– Почему? – спросил Харатан.

– Почему смеюсь? – я вытер влажное лицо рукой и зачесал назад мокрые волосы. – Забавно, только и всего.

– Книг нет, – продолжал объясняться механик. – Выпивка вам. Оставить здесь. Там командир и капитан. Тут не найти.

– Спасибо, – я потянулся за золотом, который хранил в патронташе, но самородки его не заинтересовали.

Механик покачал головой.

– Вы гость «Канопуса». Хороший человек. Лучше остальных. Я знать. Командир забрал выпивку солдат. Плохой поступок.

Мне было невдомек, чем я вызвал такое радушное отношение со стороны туземца. Конечно, неплохо завести друга, но не стоило забывать, что «Канопус» – моя тюрьма, а все остальные если не конвоиры, то точно не союзники.

С другой стороны, поспешность выводов не всегда позволяет принимать верные решения. С Харатаном я решил не торопиться.

Поблагодарив механика еще раз, я оттолкнулся от железной стены, что холодила мою спину, и пошел на выход из машинного отделения, пригибая голову у переборок.

– Как все прошло?

Сначала раздался голос, а потом передо мной возникла госпожа Трикс.

Дружелюбный тон ее голоса на языке альменов, сменила холодность во взгляде. Разумеется, нашлось место еще и удивлению, сковавшему нас двоих.

Я не знал, с чего начать. Хвала Создателю, Трикс заговорила первой, стараясь снизить градус напряжения и неловкости.

– Вы говорили, что среди чужих нужно найти друга для защиты. Харатан мой друг.

– Разумный выбор, – невольно согласился я. – Мне он тоже показался хорошим человеком.

Минута вместе, а мы не поругались и не попытались друг друга убить. Уже неплохо.

– Лейтенант, – Трикс кивнула, давая понять, что разговор окончен, и протиснулась мимо меня, двигаясь к машинному отделению.

– Вы можете стоять за себя, – проговорил я ей вслед, изъясняясь на языке альменов.

Женщина остановилась.

– Вам знаком местный диалект? – непонятно, то ли она поражена, то ли довольна таким раскладом.

– Одна и та же языковая группа, что и у народа гальзарамов. Экспедиция в те леса заняла у меня два года.

Трикс приняла это к сведению.

– В них действительно есть что-то похожее. Однако замечу, что пока гальзарамы жили обособленно, их язык не претерпел существенных изменений, в то время как альмены постоянно развивали речь и письмо, заимствуя слова соседей и преобразовывая смысл уже имеющихся. В результате разница стала существенной.

Она вдруг поняла, что сильно углубилась в тонкости лингвистики.

– Простите. Иногда я слишком увлечена, когда вопрос касается языков, – Трикс чуть улыбнулась. – И правильно было сказать: вы можете постоять за себя.

Я повторил фразу на наречии альменов, учитывая сделанное замечание.

Ей это точно пришлось по душе.

– Можно еще раз? – она подшучивала надо мной. – Прямо-таки услада для ушей. А еще добавьте перед этим…

Трикс произнесла слова, смысл которых оказался для меня неясен, но я покорно исполнил просьбу.

– Могу узнать, что это значит?

– «Был неправ».

Хитро. К тому же от мастерски расставленной ловушки переводчицы, несмотря на мокрые одежды, мне вдруг стало тепло где-то в груди.

Кивком, без слов и одними глазами, я еще раз подтвердил сказанное. Однако это было не все, а мне хотелось оставить в прошлом то происшествие.

– Госпожа Трикс…

– Лейтенант, может, не стоит? – она опять остановилась в переходе. – Мы так приятно поговорили, что я не хочу рушить наше перемирие очередным спором.

Засучив промокший рукав, я показал перебинтованное предплечье.

– В той схватке вы победили.

Порез от клинка был обнаружен мной уже многим позже, когда я оказался один в каюте и заметил кровавые капли на полу. Наша ссора не предполагала извинений, и за все время на море Облаков я не нашел момента, а может, и не хотел его искать.

Но, столкнувшись сегодня, это оказалось мне необходимо. Как и Трикс.

Она медленно чуть склонила голову. В глазах читалось уважение. Для нее это было так же неожиданно, как и для меня.

Так началось наше путешествие по реке Унукалхай. Перемирие с Трикс, начало дружбы с Харатаном и натянутые отношения с майором и его солдатами, которые вынужденно терпели меня.

Я всегда оставался на судне. На берег меня не пускали, как майор и грозился еще в Аласартипе. Зато сам Тирон вместе с двумя бойцами покидали «Канопус» у каждого встреченного поселения, чтобы обновить разведданные. Затем майор возвращался, задумчиво смотрел на исписанную мной карту и называл новые места нападения Кастора.

Судя по активности партизан и жестокости, с которой те устраивали налеты на имперские суда и аванпосты, картина вырисовывалась пугающая. Однако свои выводы я держал при себе, уверяя майора, что, когда настанет день выбирать, по какому притоку реки идти, дам точный ответ.

Его это устраивало. А пока я не создавал проблем, меня просто не замечали.

Дни опять превращались в рутину.

Подъем, прием пищи, работа с картами и бумагами по Кастору. Сухие приветствия с командой и теплые кивки с Трикс. Короткие беседы с механиком, когда он поднимался проветриться на верхнюю палубу, и раскаленное солнце, тонущее в рваных облаках и грязных водах Унукалхай.

Я все пристальнее присматривался к этой реке. И на то были свои причины.

В экспедициях, как упоминалось ранее, мне часто приходилось сражаться не столько с людьми, с которыми можно было договориться, сколько с силами природы. И, поверьте моему опыту, им чужды наши молитвы. Торговаться они не умеют и милосердия не знают.

На пиках Антареса мне противостояли горы. На Млечных Равнинах – суровая степь. В лесах народа гальзарамов то были джунгли.

Считая эти силы чем-то эфемерным или обобщенным, я не придавал им особого значения, пока однажды шаман племен Аль Нахт не помог мне прозреть. Он дал им вполне емкое имя – духи, а затем провел обряд, который позволил мне с его помощью ощутить их, почти прикоснуться. И теперь духи меня не отпускали, являя свою волю, лишенную всякой логики, но не безупречной красоты. Дуновение легкого ветерка, разразившийся страшный ливень, внезапно налетевший буран, теплый рассвет, яркое солнце – все это были духи.

И вот у Унукалхай был свой. Она присматривалась к нам, показывая норовистый характер. Если море Облаков приняло «Канопус» радушно, то река играла с нами. То позволяла беспрепятственно идти от поселения к поселению, то заставляла волочиться по опасным водам. То была спокойна, то пенилась, злясь на нас.

Мы знакомились с духом реки и показывали, на что способны. Латали все вместе обшивку судна, сообща разбирали завалы после паводков, помогали по мере сил механику, который работал на износ. А еще боролись с возрастающей жарой, надоедливыми насекомыми и жуткой готовкой нашего повара.

Когда Унукалхай проверила нас на прочность и оказалась удовлетворена, нам было подарено три спокойных дня. Строптивая река сменила гнев на милость. Мы могли отоспаться и отдохнуть.

С момента, как мы покинули Аласартип, прошло девять дней.

За утро мы повстречали уже пятую лодку туземцев и два боевых катера имперцев.

Капитан, стоявший на носу «Канопуса» и потягивавший кофе, разбавленный виски, объяснил подобную оживленность на пути тем, что отсюда начинаются владения альменов, где наша власть уже не абсолютна. У ближайшего поселения Ферацзирр велась незаконная торговля краденых и запрещенных товаров, которые вредили делам Империи.

– Рай для контрабандистов, – подытожил капитан. – Поэтому так много лодок иных и военных патрулей.

Вопросов мне не задавали, поэтому и начинать разговор я не торопился. Только обернулся, чтобы удостовериться, что рулевая не оказалась пуста, пока капитан судна наслаждается спокойным утром. В рубке находился один из солдат, которого натаскивали ему в помощники.

Странно, почему нельзя было взять больше экипажа? Свободные койки на «Канопусе» имелись.