«Дурачина, беги! — надрывался внутри один голос. — Дождись темноты, проберись к дому Свершителя и, когда Эдвард откроет дверь, ставь ногу между ней и косяком и говори, говори, пока все не расскажешь! Он поверит тебе, он любит тебя! Только не трусь, не теряй времени!»

«А как же клятва? — возражал другой голос — того Хэла, который решил забыть обо всем и начать новую жизнь. — Натан и компания сами по себе не стоят того, чтобы хранить ей верность, но вдруг она сработает и на Эдварда и впрямь падет какое-нибудь проклятие? А вдруг они поджидают меня и застукают у его дома? А вдруг Эд оттолкнет меня и не простит?! И если не простит, как мне потом жить-то дальше?»

Мысли все кружились и кружились на одном месте, точно рыбина с перебитым хребтом, и когда Хэл опустил руки, ничуть не удивился, обнаружив, что за окном уже почти темно.

С минуты на минуту соглядатай — если он был — потеряет терпение и полезет в дом, проверить, куда же подевался его подопечный, почему не присоединяется к общему веселью.

— Будь что будет, — прошептал Хэл, осторожно отворяя заднюю дверь. Сухое дерево под пальцами показалось странно холодным и как будто мертвым. Впрочем, весь дом давно мертв, скончался вместе со своими хозяевами. Это было ужасно, и в то же время играло на руку Хэлу.

Одна из досок забора поддалась под рукой, и Хэл, отодвинув ее в сторону, с трудом протиснулся в образовавшуюся щель. Все-таки мальчишеские годы миновали, а субтильным он никогда не был.

Надвинув пониже еще влажный капюшон плаща, он накинул на оба плеча ремни котомки и быстро зашагал по узкой улочке, влившейся, точно ручеек, в улицу более многолюдную и шумную.

Солнце уже почти село, багровое небо накрывало Вьен, словно сотканный из остроконечных темных силуэтов. Но уже вспыхивали одна за другой гирлянды разноцветных фонариков, а со стороны площади донеслись звуки музыки — там начинались танцы.

Хэл пробирался сквозь толпу, оставляя площадь с правой стороны. Он уже неплохо ориентировался в городе, хотя углубляться в самые закоулки не рискнул бы. Но это и не нужно, по его расчетам, он выйдет на нужную улочку с противоположной от центра стороны и никто не обратит на него внимания.

Слежки он больше не боялся — в вечернем полумраке, с капюшоном, опущенным на лицо, никто не узнал бы его даже на расстоянии в несколько шагов. Тем более что на улицах с каждой минутой прибавлялось людей, наряженных в карнавальные костюмы и маски, и Хэл даже пожалел, что не раздобыл маску и для себя.

Но кто же знал, что все так повернется?

Идти было недалеко, но узкие улочки петляли туда и сюда, проваливались во дворы и заканчивались заполненными темнотой тупиками. Музыка звучала то справа, то впереди, то сзади. Наконец Хэл в отчаянии понял, что заблудился. Проклятый Темным город водил его, точно блуждающий огонек по топи, не давая приблизиться к Эдварду, а спросить дорогу он, понятное дело, не мог.

И снова запел свою песню тот самый второй голос, который Хэл втайне ненавидел, хоть и был вынужден к нему прислушиваться: «Оставь эту затею, пока не поздно, возвращайся на площадь, музыка приведет тебя к ней, выпей, развеселись, подцепи какую-нибудь девчонку, поживи хоть немного по-человечески, Темный тебя забери!»

Но он упрямо шагал и шагал, спотыкаясь, шлепая по грязным лужам, задыхаясь от вони сальных свечей, сырой соломы и чужих кухонь.

И тут на плечо легла тяжелая рука.

— Эй, малый, далеко собрался?

Хэл оцепенел. Медленно повернулся, ожидая увидеть кого угодно, вплоть до Джо Аганна.

Перед ним стояли четыре высоченные фигуры в кожаных нагрудниках, с мечами на поясе. Лица сливались с темнотой, глаз не видно, лишь слабые отблески на шлемах подсказали Хэлу, что перед ним не призраки.

Стража. Всего лишь патруль.

Хэлу стало одновременно легче и страшнее.

— Я, э-э-э... — начал он, понятия не имея, что скажет. — Немного заплутал... кажется.

