По знаку Митьки, китобоец круто лег на правый борт. Толян с марса крикнул, что слева по носу он видит двух горбачей, идущих на всплытие, и Митька прищурил глаз и стал сосредоточенно целиться. Митька не выстрелил — киты были мелковаты, я бы в них тоже не стал стрелять, вокруг большое стадо и нам есть из кого выбирать. Но китобои, облепившие ванты и надстройки, решили, что гарпунер просто растерялся. И снова раздались крики:

— Стреляй! Чего медлишь? Кит уйдет! Жохов, стань к пушке, киты ведь уходят!

— Парни, поймали тишину! — тут уже я решил вмешаться — Гарпунеру виднее, и не надо звиздеть под руку, а то так вместо кита и в зад можно попасть, советчику!

Митька поднял пушку вверх. Выждав, когда наступила относительная тишина, Митька поднял руку.

— Я, не буду стрелять до тех пор, пока не прекратится шум — он вытер вспотевший лоб на красном лице и заметив мой одобрительный кивок, продолжил — Я гарпунер! Я знаю, когда мне стрелять!

— Ишь ты, гарпунер он! — передразнил его Бивнев, но встретившись со мной взглядом заткнулся.

— Дмитрий прав — громко сказал я — прошу всех свободных от вахты покинуть палубу! Кто хочет остаться, то может наблюдать только на условиях полной тишины! Митя, продолжай, не обращай внимание!

Митька выровнял пушку, поднял руку и попросил застопорить машину. А с бочки, как будто подгадав окончание нашего спора, раздался голос Толяна.

— Кит справа по носу!

Митька долго целился, у меня тоже уже нервы на пределе, стрелять надо было ещё несколько секунд тому назад. Но взяв себя в руки я молчу, дам Митьке ещё полчаса, а потом сменю, возможно рановато я его к пушке допустил, хотя, когда я был на его месте, то уже вовсю стрелял по китам с разрешения Томаса. И опять не выдержал Бивнев:

— Стреляй же! Чего медлишь?

Кит поспешно уходил от китобойца. Митька скомандовал:

— Полный ход!

«Энтузиаст» ходко ринулся вперед. Через несколько минут китобоец нагнал кита и по команде Митьки принял чуть вправо. Горбач оказался слева. Я не понимал маневра Митьки, кита можно было стрелять в спину, он не убегал от нас, он кормился, а значит это довольно легкая добыча и нет смысла идти с китом на параллельных курсах. Неужели он решил попробовать мой способ? Ну так я стреляю сбоку только когда нет другого выхода…

Было хорошо видно бледно–розовое брюхо и длинные плавники горбача. Митька выстрелил. Я видел, как гарпун скользнул по спине кита и, не причинив никакого вреда зверю, свалился в море. Раздался взрыв гранаты. Кит рванулся и пошел прочь. Промах! Митька не растерялся, видимо охотничий азарт всё же придал ему сил и уверенности. Он дал знак боцману выбрать линь, а сам с моей помощью принялся заряжать пушку.

— Мазила! — довольно громко прокомментировали промах гарпунера у нас за спиной. Митька рванулся было ответить, но я успокаивающе положил ему руку на плечо. Разбор полётов, и разборки с «болельщиками», можно устроить после охоты, а сейчас некогда. Я сам поражался себе, как мне удаётся сдерживаться и держать язык за зубами, ведь одним словом «мазила», я бы не ограничился.

— Жохов! Пускай Жохов стреляет! — одобренные молчанием гарпунеров и капитана, к комментатору присоединились и другие зрители.

— Ну ка захлопнули свои пасти, и сьеб… ушли с палубы! — повернувшись к разошедшейся команде прорычал я и скомандовал Митьке — Продолжать охоту!

Между тем боцман выбрал линь с гарпуном, а Митька, весь потный и красный от напряжения, успел зарядить пушку. Он крепко сжал ручку пушки и, не оглядываясь, левой рукой подал знак на мостик: «полный ход». «Энтузиаст» задрожал и, разваливая надвое волну, устремился в погоню за китами. Капитан, как мы с ним и договаривались, в действия, происходящие на баке не вмешивался и чётко выполнял команды моего помощника.

Я нервничаю, но не подаю вида, но больше всех сейчас, пожалуй, нервничает Митька, понимая, какая ответственность сейчас на нём. Он стоит, слегка согнувшись и подавшись вперед, и неотрывно следит за морем.

