— Президент Джонсон, кто же еще! — быстро ответил женский голос откуда-то из леса.
Мы с удивлением оглянулись, но никого не увидели. Мы только слышали шелест листьев да негромкий женский смех. На дороге появились молодые девушки с бревнами на плечах. Мы прошли уже большое расстояние и только сейчас заметили участок бамбуковых зарослей, подожженных противником, возможно, даже вчера вечером.
Сейчас огонь угасал, но иногда вспыхивал и поднимался довольно высоко, окрашивая стволы соседних деревьев в кроваво-красный цвет. Изредка налетавший ветерок раздувал искры, и огонь на какое-то мгновение вспыхивал с новой силой. В густой ночной темноте он был хорошей мишенью для американских летчиков, и нам нужно было быстрее преодолеть этот опасный участок пути.
Неожиданно впереди нас раздались голоса, послышался звонкий смех, удары молотов по камням и скрежет лопат по земле. Это группа девушек работала на строительстве дороги. Они сидели и разбивали молотками камни. Небольшой фонарь, завешанный с трех сторон, бросал тусклый свет только на руки работающих.
— Здравствуйте, девушки!
— Здравствуйте!
Один из наших товарищей забеспокоился, почему девушки работают так близко к огню, и спросил: — Почему же вы не затушите его?
— Чем же мы будем тушить? Воды здесь нет, а носить ее очень далеко.
Мы решили, что это и есть тот молодежный отряд, который ищем. Я спросил:
— Девушки, здесь перевал Б.?
— Не знаем, — ответило сразу несколько голосов.
— А еще далеко до него?
— А откуда вы идете, и зачем вам перевал?
— Мы работали на стройке, а теперь идем на перевал. Ищем семнадцатую роту.
Небольшого роста женщина, рывшая лопатой канаву, повернула к нам голову:
— Если вы хотите узнать, где находится семнадцатая рота, предъявите сначала ваши документы, а потом мы вам покажем дорогу.
И пока глава нашей группы доставал документы, она успела позвать командира взвода, которую звали Не. Это была маленькая тоненькая девушка с миниатюрными руками. Она приветствовала нас улыбкой и кивком головы, потом взяла из рук нашего руководителя документы и прочитала, осветив их фонарем. Свет, отражаясь от бумаги, падал на белое лицо Не, освещая ее красивые черты. Она вернула нам документы и сказала одной из девушек:
— Куэ! Отведи товарищей в расположение роты. Политрук сейчас находится там, у входа на наш участок.
Мы пошли за Куэ. У нее не было фонаря, но шла она очень быстро. И мы старались не отстать от нее.
Молодежь из семнадцатой роты работала на большом участке дороги. Одна группа подносила камни, другая дробила их. Невдалеке каток утрамбовывал только что насыпанный гравий. Тарахтел бульдозер, засыпавший воронку от бомб. Среди шума и скрежета раздавались голоса рабочих, что-то весело рассказывавших друг другу.
Куэ по-прежнему шла впереди; ее почти все тут знали, одни просто окликали, другие спрашивали о чем-то.
Она привела нас прямо к подножию горы, откуда брали камень. Здесь был высокий и густой лес. В лучах света фонарей виднелись тени мужчин и женщин, долбивших камни или переносивших их к машинам. Смех, обрывки разговоров смешивались с шумом молотков, дробно стучавших о камень. Повсюду чувствовалась атмосфера воодушевленного труда и общей занятости.
Неожиданно раздался сигнал трубы. Куэ заявила нам голосом, не терпящим возражений:
— Сейчас начнется налет. Быстро в укрытие!
Она выбрала для каждого из нас по толстому дереву, под которым мы должны сидеть повернувшись лицом к стволу и надев на голову каску. Все, кто долбили камни, также быстро рассеялись. И тут мы услышали целую серию взрывов, потрясших джунгли и горы. Огромные камни летели высоко над нашей головой и потом гулко падали на землю. Я осторожно повернулся и увидел, что Куз спокойно стоит около ствола, слегка повернувшись к ному лицом, и смотрит вверх, туда, где гремят взрывы. Я спросил ее:
— Куэ! А вы не боитесь, что камень может упасть вам на голову?
— Мы уже привыкли…
После того как отгрохотали взрывы, Куэ провела нас к политруку Тану. Ему не было еще и тридцати лет, но выглядел он весьма строгим.
