Я повернулась к сопровождавшей меня девушке и со слезами на глазах, но счастливой улыбкой на губах, однако всё же до конца не веря в свое счастье спросила:

— Это правда, моя комната? — но осознала, что она меня всё равно не понимает. Да и зачем ей меня сюда приводить, если не для заселения, комната была пустой, но чистой, — Спасибо! — а затем и вовсе, расчувствовавшись, поддалась эмоциям и бросилась сама её обнимать. — Спасибо, — уже чуть тише повторила я и, взяв себя в руки, отстранилась.

Девушка была обескуражена моим поступком, но, когда я её отпустила, постаралась вернуть себе сдержанный, но при этом добродушный вид, и поправила своё платье. Но от меня не укрылось, что иномирянка растрогана моей реакцией. Дальше уже не смотря в мою сторону, она показала, что за единственной дверью, расположенной внутри комнаты находится щель в полу, которая, скорее всего, выполняла здесь роль туалета. Так же в комнатке имелась небольшая ёмкость с водой и краником, вымыться здесь, конечно, нереально, а вот для того, чтобы умыться достаточно. Потом она вынула из шкафа и поставила на стол подсвечник на три свечи.

И уже выходя из комнаты, она что-то у меня спросила, но мой не понимающий взгляд, похоже, стал для неё ответом, и лишь мотнув головой, покинула помещение, оставив меня в одиночестве. Поняв что, похоже, я действительно теперь буду жить здесь, с наслаждением рухнула на кровать и уснула, обняв подушку.

Не знаю, сколько прошло времени, но проснулась я от того, что дверь моей комнаты открыли. От этого неожиданного звука я содрогнулась и, подскочив на кровати, села, испуганно уставившись на дверь. В проёме стоял парень — подросток лет четырнадцати. В руках он держал поднос, на котором находилась глубокая чеплашка с чем-то горячим и просто восхитительно пахнущим. А ещё стакан какого-то белого напитка, похожего на молоко, хотя, возможно, это оно и было. Даже печёный пирожок соблазнительно лежал на небольшой тарелке рядом. Юноша аккуратно поставил поднос на единственный в комнате столик и, отойдя чуть в сторону, начал с интересом за мной наблюдать.

Первым инстинктом было быстрее броситься к еде, забыв о приличиях, но я себя вовремя остановила. Подставила к столу стул, и сев на него, медленно начала есть нечто напоминающее густой суп, он оказался довольно вкусным, хоть и отличался от привычного странным для меня привкусом. Горячий зелёный и немного тягучий бульон обжигал и затем разливался внутри приятной теплотой, попавшийся в ложку кусок мяса практически таял во рту. Пирожок, похоже, оказался с рыбой, или чем-то сильно на неё смахивающим. Я действительно наслаждалась едой, кажется, как ещё никогда в своей жизни, даже забыв на время про стоявшего позади меня подростка, пристально смотрящего за мной. К сожалению, съесть я смогла значительно меньше, чем хотелось бы глазами, ограничившись лишь половиной из того, что было на подносе. Вообще-то это совершенно не удивительно, ведь я впервые нормально ела с момента завтрака с родителями в Египте. Это воспоминание больно кольнуло внутри. Но я не позволила беспокойству взять верх: «Пока не время, подумаю об этом потом».

За окном тем временем начало смеркаться, и я вдруг осознала, что зажечь свечи мне нечем. Вспомнив про парня, я взяла канделябр и с добродушной улыбкой постаралась спросить, показывая ему жестами: «Как эти свечи зажечь?». Юный обитатель замка сначала задумчиво, а потом, еле сдерживая смех, наблюдал за моими кривляньями, но, к моему счастью, понял, что я от него хотела. Как оказалось, в сердцевину подсвечника был воткнут штырь, покрытый каким-то странным веществом, и при небольшом трении этого материала об фитиль свечки, происходило возгорание последнего. После того, как с этим разобрались, подросток собрался забрать поднос со всем на нём оставшимся, но я не дала ему этого сделать, попросив жестами оставить. Надеялась, что позже всё же смогу доесть, хотя бы пирожок с молоком. Он ничего не сказал, лишь пожал плечами и скрылся за дверью.

