тьему:

— Вот, получил письмо от сестры…

Письмо было мятым, засаленным и порвавшимся на сгибах, с неровными строчками и буквами. Было ясно: тот, кто писал его, совсем недавно выучился грамоте. «Дорогой Вынг, — было написано в нем, — пишу тебе это письмо, а у самой сердце рвется на части. Никак не ожидала, что вместо дома, вместо тебя и мамы, застану одно пепелище, груду головешек. Весь наш хутор, дома Чум Шоя, дядюшки Хай Тхитя, дядюшки Шео, Дой — все сгорело дотла. Маму я уже не застала. Бегала к старосте, а он сказал так: «Твоя мать сама во всем виновата, варила рис, а спалила весь дом и сама сгорела». Но старики с соседнего хутора говорят, что это американцы сбросили с самолетов на наши дома зажигательные бомбы…»

Тьем стиснул зубы. Он поднял глаза на солдата и увидел, что по щеке у того опять ползет слеза.

«…Вынг, не знаю, в чем мы провинились, за что бог так нас наказывает, сколько всего выпало на нашу долю. Я надеялась, что, нанявшись на работу, скоплю денег, чтобы тебе откупиться от армии, остаться дома, обрабатывать поле и ухаживать за слепой мамой. А оно вон как все обернулось! И я тут от позора не спаслась, и ты не избежал солдатской доли. Меня точно громом поразило, когда я узнала, что ты в их армии. Дорогой братик! Сколько тысяч я передала старосте и полицаям с прошлого года, ничего не помогло. Несчастная я, невезучая…»

Письмо было длинным, на двух страницах, испещренных во многих местах пятнами. Дочитав, Тьем подумал: «Вот они, слезы и кровь людская…»

Он аккуратно сложил письмо и молча опустил его на холодную ладонь солдата.

— Моя сестра работала в баре «Золотой петушок», грустно сказал Вынг. — Там всегда полно офицеров. Как-то раз один капитан, напившись, начал приставать к ней. Другие последовали его примеру. Сестра отбивалась, как могла, но один из них схватил пивную бутылку и изо всех сил ударил ее по руке. Пришлось несколько месяцев пролежать в больнице с переломом. А когда сестра вернулась, оказалось, что хозяйка бара уже уволила ее.

— Да, много бед на твою семью свалилось, — посочувствовал после некоторого молчания внимательно слушавший его Тьем.

— Господин сержант! Если, не дай бог, меня убьют, моя сестра не переживет этого…

Костерок начал тихо угасать, и вскоре от него осталась лишь одна красная точка — тлеющий уголек. Где-то невдалеке послышался печальный крик совы. Затем снова повисла тяжелая тишина. Тьем стиснул зубы, проворчал:

— Собачья жизнь.

— Что с вами? — участливо спросил солдат, увидев, что сержант нахмурился.

— Моя жена тоже умерла! — отрывисто ответил сержант.

— Вьетконговцы убили? — спросил солдат.

— Так мне сказали. Но меня обманули! Это были солдаты с «Феникса».

Сержант свесил голову на грудь, руки безвольно легли на колени. Казалось, он совсем перестал обращать внимание на солдата. А тот невнятно бормотал:

— Значит, и у вас несчастье… Значит, и вам тяжело, как и мне…

Помолчав немного, Тьем печальным голосом начал свой рассказ:

— В июле шестьдесят восьмого солдаты с «Феникса» пришли в нашу общину. Жителям сказали, что община помогает вьетконговцам, потому они и смогли осуществить крупное наступление. И что теперь правительство направило сюда этих солдат, чтобы не оставалось и следа вьетконговцев. Тогда я работал штукатуром. Меня схватили прямо по пути из провинциального центра, когда я шел домой и забрили в солдаты. Я даже не успел передать весточку жене. А мы с ней и года не прожили. Ну а эти «умиротворители» устроились в деревне. Поначалу добряков из себя корчили, даже здоровались со всеми, заигрывали, чтобы население стало им помогать. Главным там был капитан Кхань, родной брат подполковника Шау Вана. С ним был один американский советник. Они заставили мою жену готовить для офицеров. Заявили, что семья солдат — их опора. Как-то раз они вернулись поздно ночью с очередной операции, велели моей жене приготовить им курицу, перепились…

Тьем замолчал. Стало еще холоднее. С листа банана упала ему за шиворот холодная капля. Тем поежился и продолжил рассказ:

— Капитан Кхань и раньше приглядывался к моей жене, а в этот раз он сказал: «Сегодня ночью останешься со мной, нечего тебе домой ходить, так тебе вьетконг глотку перережет». Жена наотрез отказалась, быстро прибрала посуду и собралась было уйти, но обнаружила, что дверь заперта. Офицеры стали издеваться: «Если мы тебе не по нраву, то вот здесь есть советник, у него денег много!» И они ушли, оставив ее с американцем. Жена кричала, отбивалась, но он все же взял верх. Когда ей наконец удалось добраться до дверей, она попала в руки бандитов Кханя. Изнасиловали ее и нож в живот всадили… А ночью в деревню ворвались вьетконговцы. Из той банды только двоим удалось спастись. Капитан Кхань (он-то как раз и спасся) сказал мне, что своими глазами видел, как мою жену убил вьетконговец… Все выражал мне сочувствие, призывал отомстить… Я стал злым, как взбесившийся тигр. Стрелял, убивал без разбору… Может быть, поэтому подполковник Шау Ван и взял меня в телохранители. А в начале этого года я съездил к себе в деревню. Соседка мне все и рассказала. Она ненавидела мою жену за то, что та прислуживала офицерам с «Феникса», и исподтишка следила за ней. В ту ночь соседка пряталась за оградой и все слышала…