Я упёрла ладони в его грудь и уверенно посмотрела в его зелёные глаза:

— Нет! — с абсолютной уверенностью сказала я.

Не понимаю, на что надеялась в этот момент, ведь находилась полностью в его власти и навряд ли могла рассчитывать на то, что он ко мне прислушается, а не станет брать силой. Да и скорее всего не поймет меня вообще…

Но, похоже, что гуманоид меня понял. Он перестал меня ласкать и, с трудом отстранившись, какое-то время недоумённо всматривался в моё лицо, тяжело дыша. Мне было противно и стыдно за своё поведение и ответную реакцию организма на его ласки, и, закусив губу, я отвернулась в сторону и заплакала. Из груди рвался безумный истерический крик, и я понимала, что его сдержать мне уже не удастся. Но из последних сил я удерживала его до последнего, понимая, что хозяин не должен этого увидеть. Владелец ещё какое-то время растерянно смотрел на меня, а потом, встал с кровати, накрыл меня одеялом и, смотря на меня с виноватым видом, легонько поцеловал мои запястья со следами от цепей. Молча оделся и вышел. Хотя я даже не заметила всех его последних действий, кроме того, что он покинул комнату.

И оставшись одна, я, наконец, дала выход всем своим эмоциям, скопившимся за последнее время из-за перенесённых стрессов. Во мне словно что-то резко взорвалось, весь спектр отрицательных чувств ринулся в моё сознание бешенной кипучей смесью, которые было невозможно разделить и обдумать. Меня переполняла жалость к себе, от осознания того, что, возможно, больше никогда не попаду обратно на Землю, в свой привычный мир, не увижу дома и родных. Мысли о том, что там теперь творится с родителями, которые меня потеряли. Переживания за них заставляли мою душу сжиматься от страха и наполняли меня ещё большим отчаянием от того, что я ничего не могу с этим поделать. Меня бесила и злила ситуация, в которой я здесь оказалась, ощущая себя оскорблённой до глубины души. Положение бесправной рабыни угнетало и унижало моё достоинство. Я яростно кричала и рыдала в подушку, колотила её так, словно она была способна дать мне ответы, но глухая бессильная злость, от которой я задыхалась, была от того, что я осознавала свою собственную никчемность и неспособность повлиять на сложившуюся ситуацию, невозможность изменить произошедшие события. Во мне благим матом орала душа от противоречий, которые лишь усиливали мою боль. Было ощущение, что сейчас мои лёгкие на живую прожигают обручем калёного железа. Я понимала, что теперь меня, скорее всего, ждёт наказание за неповиновение воле хозяина — но на это уже было наплевать. Мне было стыдно и противно от мысли, что я хотела быть с ним, даже тот короткий миг женской слабости. Так я проревела в подушку всю ночь. Кричала в неё, пока у меня не закончились на это силы. А потом, когда истерика, наконец, отступила, уставившись в окно, я просто безмолвно плакала, не в силах прекратить поток льющихся слёз. Наблюдая, как поднимается за окном первое солнце, я оплакивала своё прошлое, и то, кем была в — теперь уже своей недосягаемой — жизни.

Я ревела так, словно узнала, что разом все мои родные и близкие умерли, ведь больше никогда не смогу их увидеть. Я словно была на своей собственной могиле и оплакивала саму себя. Хотя частично так оно и было на самом деле. Но в конечном итоге всё же каким-то чудом уснула.

Очнулась от ужасающей, нестерпимой головной боли, которая ненадолго отступив, казалось, вернулась с ещё большей силой. Открыв глаза, поняла, что спала всё это время в комнате моего рабовладельца. Чуда, конечно, не случилось. Я по-прежнему находилась в чужом мире, и к этому пора было привыкать.

Приподнялась на кровати и начала настороженно вслушиваться и внимательно оглядываться по сторонам, в просторах спальни своего хозяина к счастью не обнаружила. Этот факт меня, бесспорно, обрадовал, но мне предстояло как-то добраться до своей комнаты… Я очень аккуратно встала с кровати и, стараясь не трясти головой, начала осматриваться в поисках какой-нибудь одежды, чтобы накинуть её на себя. На полу нашёлся халат, но мне не хотелось идти в нём через весь замок, тем более дорогу от господской опочивальни до выделенной мне каморки я представляла себе смутно, если не сказать большего — не знала её вообще.

