Землю переносили в корзинах на плечах. Мерно подымались и опускались, вгрызаясь в землю, кирки. Летняя ночь коротка, а позицию надо подготовить к утру. Артиллеристы достойны того, чтобы о них позаботились, а они ответят тем же жителям этой героической дельты, которых они должны защищать. Орудия, словно стальные слоны, стояли поодаль. На них смотрели с любовью. Это они, подымая к небу свои хоботы, преграждали путь стервятникам, хватали их за шиворот и швыряли оземь. Да разве нашлась бы такая семья, такой двор, где о них не позаботились бы? Какой бы высоты ни потребовался бруствер, какой бы ни была позиция — ее сделают до рассвета. Поморяне хотят не только помочь зенитчикам подготовить позицию. Они хотят сделать за этих бойцов все, а те пусть отдохнут немного.

Старики Льон были на позиции с самого начала работы. Старушка сидела под высокой сосной, бережно держа в руках тщательно укутанную кастрюлю с горячим зеленым чаем. Старик же наливал пахучую жидкость из чайника в чашки и раздавал желающим. Морской ветер растрепал ему бороду, но не мог заглушить его веселые возгласы «Кому чаю?!», не мог испортить «ученому деду» настроение.

Когда старик подошел к брустверу, который насыпали девчата из женского взвода Соа, он воскликнул:

— Ха-ха! Да здесь внучки Чынг и Чьеу.[6] Может, кто хочет попить, девушки?

— Мы все умираем от жажды, дедушка.

Зюе, стоявшая рядом с Соа, залпом выпила чай и, возвращая старику чашку, сказала:

— А почему нет стихов, дедушка?! Почитайте нам что-нибудь. Тогда и жажда уменьшится и усталость отступит.

— И правда! — искренне обрадовался старик. — Ну слушайте. Я расскажу вам, как ан Зыонг Выонг за одну ночь возвел огромное укрепление!

— Что-нибудь покороче, дедушка! Старик рассмеялся:

— Ну да, вы ведь носите землю и все время ходите туда-сюда. Когда же вам слушать мои рассказы? Может быть, внучки, лучше прочесть вам из «Киеу»?

Девушки не знали, что ответить ему. Тогда вмешалась Соа:

— Дедушка, а зенитчики еще больше, чем мы, хотят пить!

«Успеем ли мы подготовить позиции, свою крепость?» — стала думать Соа.

— О чем задумалась, Соа?

— Я думаю, Зюе, о том, что, когда мы поедем в Ханой, обязательно посмотрим крепость Ко-Лоа, ладно?

— Конечно, но только после того, как разобьем врага.

— Разумеется. Поедем вместе, хорошо?

— Хорошо. По величине она, наверное, такая же, как крепость, о которой говорил дедушка Льен? Старики на своем веку сделали немало великих дел.

— А разве сейчас наш народ не совершает великие дела?

Зюе не ожидала, что Соа задаст ей такой вопрос. Конечно, работу, которую они сейчас делают, не назовешь обычной. Еще вечером здесь, на горе Ёиенг, росли кусты, а теперь тут позиция для зенитных орудий. Разве это не чудо?

И нужно было преодолеть трудности, чтобы это чудо свершилось. Подумав так, Зюе обернулась к Соа и спросила уже совсем другим тоном:

— Соа, можно считать эту ночь самым трудным для тебя испытанием?

— Ты что, решила разгадывать секреты?

Подруги рассмеялись. Если бы испытания в борьбе с таким жестоким врагом, как американские империалисты, состояли только в бессонных ночах, в тяжелом труде, в ожидании, что в небе вот-вот вспыхнет ракета или повиснет осветительная бомба, то разве стоило бы говорить о каких-то испытаниях? Тогда и агрессоры не стоили бы того, чтобы называть их жестокими, а мы не были бы достойны звания героев. Нет, борьба с американскими пиратами, вторгающимися в Северный Вьетнам, только началась, и все испытания Соа были еще впереди.

К первым петухам строительство позиции было закончено.

Тетушка Дыок наконец решилась чуточку передохнуть. Она бегала, призывая женщин и подростков носить бревна и доски для прокладки дороги, чтобы зенитки могли преодолеть песчаную полосу. Взяла кусочек бетеля и положила в рот. Каким вкусным он ей показался! Перед глазами женщины был участок дороги, выстланный досками, которые скрыли все неровности песчаных дюн. Кое-где доски были расщеплены колесами тягача. Но женщина не замечала того. Дорога казалась ей гладкой и красивой. Дыок хорошо помнила, кто какую доску принес на каждый метр дороги. Чего здесь только не было! Обрезки досок, створки ворот, бортовые доски от старой лодкрг.

