Зато стало понятно, откуда у Эдварда, его погодка, такая чудовищная сила в руках и плечах — с детства он фактически в одиночку выполнял всю тяжелую работу в доме. Таскал воду из колодца, рубил и носил дрова, чистил хлев — Райни не держали корову, только трех коз, но возни с ними было не меньше.

Времени, чтобы болтаться по лесу, как это привык делать Хэл, у Эдварда просто не было, поэтому как-то само собой получилось, что Хэл стал частым гостем в усадьбе Свершителя и, болтая с Эдвардом, помогал ему, чем мог. Не будешь же сидеть и смотреть, как друг надрывается!

Хозяйка, Альма Райни, как и Эдвард, смуглая и черноволосая и почти такая же крепкая, была явно не в восторге от приятеля сына, но ни словом не возразила против их дружбы. На почтительное приветствие Хэла обычно рассеянно кивала, ловко отворачивалась, взмахнув подолом домотканого платья, и снова работала, работала, работала.

Но жизнь Эдварда не состояла, как можно было ожидать, лишь из тяжелого каждодневного труда.

В одном из сараев-пристроек была оборудована небольшая мастерская, и, увидев ее через пару недель после знакомства, Хэл пришел в восторг.

— Ты все это сделал сам? — поражался он, рассматривая стол, заставленный прозрачной стеклянной посудой, шеренги пузырьков, бесчисленные связки трав под потолком, и особенно немного раскоряченное, с вылезающими кирпичами, но весьма крепкое сооружение в дальнем углу мастерской: — Это же стеклодувная печь, верно? Но как ты ее построил?

— По книге, — слегка смущенно пояснил Эдвард.

Он поманил ошарашенного Хэла за собой. Солнце опустилось за лес, воздух был прозрачен и холоден, с тем особым привкусом, который появляется только в преддверии зимы, когда по ночам уже подмораживает. Бледно-голубое небо еще светлело, но под деревьями воцарилась темнота.

Нана и Тор считали Хэла своим и даже не поднялись с теплой соломенной подстилки, когда мальчики прошли через двор к дому, лишь лениво проводили их взглядом желтоватых глаз.

Хэл вступил в узкую переднюю с некоторой робостью — Эдвард впервые предложил ему зайти в дом. Стащил сапоги и почему-то на цыпочках прошел вслед за другом в общую комнату. Просторная, с камином и яркими лоскутными ковриками на гладком деревянном полу, она ему сразу понравилась. Справа, из-за закрытой двери кухни, доносилось позвякиванье и вкусно тянуло тушеной капустой — Альма готовила ужин.

Эдвард приложил палец к губам и знаком велел Хэлу идти следом. Они поднялись по потемневшей от времени деревянной лестнице на второй этаж, в коридор которого выходило четыре двери — три с правой стороны и одна с левой. Эдвард подошел к самой дальней двери и открыл ее.

В лицо пахнуло теплом, запахом пыли и разогретой ткани. Жарко горел камин, хотя здесь явно никто не жил, и Хэл удивился подобному расточительству. Умирающий за окном осенний вечер делал комнату еще уютнее.

С двух сторон от камина стояли мягкие кресла, они так и манили сесть и понежиться в тепле, под толстым шерстяным пледом. А у стен расположились два объемистых шкафа, наполненных... книгами?

Хэлу захотелось протереть глаза — да, это были книги, они стояли ровными рядами, корешок к корешку. В это невозможно было поверить, целое состояние!

Ни Хэл, ни его домашние не умели читать и писать — никто, кроме Майло, у которого из-за болезни хватило времени овладеть этим непростым искусством. Но и он, хоть и пыжился, ни разу в жизни не держал в руках настоящей книги, а умение писать сводилось к способности с грехом пополам накарябать свое имя.

Созданные еще до Исхода, сохранившиеся от погибшей цивилизации, книги ценились очень дорого. Увидеть их так много в одном месте было равносильно шансу наткнуться при вскапывании огорода на алмаз с кулак величиной.

— Откуда это у вас? — прошептал Хэл, с восторгом и ужасом наблюдая, как Эдвард снял с полки пухлый томик и перелистал хрупкие страницы.

— Смотри, вот конструкция стеклодувной печи, — как ни в чем не бывало произнес он, демонстрируя рисунки потрясенному приятелю, — а вот здесь написано, какой должна быть стекломасса, как ее приготовить и как выдувать. Это не очень сложно, надо только приноровиться. И подобрать правильный состав.

— Да я не о том! — Хэл обвел рукой комнату. — Все эти книги, откуда они? Если бы твой отец их продал, ему до конца жизни не пришлось бы работать, тем более Свершителем!

Смуглое лицо Эдварда потемнело еще больше, он аккуратно вернул книгу на полку.

— Свершительство не работа. Это судьба.

— В каком смысле? — не понял Хэл.

— Мой дед был Свершителем, отец тоже... и я когда-нибудь стану. — Эдвард говорил без всякого надрыва, как человек, давно смирившийся с тем, что его ждет. — А книги... они достались случайно еще моему деду, когда он приехал в эти места. Отец решил их сохранить на случай, если все станет... совсем плохо. Но он их даже не читает, а они удивительные! Они такие необыкновенные, если бы ты только знал!

Хэл с изумлением наблюдал, как всегда мрачное лицо друга вспыхнуло внутренним огнем, непроницаемые глаза оживились и засверкали. И, еще не зная, что судьба его вновь решена, произнес:

— Я хочу знать. Научи меня!

Наступила неизбежная зима, закружила, завьюжила, завалила дома снегом до самых крыш.

Но урожай в этом году собрали отменный, подвалы и погреба ломились от провизии. Все наслаждались заслуженным отдыхом у жарко натопленных печей, пощелкивали семечки и орешки, вечерами рассказывали сказки, а после Новогодья принялись играть свадьбы.

Кое-кто удивлялся, почему почти не видно Хэла Магуэно, непременного участника всех деревенских событий. Нат и Бен даже набрались храбрости и пришли к нему домой, но Майло их так шуганул, что мальчишки бежали без продыху аж до противоположного конца деревни.

Больше они о Хэле не заговаривали, словно по какому-то негласному уговору, хотя Клод и Себастьян дни напролет проводили в компании более старших парней. Должно быть, им удалось вырваться, а бедняга Хэл попал в передрягу, засадил его Майло за работу на всю зиму.

И в каком-то смысле они не ошибались. Хэл в самом деле засел за работу, которая отнимала почти все его время. Научиться читать и писать куда как непросто, а Эдвард оказался весьма требовательным учителем. По снегу не очень-то побегаешь в лес и обратно, так что Хэл получал огромные домашние задания, выполнять которые приходилось на чердаке или ночью, когда Майло засыпал. Бумагу и чернила, которых, естественно, в доме Магуэно не водилось, ему давал Эдвард, со строгим наказом экономить и стараться писать помельче.

Этот дар поверг Хэла в легкий шок, а когда приятель не моргнув глазом присоединил к нему еще и книгу с картинками и огромными буквами — специально для чтения, — Хэл окончательно потерял дар речи.

Сжимая в руках книгу, он вдруг почувствовал, как внутри что-то сдвинулось, а потом словно вспыхнуло и засияло ровным светом. До этого момента Хэл порой внутренне посмеивался, уверяя себя, что завязал эту дружбу со скуки, а еще чтобы в красках расписать деревенским мальчишкам, как побывал в доме Свершителя и что за жуткие вещи там видел.

Никаких жутких вещей Эдвард ему не демонстрировал, но Хэл придерживался той точки зрения, что приврать иногда даже полезно — для более яркого впечатления и, так сказать, полноты картины.

Но теперь, когда ему вот так, запросто, дали вещь, продав которую можно было купить корову, а то и двух, его вдруг охватил восторг, смешанный со стыдом и, пожалуй, даже со страхом. Подобное доверие нельзя предать, иначе до конца жизни перед собой не отмоешься.

Но восторг оказался сильнее, он быстро заглушил и страх, и угрызения совести, и даже чувство самосохранения. Хэл точно знал лишь одно: он без ума от историй, которые Эдвард читал ему у камина в библиотеке дома Свершителя. За окном падал снег, но Хэл видел перед собой сияющий морской простор и лихих пиратов на кораблях с туго надутыми парусами, или прерии с золотистой травой, или покрытые белыми шапками вечных снегов горы...