Муж был человеком трудолюбивым, любящим, неунывающим. По утрам она обычно заваривала чай, давала ему самую красивую чашку. Он садился у окна, обхватывал чашку ладонями и, прихлебывая чай, наказывал жене, детям, что надо сделать сегодня по дому. С работы он возвращался лишь к обеду. Когда выпадали свободные от собраний вечера, спешил домой, устраивался на лежанке, вполголоса что-нибудь читал или писал в свой блокнот. С наиболее тяжелой работой по хозяйству он справлялся сам, а жена хлопотала на кухне, готовила еду, убирала в доме, следила за детьми, шила. Такой порядок был привычным в их семье. Муж казался Тхюи человеком всеми уважаемым, достойным любви и в то же время каким-то далеким, замкнутым, непонятным. Рядом с ним она представляла себя плющом, накрепко обвившимся вокруг могучего дуба. И конечно, Тхюи никогда не думала, что сможет когда-нибудь все дела по хозяйству вместо мужа принять на свои плечи.

Потом, когда Хыу подрос, окончил учебу в семилетней школе, стал работать, мать увидела в нем достойную замену отцу. Каждую неделю у них собирался семейный совет. На нем присутствовали кроме матери и старшего сына дочь Лан и младший сын Тханг. Хыу в этих случаях держался строго, солидно, а мать в душе тепло посмеивалась над ним. Однако она стала замечать, что под его влиянием и у других ее ребят характеры изменились: они больше не вертелись как чертенята, не шалили без умолку, как раньше, а всячески старались помочь ей в различных делах по дому.

Вечером проводить Хыу в числе других его знакомых пришла учительница Сием из соседней деревушки Мо. Ее появление явилось совершенной неожиданностью для Тхюи и даже для самого Хыу. Он шумно плескался, умываясь у колодца во дворе, и вдруг заметил подходивших к дому секретаря комсомольской ячейки Шунга и рядом с ним девушку. Хыу торопливо влетел в дом и на ходу крикнул:

— Мама! Сием идет!

Выпалив эти слова, он зарделся как кумач. Тхюи улыбнулась, увидев смущение сына.

— Иди встречай гостью, сын…

Гостей в доме собралось десять человек. Угощения было приготовлено достаточно — два подноса. Четыре тарелки обжаренной курятины, суп из потрохов, цветная капуста, пара кроликов, которых Тунг принес накануне вечером, гарнир на двух блюдах и кое-что еще. Мать подкинула угля под котел, чтобы рис скорее сварился, и вышла в огород сорвать петрушки для приправы.

Тхюи была рада, что в этот день к ним в дом пришла учительница Сием. Она явилась в широкой конусообразной шляпе, какие носят крестьянки, и тихо поздоровалась с Тхюи:

— Здравствуйте, матушка!

— Здравствуй, милая… Заходи, заходи, — приветливо ответила Тхюи.

Она знала эту девушку. У нее в классе училась дочка Лии. Работая в поле у деревушки Мо, Тхюи часто встречала ее, когда Сием направлялась в школу или возвращалась домой. Иногда Сием обращалась к Тхюи, чтобы поговорить о Лан, о том, как она учится. А теперь, глядя на Хыу и Сием, мать сердцем почувствовала, что сын что-то скрывает от нее, и это открытие наполнило радостью ее материнское сердце.

Возвращаясь в дом, Тхюи увидела, как Шунг тянет Хыу с кухни в переднюю комнату:

— Ты же ведь хозяин, вот и занимайся своими обязанностями, принимай гостей!

— Прошу тебя, Шунг, давай ты… развлекай их… — смущался Хыу.

Среди приглашенных были Тунг и Ти, помощник-моторист. В комнате стояло праздничное оживление. Мужчины закурили, голубой дымок от папирос потянулся через раскрытое окошко.

Смеркалось, надвигался вечер. Занавеска на окне мягко колыхалась от ветерка. Зажгли керосиновую лампу.

Командир отряда Тунг, в новенькой военной форме, сидел на стуле у края стола и, держа папиросу в руке, беседовал с Шунгом о положении в Южном Вьетнаме.

Женщины — Тхюи и Сием — беседовали о своем. Они быстро нашли общий язык. Сием помогла хозяйке накрыть на стол и теперь сидела рядом с ней.

