… вот только Лёха — мёртв, и по его лицу уже ползают мухи.

— Вот здесь… — услышал я, произнесённое задыхающимся голосом, и обернулся, увидев спускающихся по обрыву работников «Скорой помощи». Немолодая женщина, полное лицо которой покрыто жемчужинами пота, и сухой, скорее даже тощий мужчина, сплошь почти седой, хотя и не слишком старый, несущие носилки.

— Та-ак… — протянула женщина, отпустив носилки на песок и неловко присаживаясь рядом с Лёхой, касаясь его шеи.

На миг вспыхивает безумная надежда, и оживают все те кадры о чудесных спасениях, которые я много раз видел в интернете, но…

Качнув головой, она пальцами прикрыла ему глаза, и внутри у меня всё будто обвалилось.

— Всё… — прошептал я, — Всё?

— Да, ребята, — хрипло сказал мужчина, — всё… Бывает и вот так.

Страшно, надрывно завыла одна из девочек, и почти тут же ей вторили остальные. Врачиха, нервно дёрнув головой, тут же подхватилась, и, покопавшись в чемоданчике, достала какие-то лекарства и силой заставила девочку проглотить их.

Затем, не отпуская её лица, она принялась говорить ей что-то негромко, монотонным голосом, время от времени сжимая челюсть. Не знаю, что именно она сделала, но рыдания прекратились.

— Глотай! — мне в лицо ткнулась сухая мужская ладонь с таблеткой, — Ну!

Давясь, глотаю её, и, немного погодя, спохватываюсь и начинаю прикидывать, а что именно мне могли скормить работники «Скорой»?

— Смерть наступила около… — слышу голос женщины, и уши будто закладывает ватой. Сразу всё… и отпустило малость, и лекарства подействовали…

С чувством лёгкого отупления наблюдаю за действиями врачей и за участковым — невысоким, плотным мужиком, пахнущим ваксой для сапог, луком, чесноком, и ничем не перебиваемым запахом алкоголя. С расплывшимися кругами пота под мышками и на спине, держа в руках планшет, он деловито записывает слова медиков, а после, чуть погодив, подошёл к нам.

— Сочувствую, ребята… — негромко и очень проникновенно сказал милиционер, — я сам товарищей терял, но так и не привык. Да и не привыкнешь к такому… невозможно привыкнуть.

— Ладно… — он вздохнул, — приступим к опросу. Понимаю, что вам сейчас трудно, но пожалуйста, соберитесь!

— Спрашивайте, — каркающим голосом отвечаю я, и участковый, кивнув каким-то своим мыслям, подошёл ко мне поближе, присаживаясь на корточки. Запахи лука, пота, ваксы и алкоголя стали ещё резче, ещё ядрёней, но я воспринимаю их отстранённо, просто констатируя, что они, эти самые запахи, есть.

— Итак… кто первым заметил отсутствие умершего? — интересуется участковый.

— Я, — вхлипывая, отозвался мелкий Вовчик, часто-часто моргая глазами, из которых всё ещё катятся слёзы, — Мы ныряли, кто дольше просидит, а я запыхался, и просто так, на месте руками грёб, чтоб отдышаться! Он долго…

Мальчишка отвечает достаточно сумбурно, но участковый терпелив, выдержан и раз за разом возвращает его к вопросу. Наконец, сделав пометки, он переходит к следующему вопросу, и вот уже я в подробностях отвечаю, как подныривал, волок к берегу…

— … а потом вот так! — на одной из девочек показываю, как делал искусственное дыхание, и врачиха одобрительно кивает.

— Всё правильно делал, всё… — говорит она негромко, наблюдая за моими действиями.

— Почему же… — начинает Вика, и, не окончив, закусывает до крови губу.

— Да бывает вот так, девочка, — вздыхает медичка, доставая папиросу и закуривая, — Вроде бы всё правильно сделаешь, а спасти не удаётся. Знала бы ты…

Не договорив, она замолкает, делая затяжку. А участковый снова и снова опрашивает нас, возвращаясь к тем страшным событиям.

Не уверен, насколько правомочны и этичны его действия, но делать ему замечание…

— Иваныч… — коротко, как бы предостерегающе, говорит милиционеру седой фельдшер, и участковый, цыкнув зубом, явно нехотя завершает опрос.

Тело Лёхи уже в машине, но нас почему-то не отпускают, хотя и участковый, и медики, уже закончили де-факто свою работу и сейчас, встав поближе друг к другу, сверяют записи.

