Он взглянул на отца и поймал на его лице проблеск надежды. Да, он смирился с решением Хэла, благословил его в путь. И все же в глубине души желал, чтобы сын отказался от гибельной затеи...

Хэл любил отца в этот миг как никогда — за то, что тот не обременяет его этой надеждой, хранит ее в себе. И все же видеть ее было больно.

«Но вспять безумцев не поворотить...»

Он вскинул голову, безуспешно попытался поймать взгляд Дугласа, направленный куда-то на его ухо, и сказал, громко, обращаясь, скорее, ко всем собравшимся:

— Благодарю за оказанную милость, которой я, несомненно, не заслуживаю. И потому не приму ее...

Возмущенный гам обрушился проливным дождем; даже те, кто минуту назад сочувствовал Хэлу, теперь горячо осуждали его. Они проявили снисхождение, а неблагодарный мальчишка отшвырнул протянутую руку — и ради чего? Видать, правду говорят, общение со Свершителями помутняет разум...

Дуглас поднял руку, и шум не сразу, но постепенно начал стихать.

И тут вдруг заговорила старуха, про которую Хэл успел забыть, полагая, что она не вмешается:

— Дирхель Магуэно. — Голос у нее был сиплый, а изборожденное морщинами лицо походило на высохшее речное русло. Седые волоски торчали из его впадин и складок, как мертвые растения. — Хоть ум твой и затуманен, все же подумай о своих родителях. Подумай о сестрах, их детях и детях их детей. Твое изгнание принесет им вечный позор, ты уйдешь и встретишь свою судьбу, а они останутся. И до конца своих дней будут нести тяжкую ношу. Стоит ли этого твое упрямое безумие?

Ладонь Пола взмокла в руке Хэла. Тот мягко высвободил ее и поклонился старухе.

— Не стоит, матушка. Вина за случившееся останется со мной до самой смерти... но Свершитель Эдвард Райни… — Тут Хэл снова выпрямился и окинул взглядом людей, напряженно застывших в ожидании его ответа. В первых рядах стояли, обнявшись, две старшие сестры, отчаяние погибающих читалось на их лицах. Во рту у Хэла пересохло, но он так же твердо закончил: — Свершитель Эдвард Райни мой друг, и я не откажусь от этой дружбы.

Едва смысл слов дошел до собравшихся, произошло нечто жуткое. Толпа как будто сгустилась и потемнела, словно грозовая туча, и разом со всех сторон надвинулась на Хэла и его отца. Отдельные составляющие ее люди исчезли, как теряются капли дождя в потоке ливня, слились в единое угрожающее, вопящее лицо толпы.

Только тут Хэл понял, почему за ним пришли десятеро крепких мужчин во главе с кузнецом. Вовсе не для того, чтобы предотвратить его побег — куда он денется?

Они пришли и оставались все это время на месте, чтобы его защитить.

Кольцо их сжалось, принимая на себя давление множества тел, и Хэл с трудом преодолел желание вцепиться в отца, точно ребенок. С таким чувством смотришь на сходящую с гор лавину или реку, неотвратимо разливающуюся при наводнении. Крики и жуткие проклятия сыпались со всех сторон, в воздухе мелькали сотни сжатых в кулаки рук, готовых обрушиться на Хэла.

На миг в просвете между людьми он заметил Аганна. Тот оперся спиной о валун и, скрестив руки на груди, с улыбкой наблюдал эту дикую сцену. Видать, сообразил наконец, что делать-то ничего не надо. Хэл сам выроет себе яму.

— Прекратите! Перестаньте! — раз за разом выкрикивал Дуглас, распихивая вошедших в раж людей. Кого-то отшвырнул прочь, кому-то отвесил затрещину.

Но угомонить триста с лишним человек не так просто. Лишь убедившись, что до жертвы не добраться, толпа отступила и начала потихоньку успокаиваться, ворочаясь, как потревоженный зверь.

Хэл и Пол медленно расцепили руки. Хэл судорожно хватал ртом воздух. Голову словно сжимал обруч, все тело одеревенело от напряжения. Чувства раскачивались маятником, от ярости до обиды, от разочарования до ужаса.

Невероятно, что люди, знавшие его с младенчества, вот так на него накинулись, словно он кого-то преднамеренно и жестоко убил! А ведь речь шла всего лишь о дружбе с человеком, которого считали чудовищем без всяких на то оснований!