Горбач вынырнул слева по носу. И опять, как тогда, Митька чуть пригнулся, левой рукой дал сигнал «стоп машина» и выстрелил. Гарпун вошел в цель. После взрыва гранаты смертельно раненный горбач на секунду замер. Потом сделал страшный рывок и стремительно пошел вглубь. Линь начал бешено разматываться. Зашипели блок–амортизаторы. Из бочки поспешно вылез Ашуров.

— Полный назад! — крикнул Митька.

Китобоец стал пятиться. Но он прошел не больше десяти метров, как линь натянуло, словно струну, и корабль повело вперед.

— Трави линь! — скомандовал Митька.

Загрохотала лебедка. «Вываживать» раненного кита трудное и опасное дело, по оплошности гарпунера может оборваться линь или, если он упустит момент и даст киту занырнуть под киль судна, линь намотается на винт… да мало ли что может случиться? Тот же раненный кит может выпрыгнуть и упасть на судно…

По Митькеной команде я готовлю добойный гарпун. Но добивать кита не пришлось. Горбач всплыл и стал пускать густые кровавые фонтаны. Из огромной пасти его толчками выливалась сельдь. Длинные плавники делали судорожные движения. Митька дал команду боцману и тот, включив лебедку, медленно подтащил горбача к борту. Всё правильно, пока кит не на флаге или не привязан к китобойцу, охота не закончилась. Лебедка работала медленно. Вокруг кита расплывалось огромное красное пятно — кровь большой струей хлестала из раны. Уже всем было ясно, что добойный гарпун не потребуется. Плавники горбача не шевелились, а из пасти вывалился гигантский язык. Когда горбач был уже у борта, около него вдруг мелькнула черная тень.

— Кит слева по борту! — крикнул Толян, который успел снова подняться в бочку.

— Гарпун заряжай! Скорей! — кричит на меня Митька, и я не заставляю себя ждать, добойный уже готов, осталось только сменить заряд. Пока я менял головку гранаты и навинчивал ее, а Митька вставлял гильзу с обычным зарядом, прошло минут пять–шесть.

Этот горбач был странным: он всплыл, ткнулся в бок убитого кита, постоял немного, затем нырнул, и вскоре мы увидели, как он мордой пытался поддержать падавшую вниз тушу и оттолкать его от борта, он пытаясь оттащить мёртвого кита подальше от судна.

Выстрел! Гарпун, разрывая кожу второго горбача, плотно вошел в него. Кит замер. Но когда внутри него взорвалась граната, он завертелся. Вода взбурлилась, и тут чуть–чуть не произошло несчастье: лини перепутались, и обе туши пошли вниз. Тут уже подключился я, можно потерять оба линя, а за это влетит мне и капитану, а никак не Митьке. Он свою работу сделал, а сейчас растерялся. Я кричу распоряжение на мостик и на лебедку. «Энтузиаст», медленно работая лебедкой, попятился метров на сто назад. Линь натянулся, но не дергался. Киты не всплывали. Малым ходом, выбирая линь, китобоец шел к месту погружения китов. Когда судно подошло к большому пятну крови, все ахнули: второй горбач, намотав на себя два витка линя, был мертв.

— Молодец Митька! Поздравляю! — я хлопнул смущенного и красного помощника по спине, а над китобойцем раздался дружный крик «Ура!».

Были сумерки, когда «Энтузиаст» полным ходом с зажженными топовыми огнями направился к базе, таща за собой четырёх убитых сегодня Митькой китов. За кормой, летели чайки. Они громко кричали и пытались присесть на китовые туши.

— Витя, сегодня ночью, в двадцать четыре часа производственное совещание на «Алеуте» — выйдя из радиорубки подошёл ко мне капитан — надо быть.

— Надо — будем — флегматично отвечаю я, дымя трубкой — а чего они там обсуждать собираются?

— Хе! Нашу самодеятельность в том числе! — хмыкнул капитан, он был доволен, всё же именно на его судне сейчас трудились два первых советских гарпунёра, а судно уверенно шло не только к выполнению, но и к перевыполнению плана — чего-то там ещё из Москвы пришло, хотят обсудить.

— Понятно… — говорить не хотелось, а хотелось завалиться спать. Сегодня я перенервничал больше, чем тогда, когда начинал стрелять сам, да и бесконечный аврал последнего месяца напряжённой работы давал о себе знать — ужинать будешь? А то я тоже ещё не ел.