С улицы подул прохладный ветер, и я озаботилась новым вопросом: «Как закрыть окно?» Но после недолгих поисков нашла элементарный деревенский способ — ставни. И вот теперь, поев и оставшись одна в уютной комнатке, попыталась сама себя подбодрить:

— Ну, что ж… Не так уж всё плохо, — и даже попробовала улыбнуться своему размытому в железном отполированном подносе отражению, но вышло это плохо. У меня больше не было для всего происходящего успокоительных оправданий.

«Я действительно сейчас не на Земле! И смогу ли когда-нибудь вернуться домой? — Неизвестно…» Но полностью погрузиться в свои глубокие раздумья, лёжа на кровати и смотря на то, как тлеют свечи в подсвечнике, я не смогла. В дверь тихонько постучали.

Встала и, взяв переносной свет, я направилась к двери, но пока выполняла все эти действия, стук повторился вновь. За дверью обнаружился мальчишка — уменьшенная копия того, который до этого приносил мне еду. «Они братья…» — промелькнула в мыслях неуверенная догадка. Он с любопытством смотрел на меня и, смущённо улыбаясь, поманил за собой.

Я вышла в коридор и застыла в нерешительности, а потом, всё же взяв себя в руки, постаралась рассудить рационально: «Да чего мне теперь здесь бояться? Тем более в этом замке со мной происходило пока только хорошее. И этот ребёнок мне явно ни чем не может угрожать». Он ещё раз повернулся ко мне и, лишь убедившись, что я, больше ни минуты не сомневаясь, поспешно следую за ним, скрылся за поворотом.

Мы спустились вниз, прошли через огромную, сейчас уже пустующую кухню. Я краем глаза заметила, что в одном из чанов стоит тесто, напоминающее дрожжевое, и гигантская сковорода на выключенной плите, наполненная чем-то похожим на чищеную картошку. Мы преодолели террасу, из которой вели ещё две двери: одна — в сад, а другая, как оказалось, в другую часть замка — хозяйскую. Осознав это, я начала всячески тормозить наше передвижение, каждую минуту оглядываться по сторонам, боясь чтобы никто нас не заметил, но мальчик упорно и целенаправленно куда-то меня вёл. Мы прошли ещё несколько огромных комнат, назначения которых в темноте не могла определить, а нашего света для их освещения не хватало.

Но когда мы свернули в длинный коридор, то прежде чем достигли специально отведённой комнаты, мне удалось понять, куда именно направляемся, и в предвкушении я начала улыбаться глупой счастливой улыбкой. Потому что почувствовала, как в этой части замка тепло, а стоило открыть дверь в одноэтажную пристройку — на меня дохнул тёплый пар. Это была огромная комната, посреди которой располагалась гигантская ванная по виду и размеру напоминавшая скорее небольшой бассейн, наполненная горячей водой, вглубь неё вели две лесенки по три ступеньки с двух противоположных сторон, а к бортику снаружи посудины целых пять точно таких же приступков. Пол в комнате был каменный и тёплый, с трёх сторон находились большие котлы с дровяной топкой и каменками. Я была изумлена и от радости чуть с ума не сошла, предвкушая своё удовольствие от долгожданного и столь необходимого мытья. И уже совсем не веря столь приятной неожиданности, тихо спросила у маленького иномирянина:

— Это мне? — стараясь объясниться при этом ещё и жестами.

Он мне в ответ лишь утвердительно закачал головой. И за сегодня это был третий раз, когда была готова расплакаться от счастья, находиться в этом замке мне определенно начинало нравиться. Окончательно расчувствовавшись, я с благодарностью обняла ребёнка и поцеловала его в щёку. Сорванец засмущался и убежал.

Такой восхитительной бани-ванной я не принимала никогда! Сначала погрелась немного на каменных лавках, предварительно поддав немного воды на камни и проверив, не прогорели ли дрова в топке — а в одну из печей я даже подкинула поленце. На моё счастье их устройство не отличалось от повсеместно применяемого в простых деревенских банях на родной планете, а мне в них купаться доводилось.

Израненную кожу от выступившего пота защипало почти нестерпимо, от чего погрузиться в этот небольшой бассейн с горячей водой оказалось ещё приятнее. Я пару раз проплыла туда-обратно, насколько это позволяла её площадь, и принялась за самомассаж. Моим болящим мышцам это было просто необходимо, проведя осмотр собственного тела, я поняла, что его треть представляет собой огромный синяк, уже начавший местами цвести.