Юля снова повернулась на бок, чтобы посмотреть в глаза Сережи. Она никогда не рассказывала ему о том, что ей пришлось пережить в те дни, когда бабушка заболела. Она хотела оградить его от переживаний. Но если он хотел знать правду, она не собиралась скрывать её от него. Он имел право знать все.
— Врачи мне объяснили на следующий день, что за тот месяц, что бабушка была на морфии, у неё возникла зависимость, — как можно деликатнее пыталась объяснить девушка. — Но тогда я действительно думала, что ей больно, когда она начала кричать: «Укол! Где укол?». Я пыталась успокоить её, разговором отвлечь от боли, но у меня не получалось. Ночью стало совсем плохо. Она кричала от боли, металась по кровати. Когда я попыталась успокоить её, она начала кричать на меня. Она говорила мне такие вещи, Сережа… Она называла меня последними словами за то, что между нами было. Говорила, что правильно ты сделал, что бросил нас здесь, ведь мы обуза для тебя. Я пыталась не слушать, но её слова словно запечатывались в моей памяти, а слова проникали глубоко в сердце. Не знаю, как пережила ту ночь. Но утром, когда приехал Денис с лекарством, я чувствовала себя последней…
Юля покачала головой, пряча взгляд от мужчины, что не смел перебивать её. Но она видела, что он был в бешенстве. По тому, как у него блеснули глаза, по сжатым кулакам, по острым напряженным скулам, девушка понимала, что он сдерживается из последних сил, чтобы смолчать. Но ей сейчас не нужны были его слова поддержки. Она уже давно пережила ту историю.
— Тогда Денис предложил переехать ко мне на время летних каникул. Я так боялась и была так благодарна ему за то, что он не бросил меня разгребать все самой. С тех пор стало легче. Баба Катя никогда не говорила со мной о той ночи, словно она и не помнила о ней, но ей стало намного хуже. Она практически не говорила, только стонала. Она перестала чувствовать своё тело, перестала двигаться, и нам приходилось купать её и надевать ей подгузники. Я не буду посвящать тебя во все детали, но скажу только, что если бы не Денис, я бы сошла с ума. Я бы не справилась. И я понимала это. Мы оба это понимали. И тогда я поняла, что начала злиться на тебя. Злиться на то, что ты нас оставил, что не боролся. Злилась, что мне приходится делать все без тебя, хотя ты — старший. Я так тебя любила, но так была в тебе разочарована. И меня всюду преследовали слова бабы Кати о том, как неправильно то, что мы с тобой были вместе. А потом бабушка умерла.
Юля замолчала, пытаясь найти в себе силы на то, что было дальше.
— Помнишь письмо, что я тебе написала? Ты говорил, что читал его, — спросила Юля и продолжила только после того, как Сережа утвердительно кивнул. — Это был словно выплеск всего, что я хранила в себе все время, что тебя не было. Вся обида, что была во мне, вышла на те листы. Вся злость на тебя. Ушло все и я вдруг поняла, что внутри меня пустота. Не было той любви к тебе, что всю жизнь горела во мне. Я так долго обижалась на тебя, но упорно пыталась это игнорировать, и еще твое молчание… Они лишили меня уверенности в себе, уверенности в нас. Я больше не верила в твои чувства, сомневалась во всем. А потом я попала в детский дом. Знаешь, моей первой мыслью было то, что мне оттуда не выбраться. Я знала, что ты не придешь меня спасать. В первую ночь, когда я там оказалась, к нам в комнату пробрался парень. Его звали Антон, как я потом узнала. Он зажал мне рот, чтобы я не закричала, и начал шарить рукой под одеялом, щупая меня. Видимо я сначала была сонной и не сразу поняла, что происходит, а когда поняла, начала пытаться освободиться. Я махала руками и задела лампу на столике, что заставило проснуться девочку, которая спала рядом со мной. Только это спасло меня тогда. Антон не убежал, он просто выругался и медленно вышел, даже не оглянувшись на нас. Утром я обо всем рассказала воспитательнице. Она не поверила мне и, когда я попросила девочку, которая все видела, подтвердить мои слова, она не стала. Сказала, что спала всю ночь и ничего не видела. Антон всю жизнь прожил в том детском доме, его все боялись, а воспитатели любили, поскольку вырастили с пеленок. Они многое ему прощали, на многое закрывали глаза, ведь с ними он вел себя иначе. Так, что придраться было не к чему. Выставил меня избалованой городской девчонкой, что задрала нос выше головы.