Вскоре появилась Лан, ходившая за братишками в детский сад. Тханг сразу же забрался на топчан, свернул ноги калачиком. Он устроился поближе к подносу с вкусными кушаньями. Маленький Зяо прильнул к материнской груди и громко зачмокал.

Закончив кормить малыша, Тхюи вышла в соседнюю комнату, открыла сундук, достала из него свадебное платье, которое лежало там с той поры, как она переступила порог этого дома. Сейчас ей впервые после свадьбы очень захотелось надеть это платье.

В комнате, где сидели гости, слышался голос Хыу, разговаривавшего с командиром отряда:

— …Мать сегодня говорила мне о вашем предложении устроить ее работать на складе. Конечно, после моего ухода в армию ей будет труднее. Но Тханг уже подрос, Лиеу и Зяо устроены в детский сад, а Лан даже помогает матери в разных делах по хозяйству. Что касается трудностей, то они ведь у всех есть… Я в этом согласен с мамой. Меня беспокоит вот что: Тхангу уже седьмой год, ему надо будет учиться, а я боюсь, что мать пожалеет его и оставит сидеть дома, из-за этого у него пропадет целый год учебы, и он отстанет от своих сверстников. И еще, другое. За машиной необходим внимательный уход. Я еще и сам не понимаю, почему иногда движок барахлит. Старика Лама нет, а мой помощник Ти боится, что, оставшись один, не сможет устранять неполадки и машина станет совсем.

— А ты что скажешь на это, Шунг? Шунг ответил:

— Мы вчера на заседании комитета ячейки обсуждали вопрос, как помочь семье Хыу. Производственной группе, в которой работает Тхюи, поручено помогать ее семье…

Тунг повернулся в сторону Ти:

— А что скажет моторист о машине?

— Сделаем все, что в наших силах. Только дайте нам для машины горючее и масло…

Но тут несколько человек в один голос спросили:

— Когда же выйдет к нам хозяйка?

Оглядев себя и убедившись, что платье сидит на ней ладно, Тхюи вышла к гостям.

— Сегодня Хыу по призыву партии идет в армию. Это большое дело. Давайте проводим его в путь, пожелаем здоровья и удачи, — сказала, волнуясь, Тхюи.

— И пусть наш Хыу вернется домой с победой. Пусть покажет американским агрессорам, на что способны верные сыны вьетнамского народа.

Мы вышли в путь ночью. Небо было почти сплошь затянуто тучами, и лишь изредка на нем проглядывали далекие яркие звезды. Мы то поднимались, то спускались по дороге, проложенной всего десять дней назад и имевшей стратегическое значение. Некоторые участки ее были еще загромождены камнями, выкорчеванными деревьями, кое-где лежали груды щебня, гравия, кучи земли. Поэтому были мы вынуждены прибегать к помощи карманного фонаря, слабый свет которого помогал обнаружить поваленные деревья впереди и по бокам дороги. В наших фонарях стекла были заменены пластмассой, взятой из трубок осветительных ракет, а она сильно рассеивает свет. Вот почему мы часто наталкивались на препятствия: то на большую ветку, низко опустившуюся над дорогой, то на не замеченный нами огромный камень. Особенно трудно было идти по местам, подвергшимся бомбардировкам американской авиации. Здесь образовались огромные воронки.

Шли мы по этой дороге уже почти шесть часов. Была уже поздняя ночь. Наши вещмешки и мешки с рисом с каждой минутой казались нам все тяжелее, пот заливал глаза и стекал по спине, несмотря на то что ночью в джунглях довольно прохладно. На всем пути нам встречались группы саперов или юношей и девушек, занятых на строительстве и ремонте дороги.

Чем ближе мы подходили к перевалу, тем труднее становилась дорога, тем больше она была разрушена авиацией противника. По обеим ее сторонам попадались груды поломанных деревьев, а те, которые и устояли в этом огненном смерче, сильно обгорели. Некоторые деревья только чудом держались в земле, а их обожженные, вытянувшиеся над дорогой ветви, казалось, взывали о помощи. Мы с большим трудом перебирались через огромные завалы, вытягивая вперед руки, чтобы защитить лицо от острых веток сухого бамбука, но они все же цеплялись за наши вещмешки и больно хлестали по лицу. И вот на такой дороге, когда не знаешь, какой сюрприз еще тебя ждет, мы совершенно неожиданно увидели внизу в лощине вспышки света. Я невольно громко спросил: — Кто это вздумал здесь жечь костер?