— Граната не взорвалась! — кричит с мостика Бивнев. И правда, я разрыва не слышал. С гранатами такое бывает, они у нас не верх совершенства, и тогда нужно быть предельно осторожным. Девять килограмм взрывчатки могут и нашему китобойцу серьёзно навредить!

А сейвал тем временем пошел прямо на судно. Пеня воду, как торпедный катер, кит проносится совсем рядом, едва не налетев на нас с правого борта. Теперь и я отчётливо вижу, что кит ранен только гарпуном. Гарпун пробил насквозь хвостовой стебель сразу же за плавником, но, по-видимому, не задел за позвонки и не парализовал их. Граната торчала из сквозной раны — она не разорвалась.

Первый раз я видел такого дикого кита! Он вертелся, полувыпрыгивал из воды, нырял, снова бешено бежал по кругу, наконец нырнул и потащил за собой китобойца! Мы дали задний ход, этим умерив наш ход вперед, но все же кит буксировал нас! Что делать?! Гарпун может выскочить при таких рывках, да и толстый линь тоже имеет предел прочности. Но картина была исключительная. Шли минуты. С момента первого рывка, кит накрутил уже более двадцати минут. Я решил добрать кита нагоном, то есть, медленно выбирая линь, идти вслед за китом и постараться добить его. Через полчаса удалось подойти к этому беспокойному киту на расстояние верного выстрела, то есть метров на пятнадцать. Он все еще пускал фонтаны, пытался нырять, но сразу же снова подымался к поверхности, сильно дергал, затем начал сдавать. Второй выстрел сразу же покончил с его страданиями. Когда кита подтащили для накачивания к носу китобойца, его пришлось швартовать со всеми предосторожностями. Сашка сообщает на базу, что один кит у нас с невзорвавшейся гранатой, и оставив «мину» болтаться в море на флаге, мы продолжаем охоту.

Я не хочу менять тактику, и прошу капитана снова войти в планктонное поле, мы снова затихаем, а я караулю у пушки, раз тактика работает, то нужно ей пользоваться, тем более, что за экономию угля нам тоже насчитываются какие-то там премии. Толян и Митька, время от времени опускают планктонную сеть за борт, а капитан корректирует положение судна так, чтобы мы всё время оставались посредине.

Дальнейшая охота больше походила на бойню. Я не торопился, а вокруг китобойца охотились киты! Я стрелял и перезаряжал пушку ровно десять раз, стреляя в основном на дальние дистанции! И только раз я промахнулся. Когда стемнело настолько, что уже ничего не было видно, десять китов, болтались на флагах возле «Энтузиаста»! Конечно это были сейвалы, за ними почти не охотиться наша флотилия, так как их стрелять значительно труднее, чем других китов, а, во-вторых, они мало выгодны — жира дают не более трех тонн, так что при обилии других китов незачем было тратить время на небольших сейвалов. Но когда их десять… «Энтузиаст» так же стремительно, как убитые мной сейвалы, набирал обороты по добыче, и похоже мне придётся ни раз искать нестандартные решения, чтобы выбиться в передовики среди убийц.

Мы практически не бываем на базе, бросаем добытых китов возле неё, получаем свой уголь и воду с продуктами, извлеченные из китов и поправленные к кузне гарпуны и снова в море. Только капитан раз в день передаёт паспорта убитых китов в научную группу, а так мы ночуем в море, среди ледяного поля. И так уже месяц, без выходных и перерывов. Флотилии надо наверстать упущенное время и поэтому все работают в авральном режиме.

С приобретением статуса второго помощника капитана моя жизнь и обязанности особо не поменялись. На вахту меня не ставят, так как я и так всё время на мостике и баке. Я гарпунер, а значить без меня не обойтись и отдыхать после вахт мне некогда. Какой-то месяц, а кажется, что я уже всю жизнь провёл на баке моего китобойца, взлетая и падая вниз на волнах штормового моря, стреляя из пушки и глотая солёные брызги. За этот месяц мой личный счет убитых китов дошел до семидесяти…

Не знаю, как, но у меня получается день ото дня всё лучше и лучше, у меня нет многоопытных советчиков, у меня нет рядом наставника и в большинстве случаев я делаю свою работу по какому-то наитию, на инстинктах. Стрелять китов на параллельных курсах, играя с ними на перегонки я начал первый на нашей флотилии, а вот наши норвежцы в один голос утверждали, что так нельзя. И стрелять далеко, и упреждение брать надо, и промахов слишком много будет, говорили они, чуть ли пальцем у виска крутя. Но я не знал об этом, когда начинал и у меня получилось. Теперь это основной наш способ охоты. Да что там говорить, мы сейчас успешно стреляем и на курсах расходящихся, когда киты идут навстречу китобойцу, и попадаем! Наверно у меня призвание — быть убийцей китов, потому что мы никогда не возвращаемся без добычи.