Он хотел бы сейчас все это сказать, но не мог, сил не осталось. Хэл с трудом держался на ногах и просил Всемогущего только о том, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

Дуглас, встрепанный, в измятой и местами порванной одежде, снова поднял руку. Держал ее довольно долго, пока не установилась относительная тишина, прерываемая истерическими всхлипываниями женщин.

— Хэл Магуэно, — Дуглас понурился и теперь смотрел прямо себе под ноги, — поскольку ты упорствуешь в своих заблуждениях, нам ничего не остается, кроме как просить тебя уйти. В Калье запрещены всякие отношения со Свершителями, и мы не потерпим человека, который не следует этому правилу.

Вновь поднялся шум, но уже не такой сильный — грузная словесная толкотня, общее согласие, облетевшее толпу, точно ветер. Лишь два женских голоса вскрикнули и зашлись в рыданиях, а плечо Пола дрогнуло, словно в нем что-то сломалось от этих слов.

Хэл на миг прикрыл глаза и вдруг ощутил на лице солнце. Пока суть да дело, день неуклонно катился к полудню.

— Ступай, — произнес Дуглас, все так же не глядя на Хэла, — пусть Всемогущий пребудет с тобой и наставит на правильный путь.

«Телохранители» Хэла, окружив его плотным кольцом, начали пробираться сквозь толпу. Впрочем, люди расступались сами, чтобы не приведи Всемогущий, не оказаться на пути изгоя. Хэл вдруг вспомнил, что точно так же жители Вьена расступались перед Эдвардом, и слабая усмешка коснулась его искусанных губ.

В любом случае он был страшно благодарен кузнецу и его друзьям, несомненно, спасшим их с отцом от ужасной смерти. И надеялся, что они останутся рядом до самого последнего момента.

Пол как в воду глядел — и речи не зашло о том, чтобы Хэл зашел домой, собрался и прочее. В гробовом молчании процессия прошествовала через всю деревню и остановилась ровно у последнего дома. Хэл смутно вспомнил, что это дом самого кузнеца. Хороший дом, справный, с просторным, чистым двором.

Он удивился, что думает о каких-то посторонних, нелепых вещах в такой миг. Миг, когда жизнь круто поворачивает свое течение, а что там, за поворотом, никто не знает, быть может, смерть.

И все же в глубине души Хэл знал, что там не смерть. Она, конечно, придет рано или поздно, но случится это не в результате его сегодняшнего решения. Он не смог бы объяснить, откуда знает это, просто знал, и все.

Люди столпились за его спиной, словно их удерживала невидимая черта, пересечь которую мог только Хэл. Он еще раз крепко сжал ладонь отца, упорно глядя в сторону — понимал, что совсем расклеится, если увидит его слезы.

И решительно шагнул вперед.

***

Хэл шел через поле под ослепительным летним солнцем, вокруг волновалась трава, которую уже вполне можно было в очередной раз косить.

Да только он уже никогда не придет сюда ранним утром, не взмахнет косой, рассыпая брызги росы, не вдохнет неповторимый запах свежесрезанных стеблей. Быть может, это и случится с ним когда-нибудь, но не здесь. И наверняка не в ближайшие годы.

Хэл шел и плакал. Даже не заметил, как слезы начали струиться по щекам. Трава негромко шелестела, чуть сгибаясь под слабыми дуновениями ветра, потрескивали цикады. Но ни единый звук не доносился из-за спины, где осталась прежняя жизнь. Деревня провожала Хэла в полном молчании.

Ну хотя бы без проклятий.

Солнце сильно припекало, от утренней прохлады не осталось и следа. Хэл шел в одной рубашке и даже не думал о том, что будет делать, когда наступит вечер, что будет есть, где ночевать. Боль заполнила все его существо без остатка, и он желал сейчас только одного — дойти до леса, где его никто не увидит. Не упасть прямо посреди поля, на глазах у отца, который даже не сможет подбежать и помочь.

Потому что ему не позволят.

Всемогущий был к нему благосклонен. Достигнув края леса, Хэл прошел чуть дальше, чтобы его точно не было видно за деревьями, и рухнул на колени. Из груди рвались тяжкие стоны, он обхватил себя руками, словно смертельно раненный в живот, удерживающий руками собственные внутренности. Он так себя и чувствовал, как будто неведомый монстр выхватил зубами огромный кусок мироздания, и страшная рана обильно кровоточила.