– Каков вердикт?

– Годик точно отдохну, дальше будет видно.

– Значит, этот год мы должны провести сочно. Готовься, красотка, нам предстоит обойти все бары в этом чертовом городе. – Сара подняла чашку и чокнулась.

Сара не соврала. Началась череда воспоминаний с нашими похождениями. Менялась лишь обстановка и формы бокалов, наш смех оставался неизменным. И, конечно же, этот смех был разбавлен мужским раскатистым хохотом.

Ни секунды без внимания. В основном два одиноких друга, что пришли скоротать вечер пятницы. Сценарий один и тот же: притвориться, что одному из них стало плохо от нашей красоты. Я не могла сказать, что кто-то из нас был против. Мы с удовольствием проводили с ними время. Некоторые вечера заканчивались удачно, некоторые нет. Но с каждым днем Наоми менялась.

Она все чаще отмалчивалась, в отличие от болтливой Сары. К слову, сама Сара больше не казалась мне мужененавистницей. Как оказалось, у нее и вправду был нюх на плохих парней. А Наоми… Она вела себя загадочно. Могла выдерживать долго паузу и только после этого отвечать. Могла и вовсе проигнорировать вопрос, чем вгоняла парней в краску. Чем было вызвано такое поведение – я не понимала.

Бары закончились. Снова время творчества. Первая картина выглядела обычной: это была позолоченная клетка, местами в прутьях были нарисованы цветы. В самой клетке сидел нераскрывшийся бутон.

Вторая картина выглядела примерно также, вот только клетка не отливала золотом, она была серебряной. В последующих она все меркла и меркла. В конце концов, она стала черной. Бутон в ней не раскрылся, наоборот – завял.

Скука. Вот причина этому настроению. Наоми наскучил родной город, обстановка, бары. Ей хотелось чего-то нового. Новых людей, новых эмоций. Именно так я могла объяснить ее поведение, да и новое воспоминание стало тому подтверждением.

Мы сидели в мастерской вместе с наставником и заполняли заявку в ту самую центральную академию. Наставник, к слову, был стройным мужчиной с длинными волосами и татуировками, что покрывали левую руку. Он с огромным рвением заполнил мою заявку и велел немедленно собирать чемоданы, ведь был безоговорочно уверен, что меня возьмут. По лицу Наоми я поняла, что она сомневалась. Но не в том, возьмут ли ее, а в том, следует ли поступать. С этими сомнениями мы вернулись домой.

Мне бы хотелось, чтобы Наоми поделилась своими переживаниями с семьей, но она закрылась в комнате и уткнулась в телефон. Поклонники. Их так много. Они буквально заваливали мессенджеры и социальные сети заявками. Среди сотен сообщений скрывались и предложения о выставках. Предлагали как персональную выставку, так и стать частью проекта.

И все же Наоми решилась отправиться к Средиземному морю. Вырвалась из родительской клетки и серых будней. Одна. Ни один из потенциальных парней не удостоился чести отправиться с ней. Интересно то, что одиночество Наоми не пугает. Она расправила крылья навстречу новым впечатлениям и вдохновению. Вот она – любовь к себе. То, о чем мне говорили ребята. Наоми нестрашно оставаться наедине с собой – она наслаждается этими моментами. Ей не страшно открыть новые горизонты, потому что она есть у себя. И словно груз упал с плеч. Я вместе с Наоми выдохнула и приготовилась к путешествию.

В этой жизни все точно будет хорошо. Наоми умела ценить моменты. Она жадно впитывала все, начиная от сдачи чемоданов в багаж, заканчивая посадкой, пускай и пыталась скрыть эмоции на лице. Я чувствовала. Как бы ей не хотелось быть загадочной художницей, она все равно оставалась падкой на эмоции.