Сегодня была отличная погода и первый раз за пушкой стоял Митка. Мой помощник за этот месяц непрерывной работы уже отлично справлялся со своими обязанностями, и мы понимали друг друга практически без слов. Мой давний конкурент и недруг, стал мне хорошим другом и сегодня его звездный час, или нет… это как карта ляжет, но мы с капитаном решили не класть яйца в одну корзину и натаскать Митьку на случай, если со мной что-то случиться. Работа гарпунера опасная, и судно не должно остаться без стрелка, если я выйду из строя. За этот месяц я несколько раз чудом избегал травм, но везение не может длиться вечно.

Киты, казалось, не обращали внимания ни на судно, ни на крики китобоев. Они деловито зажимали в кольцо косяк сельди. Рыбы вспрыгивали вверх, падали плашмя, посверкивая серебристыми боками, трепетали в верхних слоях воды, бросались из стороны в сторону. Над косяком крикливой тучей металась стая птиц. Изредка птичий гомон заглушался гулом, похожим на орудийный выстрел. Это горбачи глушили рыбу. Сегодня мы охотимся на горбатых китов.

Горбатый кит отличается от своих сородичей, по форме: у него короткое туловище, огромная голова и длинные, до четырех метров, грудные плавники, отдаленно напоминающие руки. Когда этот кит ныряет, он круто изгибает туловище, как бы горбится. Это и дало повод китобоям называть его горбатым. Китобои обнаруживают горбача, однако, не по длинным грудным плавникам и не по «горбу», а по хвосту. Ныряя, кит высоко выбрасывает хвостовой плавник, похожий издали на бабочку в полете. Очень опытные марсовые узнают его по широкому фонтану.

Вот уже полчаса, как я, просто стою на баке, наблюдая за действиями Митьки. Войдя в косяк сельди, горбачи начали выпрыгивать из воды. Находясь в воздухе, они чуть–чуть заваливались на бок и тяжело падали. Раздавался пушечный удар. Тысячи брызг широким веером рассыпались вокруг. Напрыгавшись, горбачи захлопали по воде плавниками и хвостами. Вокруг всплыла оглушенная сельдь. Завалившись на бок и широко распахнув пасть, киты, тихо двигаясь, загребали свою добычу. Они делали это спокойно, не обращая внимания на наше присутствие. Кроме меня на палубе почти вся свободная от вахты команда, мужики хотят посмотреть, как у Митьки получиться быть гарпунёром. Из всей команды, спокойны только четыре человека, я, капитан, Толик Ашуров и сам Митька, остальные же азартно комментируют действия стрелка. Вдруг один из китов вынырнул прямо у борта китобойца и даже задев его своей широкой спиной, спокойно нырнул, уплыв дальше заниматься своими делами. Тут же на палубе поднялся страшный гвалт, Митьку упрекали в том, что он упустил почти стопроцентную добычу, не стесняясь в выражениях. Я же был спокоен, мой помощник сделал всё правильно, не поддавшись искушению. Стрелять было нельзя — кит вынырнул у самого борта «Энтузиаста», далеко от бака. Так сильно пушку не повернуть, да и борт мешал бы выстрелу. С мостика донёсся ехидный комментарий Бивнева.

— Витя, может сам за пушку встанешь? А то этот олень с перепуга даже китов под носом не видит — я промолчал, пока, но заметил, как спина Митьки напряглась, а левая нога заметно стала дрожать. Ничего, пусть привыкает, у гарпунёра должны быть стальные нервы.

На палубе раздался хохот. Митька растеряно оглянулся по сторонам, но я сделал ему знак продолжать охоту и он снова повернулся к пушке.