Юля прижала пальцы к губам, словно пыталась решиться на что-то, а Сережа закаменел нерушимой глыбой, боясь услышать то, о чем она боялась рассказывать.
— Он с друзьями выловил меня после обеда, — тихо продолжила она. — Они затащили меня в какую-то комнату и начали издеваться. Он разорвал на мне футболку. Я тогда так испугалась, но понимала, что нельзя впадать в панику, иначе они бы меня так просто не отпустили. И я попыталась дать отпор. Антон ударил меня по лицу, отчего я упала, перелетев почти через всю комнату. Но именно это помогло мне. Они подумали, что я потеряла сознание, а я выждала удобный момент, вскочила и побежала. Голова кружилась, в глазах все темнело, а я бежала, поскольку понимала, что останавливаться нельзя. Я смогла оторваться достаточно, чтобы они не заметили, как я свернула в один из коридоров. Я вбежала в первый же кабинет, что был открыт. Там было распахнуто окно и я подбежала к нему. Я знала, что меня найдут, слашала топот ног по коридору. В тот момент я выпрямилась, стоя на подоконнике, и посмотрела вниз с высоты четвертого этажа. Не буду скрывать, остановило от прыжка только то, что я сомневалась, что погибну от падения с четвертого этажа. А становится инвалидом на всю жизнь не хотелось. Потом я увидела пожарную лестницу и забралась на неё. Только полезла ни вниз, а вверх на крышу. Крыша была пологая, но недостаточно крутая, чтобы представлять опасность. Там я провела следующие тридцать пять часов, пока меня не нашли: голодную, сгоревшую, обезвоженную. А еще с синевато-коричневой скулой и в разорваной футболке. Ту ночь я провела в больничном кабинете, а утром приехал Денис. Ты не представляешь какой скандал он там устроил, когда увидел у меня синяк на лице. В тот момент я впервые с момента твоего отъезда почувствовала себя защищенной. Он тогда так аккуратно предлагал мне свой план, словно думал, что я сбегу с криком от него. Смущался, краснел, путался в словах. Он не понимал, что для того, чтобы выбраться с того места, я не то что замуж, я готова была из окна выброситься. Денис забрал меня в тот же день.
— Остальное ты знаешь, — после минутной паузы добавила она.
Сережа пристально смотрел на неё, боясь пропустить хоть одну эмоцию на её лице. Он знал, что ей пришлось перенести многое, но он даже представить себе не мог, что она чувствовала.
— Ты думала, что я бросил тебя? — едва сдерживая эмоции, поинтересовался он.
Юля неоднозначно пожала плечами, не глядя на него.
— Все выглядело именно так, — грустно хмыкнула она. — Как в мире современных технологий, ты не мог выделить минуту, чтобы позвонить? Или чтоб написать письмо? Для меня все было слишком очевидно. К тому же я всегда понимала, что не заслуживала тебя. Где я, а где ты.
— Глупая, — выдохнул Сережа и потянулся вперед, чтобы повернуть её к себе, заставляя смотреть в свои глаза. — Да я каждый день о тебе думал. Каждую ночь вспоминал, как это прекрасно было между нами. Но не мог позвонить, понимаешь? Там, где я был, была война, кроха. Мы были маленькой кучкой врагов на территории боевиков. Да мы лишний раз вздохнуть опасались, не говоря уже о том, чтобы выйти в сеть в месте, где прослушка под каждым камнем. Но я никогда! Слышишь? НИКОГДА не отрекался от моих чувств к тебе.
Юля закусила губу, глядя на него. Этот разговор у них должен был состояться еще тогда, когда он только вернулся. Это бы ничего не изменило, но они оба смогли бы лучше понять друг друга.
— Я любила тебя, Сережа, — честно призналась девушка, глядя в его синие глаза. — Любила, когда была еще сопливой девчонкой, когда подросла. Любила, даже когда впервые пришла к Денису. Обижалась, отчасти ненавидела, но все еще продолжала любить. А потом Денис показал мне, что такое любовь на самом деле. Что это не только страдания, сложный выбор, переживания. Он показал, что любовь может быть другой: нежной, ласковой, спокойной. Что можно доверять кому-то даже больше, чем доверяешь себе. И я пошла вслед за этими чувствами. Захотела жить так, как он предлагал. И это был чудесный мир. Я была такой счастливой. Он делал меня счастливой.