После недолгих раздумий решила попробовать вернуться в баню, надеть платье, в котором меня сюда привели, и тем же путем, что вчера прошла за мальчиком, вернуться в башню. Накинув тонкий, как простыня, и слишком длинный для меня халат, волочащийся по полу и обвязав его ремнём, которого хватало лишь на один полный оборот вокруг пояса, я направилась к двери. И вот здесь мой пыл поутих… Меня посетила мысль: «А вдруг меня кто-нибудь заметит в таком виде?» — и она меня совершенно не радовала, потому что ощущала себя практически голой.

Но, всё же смогла преодолеть своё стеснение и, придерживая края хламиды, направилась к лестнице. Я ступала босыми ногами по мягкому ворсу ковров. Когда уже спустилась вниз почти на половину ступеней, услышала, чьи то голоса внизу — женский и мужской. О чем они говорили, я естественно понять не могла. Кроме того, голоса эхом отражались от стен огромных комнат замка, так что мне сложно было даже разобрать, с какой стороны говорившие находились. Разговор утих, и я услышала, как эта пара куда-то пошли, я заметалась, ища, куда бы мне спрятаться, боясь, что они идут к лестнице, но так мне показалось сначала. Однако с облегчением выдохнула, когда поняла, что их уверенные шаги удалялись.

Подождав немного и с замиранием сердца прислушиваясь, нет ли звуков присутствия ещё кого-нибудь, я всё же продолжила свой спуск к подножию лестницы — на первый этаж. А далее мне предстояло пересечь огромную залу, из которой в разные стороны вели несколько коридоров. «В какой из коридоров мне нужно свернуть?» — задумалась я, застопорившись на половине своего пути.

Возвращение к воспоминаниям вчерашнего вечера не давали мне уверенных подсказок и, ориентируясь на своё внутреннее чутьё, всё же шагнула в направлении одного из них, решив, что от лестницы мне нужно повернуть направо, и пройдя с десяток метров остановилась. К счастью, выбор оказался верен, потому что, идя по нему, я почувствовала, как к концу коридора начинает теплеть… А увидев знакомую не большую дверку, почувствовала, как окончательно спадает напряжение.

Однако, войдя внутрь купальни, я обнаружила, что моих вещей здесь уже нет. Довольно долго я тщетно пыталась их найти. Голова и так адски болела, а здесь — в тепле — меня вовсе начало подташнивать. Но и ходить в этом виде по замку совершенно не хотелось. Я села на лавку и постаралась придумать хоть что-нибудь, найти хоть какой-нибудь выход из этой ситуации, и неожиданно пришла гениальная идея…

Я сняла с себя эту тряпку и оторвала от её нижнего края достаточно широкую полоску ткани, затем ещё одну по тоньше. Из них я сделала набедренную повязку, смотав её концы найденной в охапке дров проволокой, ей же закрепила импровизированный бюстгальтер. Оставшуюся часть хламиды, которая теперь по длине представляла собой среднестатистический человеческий халатик чуть выше колена, надела поверх этого всего безобразия, но так я всё же чувствовала себя более уверенно. Пояс тоже обмотала в два оборота, сцепив концы последним кусочком найденной проволоки, первый виток, сделав под грудью, а второй в аккурат по талии. В целом импровизированным костюмом я осталась довольна, а главное, что он не расходился при ходьбе, и мне не приходилось сверкать всеми своими стыдобными местами.

Теперь, чувствуя себя немного уверенней, я вернулась в залу с лестницей, но что-то мне подсказывало, что вчера вечером мы с мальчиком её не проходили. Тогда я свернула под неё и обрадовалась, поняв, что вышла к выходу на веранду. Как только зашла в неё, я почувствовала, какие прекрасные ароматы доносились с кухни, а вот оживлённые голоса, услышанные мной, ничего хорошего не предвещали. Сколько присутствующих там было оставалось непонятно… Я решила, что постараюсь прошмыгнуть через кухню не заметно и быстро пересекла веранду. Глубоко вдохнула, набираясь смелости, и открыла дверь…