Эта гать должна была прожить очень короткую жизнь: поднять на свою спину тяжелые пушки, чтобы они проехали по ней на боевую позицию.

Еще до вторых петухов первый огневой взвод двинулся на ту самую позицию, которая была подготовлена бойцами женского взвода самоообороны. Девушки бросились навстречу:

— От имени женщин-бойцов отряда самообороны, охраняющего дельту нашей реки, разрешите приветствовать вас!

Бойцы растерянно оглядывались: вокруг были одни девушки. Но скоро они нашли общий язык. Возможно, потому, что и те и другие испытывали одну и ту же радость: зенитки прибыли на место, и позиция для них была подготовлена.

Вдруг перед Соа выросла фигура бойца.

— Зенитчики приветствуют командира женского взвода самообороны! Постой-ка, да это же Соа!..

То, что ее имя известно, не удивило Соа — подруги, толпившиеся вокруг нее, несколько раз обращались к ней. А как звали этого парня — девушка не знала и не решалась спросить. Только один раз она взглянула на бойца, но хорошо запомнила его высокую фигуру, коротко остриженные волосы, смуглое лицо.

На хуторе прокричали вторые петухи. Утро вступало в свои права.

У солдат и крестьян оставалось еще много работы, и они продолжали трудиться, чтобы закончить все до того, как станет совсем светло.

На пашне сидела серая птица. Вдруг, испугавшись чего-то, она взмахнула крыльями, взмыла ввысь и повисла в воздушном потоке, крича «тими-тим, тео-хот». Эту птицу так и звали «тео-хот». Эхо подхватило этот не то испуганный, не то печальный крик. Люди привыкли к крику этих птиц. Они всегда поднимали шум, когда гонялись за насекомыми или когда что-то пугало их.

На этот раз птица затянула свое «тео-хот», потому что ее спугнула Соа. Она пришла на поле, чтобы посмотреть, не пора ли жать рис. Крик птицы почему-то развеселил ее. Девушка слышала в нем не испуг, а слова привета. Извини, птичка-сестричка, у меня дел по горло!

Перед взором Соа золотой парчой расстилалось рисовое поле. После посевной девушка, как и все крестьяне, беспокоилась, успеет ли рис вызреть, пойти в метелку. Но сегодня стало ясно, что беспокойство было напрасным. Тяжелые, налитые зерном метелки гнули золотистые стебли к земле. Можно было начинать жатву. Всякое ведь может случиться: грянет гроза, подымется ветер и прибьет рис к земле. Тогда ни одного зернышка с поля не возьмешь.

Поле, о котором заботилась Соа, было опытной делянкой ячейки Союза трудящейся молодежи. Его засеяли отборными семенами. Молодежь поручила Соа «шефствовать» над этой делянкой. Потом ее назначили заместителем бригадира третьей бригады. Убирать рис на этом участке наверняка будет третья бригада, поэтому-то Соа и пришла сюда.

Девушка выдернула стебелек и стала разглядывать метелку. Какой же удивительный уродился в этом году рис! Тонкий, хрупкий на первый взгляд, стебелек состоял из нескольких длинных коленец и, пожалуй, был повыше Соа. Этот сорт когда-то назвали зау нгот. Он мог приспосабливаться к любому уровню воды на поле. Как бы ни заливали поле, верхушка стебля, вытягиваясь, всегда торчала из воды. Если бы не существовало риса такого сорта, кому пришло бы в голову возделать эту заболоченную низину и засеять ее? За семенами пришлось ездить далеко на север, аж до самого Хынг-Йена. И вот теперь эта драгоценная жемчужина Хынг-Йена, выросшая на земле провинции Куанг-Бинь, помогла людям сражаться с агрессором. Нет, это были не красивые слова: рис-плавунец тоже бил врага здесь, на территории четвертой зоны.

Народ давно знал о коварных замыслах империалистов США, но до конца разобрался в них лишь тогда, когда агрессор обрушил на землю Вьетнама десятки, сотни тонн бомб, сметая на своем пути школы, больницы, церкви.