— Погодите пока, — мимоходом бросает нам милиционер, спрятав записи в планшет и уходя куда-то.

— Я на соревнованиях так не бегал… — помявшись, неловко сообщает нам подошедший паренёк, держа за руку свою девушку, глаза у которой на мокром месте, а носик покраснел.

Киваю ему — дескать, вижу, ты молодец… и он, невесть чем успокоенный, замолкает.

« — А девушка милая, — невольно констатирую я, — некрасивая, но милая. Славная.»

Глянув ещё раз на них мельком, замечаю, что хотя парень уже одел футболку, по кровавым ссадинам и царапинам на шее видно, что, действительно, бежал он, не особо разбирая дорогу, лишь бы побыстрее.

Остро захотелось курить… Вспоминаю невесть к чему, что сегодня ещё не курил, и отхожу чуть в сторону, присаживаясь на песок, подальше от табачного дыма, который ветерок приносит от дымящих медиков. Да, кстати, нужно одеться…

Встав нехотя, стряхиваю давно высохший песок, невольно замечая, что изрядно обгорел, и бреду к одежде, оставленной под самым обрывом, на чахлой траве.

— Давно говорим, что здесь телефон нужно ставить, — слышу голос медички, усталый и раздражённый одновременно, — хоть один на весь район! Случись что, и…

— Да вот как сейчас, — затянувшись, отозвался фельдшер, — Ну вот добежал парень до домов, и быстро добежал, а дальше что?! Понятно, в домах телефона нет, но хотя бы один на улице! Благо, Иваныч к Надьке заехал — выпить-закусить, ну и это самое…

— Телефонизация района в планах не предусмотрена, — не слушая его, сказала женщин, явно кого-то цитируя, — Тратить фонды, поощряя беззаконный самострой, считаю бессмысленным!

— Вот именно, — угрюмо, будто на пароль, отозвался шофер, — Зато с трибун!

Скривившись, он сплюнул, а я, от действия лекарств и от усталости, просто зафиксировал этот разговор, не находя в себе сил на хотя бы примитивный анализ.

« — Я подумаю об этом завтра…»

— Собирайтесь, — прервал мои размышления вернувшийся участковый, — ну же… Быстрее, быстрее!

Торопясь, мы поднялись за ним на обрыв, и я было свернул на уже знакомую тропу, но оказалось, что к затону ведёт не только она, и, минут через десять, мы уже подходили к грузовику, стоящему на узкой просёлочной дороге. Водитель, молодой парень, коротко о чём-то переговорив с участковым, покивал, и, пожав тому руку, подсадил нас в кузов.

— Не балуйтесь и не вставайте, — коротко предупредил он нас и взобрался в кабину.

С места тронулись резко, рывком, и поначалу ехали ухабисто, так что меня чуть не укачало. Да ещё ни сесть толком, ни прислониться к чему, очень уж внутри мазутно, грязно, аж лужицы какие-то на дне кузова расплываются. А всевозможные промасленные тряпки, несколько таких же промасленных досок, трос и две лопаты, съедают и без того ограниченное пространство.

Чуть привстав и придерживая взметнувшийся подол в ущерб безопасности, Вика сообщила нам, что мотоцикл участкового едет впереди, и снова села на место, поджав под себя ногу и подоткнув платье.

Через несколько томительных минут мы подъехали к дому, освещённому лучами закатного солнца. Сползая с грузовика на землю и помогая спуститься девочкам, ловлю встревоженные взгляды родителей и криво улыбаюсь в ответ.

Грузовик, взревев напоследок двигателем, как-то очень спешно уехал прочь, а участковый, спросив что-то у одной из бабок, подошёл к женщине, начавшей вставать при его подходе…

… и все разом замолчали, уже понимая, что случилось что-то страшное. Несколько томительных секунд… и под куполом закатного неба раздался истошный, совершенно нечеловеческий крик:

— Лёшенька-а! Сыно-очек…

… и лишь вороны отозвались, взлетев с деревьев и оглашая окрестности возмущённым карканьем.

Всё будто разом сломалось, скомкалось… А солнце, закатывающееся за горизонт, убрало не только краски и тепло, но и звуки. Всё, что не выцвело, окрасилось в багровые тона… и хотя я понимаю, что отчасти это игра воображения, легче от этого не становится.