И снова череда рисунков. На первом была изображена девушка, сидящая спиной. На ее голове пышный венок из цветов. Сидела она на берегу моря. В небе летали чайки, солнце садилось за горизонт. Такая простая картина, но от нее веяло солью, свежестью и теплом. На второй картине – мастерская. И если я правильно поняла, то это мастерская в новой квартире. Ничего примечательного на первый взгляд, но следы в виде лепестков приковывали внимание. Если приглядеться, то и в окне все заполнено цветами. Выглядело как легкий нарциссизм. Третью картину заполнил уличный шум. Наоми изобразила местные магазинчики, колоритных и тучных продавцов, шкодливых детей, которых еле удерживали мамочки, и цветочный шлейф. Он как ветер следовал за всеми, наполняя своим присутствием. Именно такой Наоми видела себя.

Все последующие картины были схожи между собой: фонтаны, вокруг которых витали цветы, площадь, с рассыпанными лепестками и скучное белое здание. И не успела я рассмотреть его получше, как оно возникло передо мной. Пространство наполнилось звуками: сигналящие водители и людской смех. Я заметила Наоми, что стояла рядом с незнакомым мне мужчиной. Он воодушевленно что-то рассказывал, но слов его понять я не могла.

Мы вошли внутрь. Оказалось, что это выставочный зал. Мужчина настаивал, чтобы Наоми раз в сезон выставляла здесь свои картины. Его слова звучали крайне убедительно. Он широко махал руками, расписывая толпу и восторженные возгласы. Наоми льстило это внимание, но виду она не подавала. Она блаженно скользила вдоль стен, касаясь пустых рамок.

– Я нестабильна, – промолвила Наоми, одарив его быстрым взглядом.

– Никаких сроков. – Он вскинул ладони и сладко улыбнулся. – В этом вся прелесть. Эта выставка только твоя.

И вот тут я не совсем уловила суть его слов. Кто он? Почему так заинтересован в моей деятельности? Откуда столько поблажек и возможностей для молодой художницы?

– А вы щедры.

– Люблю долгосрочные вложения. Твой талант уникален. И я хочу иметь возможность прикоснуться к нему.

Двусмысленная фраза выбила воздух из моих призрачных легких. Я приблизилась к Наоми, словно могла ей помочь.

– Вы меня не интересуете, как мужчина, – голос прозвучал твердо.

– Не подумай, я не… – он растерялся. – Я не совсем это имел ввиду. Боже, какой же я идиот. – Нервный смешок сорвался с губ. – Видишь ли, был бы жив Пикассо, я бы, несомненно, желал с ним поработать. Открыть двери, предоставить возможность. Я об этом.

– Будьте осторожны в своих словах. Звучат они противозаконно.

– Я молчу, – пальцем он провел по губам, словно застегнул рот.

– Тогда можно попробовать, Давид.

В следующем воспоминании я оказалась в академии, где и выяснила, что Давид мой преподаватель. Не успела я разобраться в этом фрагменте, как Голос его сменил. Видимо, это значило, что Давид не так сильно повлияет на мою судьбу.

Эта жизнь мне все же нравилась. Она была спокойной и размеренной. Наоми не торопилась, она наслаждалась каждой секундой. Словно сумела впитать в себя все ошибки прошлого. Я понимала, что чем дольше наблюдала за ней, тем больше растворялась в ее умиротворении. Неужели можно расслабиться? Можно не переживать за то, что смерть снова станет мои другом? Это так непривычно.

Учеба и выставки наполнили мою жизнь. В чередующихся фрагментах было мало сути: Наоми возвращалась из академии и закрывалась в мастерской. В этой рутине рождались прекрасные картины. Их набралось так много, что Наоми открыла первую выставку.

Люди. Их было так много, что они стояли на улице. Все хотели увидеть цветочную художницу. Давид с довольным видом приветствовал каждого. Я отвлеклась от него и отправилась на поиски Наоми. Странно, но возле картин ее не было. Я обошла зал несколько раз, но лишь услышала похвалу в свой адрес.

– Попрошу тишины! – обратился ко всем Давид, встав на импровизированный пьедестал. – Хочу представить вам мою ученицу, безмерно талантливую художницу и невероятно красивую девушку – Наоми!

Бурные аплодисменты наполнили зал. Кто-то встал на носочки, кто-то забирался на подоконник, кто-то расталкивал людей. Все хотели лишь одного – взглянуть на нее.