— Так и есть, — многозначительно заметил стражник и отпустил его плечо, — эта улица приведет тебя прямиком к дому Свершителя, так что лучше поворачивай назад.

— Свер... как вы сказали? — Хэл распрямился и со всей силы хлопнул себя по ляжкам, аж ладони заболели. — Чтоб меня Темный сожрал, вот спасибо, уважаемый, выручили! Не местный я, города не знаю, а так хотелось винца выпить... далеко ли таверна «Сладкий кубок»?

— Эт ты далеко забрел, малый, в другой стороне она, — патрульный ткнул влево рукой в огромной перчатке, — «Чертополох» ближе, вот по этому переулку да направо, в двух шагах.

— Спасибо, вот спасибо, уважаемые, пусть Всемогущий подарит вам всяческого счастья, удачной службы да жен хороших... — Бормоча эту чушь, Хэл свернул в указанный патрульным переулок, где сразу же остановился и подождал, пока четверка пройдет мимо.

Когда тяжелые шаги удалились в сторону площади и стихли, выскочил из своего убежища и продолжил путь по прямой — насколько это возможно на улице, кривящейся то вправо, то влево, точно пораженная болезнью ветка дерева.

Здесь было совсем безлюдно, в темных громадах домов ни огонька. Все горожане собрались на площади и прилегающих к ней улицах, и Хэл мельком подумал, что ворам сейчас раздолье, залезай в любой дом, никто ничего не заметит.

Постепенно с левой стороны исчезли последние строения, потянулись дремучие заросли, кусты и деревья, словно Хэл по волшебству перенесся из города в лес. Он приободрился — обрывочные воспоминания подсказывали, что дом Свершителя стоит наособицу, как раз среди таких зарослей. Дома с правой стороны выходили на улицу глухими задними стенами без единого окна. Луна поднялась высоко в ясном небе, и в ее свете они напоминали неприступные скалы, глухие и слепые к людским горестям.

Хэл чуть замедлил шаг, ступая как можно легче и поминутно оглядываясь, хотя за ним никто не шел. Улица, залитая ярким лунным светом, была видна, как на ладони. Звуки празднества доносились сюда отголосками, словно с другого края земли. В пугающей тишине лишь слабый ночной ветер шевелил кроны деревьев, приносил с собой успокаивающий аромат влажной коры, мха и листьев.

Внезапно впереди мелькнул слабый свет, почти сразу распавшись на два огонька. Первый этаж дома и второй, догадался Хэл и воспрял духом. Два источника света означали, что и в доме, соответственно, двое, зачем бы одному человеку жечь огонь впустую?

И он невольно ускорил шаг.

Домишко был неказист с виду — приплюснутый, со слегка просевшей крышей, заваленной гниющими опавшими листьями, хвоей и сухими ветками. Над дверью крошечный козырек для защиты от дождя, из окна первого этажа, забранного железной решеткой, струился слабый свет одинокой свечи.

Решетка на окне, первый раз такое вижу, удивился Хэл. Мельком взглянул на два окна второго этажа. Там решеток не было, а малиново-алый отсвет наводил на мысли об огне в камине. Хэл шагнул ближе к дому, чтобы получше все рассмотреть...

Сокрушительный удар в спину швырнул его вперед, он едва успел подставить руки, чтобы не впечататься лицом в булыжную мостовую. Ладони ожгло болью, но Хэл тут же забыл о ней, потому что в позвоночник уперлось чье-то колено. Твердые, как сталь, пальцы сомкнулись на шее и сдавили так, что перед глазами поплыли разноцветные круги.

— Ты что здесь забыл, ублюдок? — прошипел прямо в ухо дрожащий от ярости голос, который Хэл без труда узнал. — Думаешь, раз Свершители, можно громить дом, бить стекла и ничего не будет? Сейчас я преподам тебе урок, больше сюда не сунешься и дружкам передашь, чтоб не совались, понятно?!

***

На эмоциях Эдвард всегда становился косноязычным, это уже навсегда, подумал Хэл, разевая рот, как рыба, в тщетной попытке что-нибудь сказать.

Пальцы на шее разжались, переместились на плечо и грубо дернули, переворачивая Хэла на спину с такой легкостью, словно он весил не больше пуховой подушки. И тут же на левую щеку обрушилась могучая затрещина; залитая лунным светом крыша дома покосилась перед глазами и даже как будто перевернулась вверх тормашками.