— Ну, вы оставайтесь здесь, а я пойду обратно на дорогу. — И Куэ попрощалась с нами.
Мы последовали за политруком в большую пещеру, чтобы найти начальника стройки и доложить ему о нашем приходе и, возможно, немного подкрепиться перед сном.
Было два часа ночи. Наши повара уже проснулись и начинали готовить завтрак. Им приходилось рано вставать, так как продовольственный склад роты находился довольно далеко в лесу. Мы не стали ждать, пока будет готова еда, и устроились в гамаках скоротать остаток ночи. Я ворочался с боку на бок, но, несмотря на все старания, уснуть так и не мог и лежал с открытыми глазами, перебирая в памяти дорожные впечатления. За это время мы познакомились с юношами и девушками, которые в невероятно трудных условиях строили эту дорогу. Преодолевая с невиданным упорством и решимостью огромные трудности, под непрестанными бомбардировками и обстрелом, они совместно с воинскими частями и тысячами молодых людей из других отрядов успешно проложили через джунгли эту многосоткилометровую дорогу. Мы пришли сюда, чтобы вместе с ними завершить эту стройку, пережить все дни противоборства с врагом, все дни битвы между человеком и природой.
Скоро наступит сезон дождей. Дорога должна быть своевременно одета в камень, защищена от воды и грязи, и тогда машины свободно побегут по ней. Последние дни будут для 17-й роты днями решительных битв. Этому отряду поручили самый сложный участок у перевала Б., где только за последние десять дней было более тридцати сильнейших налетов американской авиации. Подвергая ожесточенной бомбардировке этот район, враг намеревался поколебать нашу решимость и волю к борьбе.
Бойцы 17-й роты при первой же встрече вызвали во мне прилив необыкновенной бодрости и энтузиазма. То и дело раздавался смех девушек, носивших на плечах тяжелые бревна из лесу. Они весело работали рядом с еще не потухшими пожарами от бомбардировок. Молодежь пробуждала к жизни джунгли, покоряла горы.
Только теперь я понял, почему наш политрук Тан так долго размышлял, когда мы впервые пришли к нему. Прочитав наши документы, он поджал губы и нахмурился. Политрук хотел бы принять нас, работников культуры и журналистов, широко и щедро. На складе обычно хранился запас риса на пятнадцать дней, но сейчас там почти пусто. Заместитель командира роты Лыу, ответственный за питание, допустил ошибку, не учтя того, что дорога может быть разрушена. Вот почему сейчас на стройке нет даже минимального недельного запаса, и теперь, когда дорога почти завершена, надо звонить в управление тылового строительства и просить на первой же машине подвезти продовольствие. Несколько ночей подряд Лыу ходил с бойцами встречать эту машину, но она не приехала. И вчера вся рота вынуждена была сократить дневной рацион. Люди ходили полуголодные, получив лишь по две чашки риса, но по-прежнему работали с огоньком. На стройке царила атмосфера трудового подъема, о пустом желудке люди старались не думать.
Но политрук не хотел, чтобы мы тоже недоедали. Он потребовал от Лыу сварить нам обед строго по утвержденным нормам.
Когда мы проснулись и быстро собрали гамаки, чтобы уложить их в вещмешки, рассвет только разгорался. Белая роса омывала листья и разгоняла темноту. Рабочие возвращались с ночной смены и рассаживались завтракать, устраиваясь кто где мог и весело переговариваясь между собой.
Тан ожидал нас около кухни, рядом с большим, окутанным облаками пара чаном, в котором кипятили чай. Мы устроились вместе со всеми прямо на земле. Политрук объяснил нам, что столовая и кухня все время передвигаются ближе к месту работы, поэтому здесь все так не устроено. На завтрак нам предложили вареные лесные бананы с рыбной мукой. Политрук съел две чашки, затем встал и небрежно сказал, что он привык есть мало, а сегодня еда вообще не идет в горло, так как у него болит голова. Он, как хороший хозяин, не хотел, чтобы гости увидели бедность его семьи. Позднее мы случайно узнали, что он, как и все бойцы роты, ест только свои двести граммов риса — и все. Что касается нас, то нам, как обычно, выдали по триста граммов. Потом мы испытывали угрызения совести по поводу того, что не разделили все трудности с товарищами. Мы упрекали в обмане Тана, но он только смеялся в ответ:
