Я выставил предплечье для защиты и погасил часть силы, вложенной в удар, но Трикс все равно добилась желаемого. Меня увело в сторону, и тут же последовал новый замах, ничуть не меньше предыдущего.

Замешкайся я на секунду, клянусь, моей истории вы не услышали бы. Каким-то чудом выставив ружье, мне удалось преградить ей путь, и клинок застрял в деревянном прикладе.

Она замешкалась, чтобы потом ее напор стал сильнее прежнего. Больше, чем того требовал бой, в котором человек хотел доказать собственную правоту. Такое чувство, будто Трикс хотела меня прикончить.

И именно осознание собственной смерти начало распалять меня.

С каждым обрушенным ударом я заводился все сильнее. Звон металла воскрешал в моей памяти забытые картины прошлого. Я видел огонь в ее глазах, знакомую злость, и это заражало меня, словно вирус. Кровь в венах закипала, а мне все меньше удавалось контролировать собственное тело.

Помню, как ее клинок рассек воздух в опасной близости от лица, срезав прядь волос.

Далее я собой не владел.

Выставил ствол таким образом, что острие ее клинка проскользнуло в кольцо спускового крючка, оказавшись зажатым в тисках. Оставалось дернуть ружьем в сторону и вырвать меч из рук Трикс.

Казалось, я начинал рычать, потому как, ударив прикладом в живот, силы точно не пожалел. Несчастную Беллу откинуло к металлической стене, выбив весь дух.

Рык перерос в рев и, приставив ствол к ее груди, не ведая, что творю, я нажал на спуск.

Повисла тишина. Никто не двигался, пораженный случившимся. Лишь «Канопус» рассекал водную гладь, почти не порождая волн.

Глаза Трикс были неправдоподобно широко раскрыты. В них отражалась вся красота звездного неба, да так четко, что я мог видеть целые созвездия и галактики. Наверное, дело в моих обострившихся чувствах, что сейчас напоминали оголенные провода.

Только благодаря этому я услышал, как на палубу упал заряженный 12-миллиметровой дробью патрон.

Видимо, перед спуском мне хватило ума передернуть затвор и разрядить ружье, чтобы спасти Беллу.

Я продолжал смотреть на нее как зачарованный, пораженный не только ее необъяснимой красотой, но и поглотившей меня яростью, что едва не заставила вновь совершить убийство.

Восемь лет я держался, но взяв в руки оружие, сразу же пустил его в ход.

Как глупо. Но тогда я не увидел бы перед собой истинную Трикс – воинственную, яростную, беззащитную и прекрасную. Испуганную.

Должно быть, чувства успели вернуться к ней, потому как из глаз потекли слезы, но никакой истерики не было.

Она рукой отвела ствол в сторону, подобрала с палубы меч и ушла прочь.

Я остался стоять там, где едва не убил ее, не в силах произнести ни слова. На солдат и сержанта мне было плевать. Они увидели то, что увидели, и едва ли поняли, что сейчас произошло на самом деле.

Когда чувство реальности вернулось ко мне, первое, на что я обратил внимание, были не солдаты, опасливо взирающие на меня, а патрон в красной оболочке, что лежал на серой палубе, словно капля крови.

Прицепив ремень обратно к прикладу, я убрал ружье за спину и присел на корточки. Делал все медленно и плавно, находясь словно в тумане. Еще какое-то время смотрел на патрон, поражаясь, как такая незначительная вещица могла забрать чью-то жизнь.

Ничтожное уничтожает великое. Парадокс, что я так и не смог принять, но которым активно пользовался всю войну.

Я должен был извиниться перед Трикс.

С этим намерением я подобрал патрон с палубы и направился в ее каюту.

Толком не представляя, что нужно сказать, я хаотично перебирал вариант, но тогда мне было неведомо о тщетности этих жалких попыток. Ведь когда я постучал, и дверь отворили, меня тут же облаяли, не дав вставить и слова.

– Довольны собой? – бросила Трикс. В ее глазах не было слез, лишь едва заметные разводы на кофейной коже. Зато злость женщину переполняла.

Или то была обида?

– Решили еще раз потешить свое эго и сказать, что были правы? Неотесанный мужлан.

У этой черноволосой бестии имелось одно удивительное качество: выводить меня из себя на пустом месте, заставляя забыть обо всем, кроме пламени разгорающегося спора.

Я не смог извиниться, как и промолчать.

– Напомнить, кто хотел того боя? – слова с губ слетали сами собой. – Кто подначивал меня, настолько веря в собственные силы, что был готов рискнуть жизнью? Ради чего? Отстоять свою точку зрения? Так вы и с этим не справились.

Меня понесло.

– Произошедшее на палубе и было тем, о чем я вас предупреждал. К чему вы не готовы. Драка без правил, самоконтроля, жалости и пощады. Но вам-то откуда это знать? Дочь посла, которой открыты все двери, а трудности и проблемы неведомы из-за протекции отца. Сегодня вы столкнулись с реальным миром, где нелепая попытка самоутвердиться едва не стоила вам жизни.

Сначала чуть не убил, а теперь еще и оскорбил.

Пришел извиниться, называется.

– Если вы закончили с нравоучениями, лейтенант, прошу вас свалить к черту с моего порога и держаться впредь как можно дальше.

Трикс захлопнула передо мной дверь, едва не врезав по носу, после чего жестко выругалась на языке альменов, упомянув что-то о моих умственных способностях, размере полового органа и с какими приправами мне следовало его отведать. Во всяком случае, так мне показалось.

И я не мог винить ее за это.

Моя реакция оказалась глупой, полной высокомерия, юношеского максимализма и неуместной. Впору было проверить, так ли на самом деле мало мое достоинство, как заявляла Трикс.

Если я и дальше продолжу так реагировать на нее, мне действительно следовало прислушаться к ее совету и держаться как можно дальше.

Все еще сжимая в руке тот злосчастный патрон, я побрел в свою каюту.

Первая неделя нашего путешествия осталась позади.

Спокойное море Облаков начинало показывать характер. Поднимался ветер, водная гладь больше не напоминала полированное зеркало, высвобождая на поверхность пенящиеся волны. «Канопус» немного болтало, но неудобств это не вызывало. Куда сильнее меня беспокоил прибрежный город, вырастающий на горизонте.

Аласартип располагался в дельте реки Унукалхай, которая из-за разгара сезона дождей уже успела согнать с гор всю грязь, окрасив голубые морские воды в порту в отталкивающие цвета серо-коричневого, зеленого и бледно-бежевого. Едкий запах прилагался.

Хотя его причиной уже были люди. Точнее, имперцы, которые привезли с собой все блага цивилизации, в первооснове включавшие торговлю, ростовщичество и услуги специфического характера, а уже потом все остальное.

Мы принесли в город грязь уже совсем иного толка. Показали прелести жизни не по средствам и заставили отказаться от гармонии духа. Вбили в их головы, что с нашей помощью здесь они смогут заработать столько, что уже сами смогут ходить в дорогих одеждах, заказывать ядреную выпивку и покупать лучших женщин.

И туземцы повелись на обманчивые идеалы, хотя только имперцы имели здесь вес, пользуясь дешевой рабсилой. Альмены покидали свои деревни, стекаясь в город чужестранцев, возведенный на их землях, отчего Аласартип рост так быстро, что не мог с этим справиться. Зверь поедал сам себя. Конец был известен, но жители продолжали торговать, заключать сделки и строить планы, словно у них было будущее.

Именно в этот бурлящий котел людей, звуков и запахов я должен был окунуться, чтобы продолжить свой путь. Только так я мог выяснить, о чем конкретно мне недоговаривал майор Тирон и что пытались скрыть агенты разведки.

Что же касается госпожи Трикс, мы не пересекались с того самого разговора в дверях ее каюты. Мудрый совет переводчицы держаться от нее подальше был как нельзя кстати, позволив мне всецело сконцентрироваться на Касторе. Едва «Канопус» причалил в порт Аласартип, я уже стоял на палубе, ожидая, пока наши механик и повар спустят трап на берег.