— Федор Иванович! — обратился к журналисту мужчина средних лет в дорогом костюме. — Да вы никак новый мобиль купили?

Журналист надулся от гордости, но отвечал скромно:

— Вообще-то, мобиль не совсем новый, но после капитального ремонта.

— Да бросьте, Я все местные мобили знаю. И вашего росинанта прекрасно помню, он годился разве что в музей. Но это-то явно не он. Поглядите, господа, какие элегантные линии кузова! Новая модель, да? Признавайтесь, Федор Иванович, чье производство? Британия? Франция? Германия? Или вы на заокеанские фирмы клюнули?

Игнатьева забросали вопросами, а он, переполненный гордостью за свой мобиль и за себя, крайне довольный тем, что не только оказался в центре внимания знатоков, но и смог их удивить и сбить с толку, только глуповато улыбался: видимо, никак не мог подобрать слова для достойного ответа. И это журналист, звезда местной прессы! А дорогие господа наседали:

— А каков он на ходу? Сколько дает скорости?

— Еще не знаю, — наконец-то смог произнести счастливый мобилевладелец. — Первый раз выехал.

— Да что вы говорите? А давайте проверим его в деле. Не желаете наперегонки прокатиться? Три круга. По сто рублей с человека, победитель получает все. Здесь четыре мобиля считая ваш. Ну что, вы согласны?

— Я, если честно, вожу мобиль не очень хорошо, — отговорился Игнатьев.

И тут же перевел стрелки:

— Но здесь со мной профессиональный гонщик. Он наверняка сможет проехать лучше меня.

Я все это время старательно не отсвечивал, не желая излишнего внимания к своей особе, но теперь пришлось выходить из тени:

— Добрый вечер, господа!

Меня тоже сходу узнали.

— Ба, да это никак сам господин Стриженов! Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Антонович. Ну что, возьметесь показать класс на новом мобиле?

Отступать и отмазываться было уже невозможно без урона репутации. Но и сходу кинуться в бой я не мог себе позволить.

— Я не против, — объявил я собравшимся. Но я ни разу не садился за руль этого мобиля, а начинать гонку на незнакомом аппарате, это все равно, что заранее проиграть. Я прошу три круга, чтобы освоиться с управлением и нюансами поведения машины, а потом можно попробовать и погоняться.

— Разумеется, разумеется!

Народ жаждал развлечений и ради этого был готов немного потерпеть.

— Вы понимаете, Федор Иванович, что это подстава? — прошипел я приятелю, усаживаясь за руль.

Ответом была лишь виновато-извиняющаяся гримаска.

Толпа расступилась, освобождая мне проезд. Я отпустил рычаг тормоза, придавил педаль подачи пара и мобиль потихоньку тронулся с места. Я чувствовал себя как на экзамене по вождению, только у меня не было в запасе двух ошибок до безжалостного «не сдал». Экзаменаторы ожидают от меня высшего класса, лихости, супер-мастерства. А я первый раз в жизни еду на паромобиле. Караул!

Первый круг я прокатился потихоньку, осваиваясь с управлением и привыкая к новым ощущениям. Тянул паровик мощно. Я бы даже сказал, избыточно мощно. А вот разгонялся плоховато. Руль тяжелющий, тяжелее даже, чем у советских грузовиков. Правда, колеса теперь стали поменьше, центр тяжести стал пониже, соответственно, сам мобиль поустойчивей.

На втором круге я утопил педаль подачи пара в пол. И, млин, ничего не случилось: мотор не взревел, колеса не крутнулись впроворот, раскидывая по сторонам комья земли. Я уже было разочаровался, но нет: с небольшой задержкой драндулет стал довольно резво набирать скорость. Вот на что способны хорошие подшипники! Но даже со всеми усовершенствованиями предельная скорость вряд ли доходила до пресловутых гоночных пятидесяти миль.

В поворотах мобиль держался вполне неплохо, но в паре мест пришлось притормаживать: слишком крутой вираж. А набиралась скорость слишком медленно. Нет, с такими приколами я ничего не выиграю. Кстати, есть у Игнатьева деньги на ставку?

На третий круг я пошел уже довольно уверенно, на приличной для этого пепелаца скорости под ободряющие крики зрителей. Вот только ИХ мобили всяко мощнее и быстрее, на прямых отрезках они будут выигрывать. А вот повороты — это мое: мобиль короче, радиус поворота меньше, и тормозить не надо. А вот им тормозить как раз придется. А потом — разгоняться с традиционной неторопливостью паровиков. Вот если бы еще те два поворота… Может, рискнуть? Привод задний, для дрифта — самое то.

Я действительно рисковал: тяжелый руль пришлось удерживать в повороте одной рукой, потому что второй нужно было тянуть за рычаг тормоза. Но угол поворота был сравнительно небольшой, и мне хватило сил в руках на пару секунд управляемого заноса. И почти без потери скорости — дальше. Прошел один поворот, другой… получается! И потом уже спокойно к финишу. Притормозил у собравшейся толпы.

— Ну что, господа, вы готовы? Да, я, к сожалению, не брал с собой денег, так что сделать ставку, увы, не смогу.

— Пустяки, Владимир Антонович! — тут же отозвался щегольски одетый толстячок с ухоженной «шкиперской» бородкой. — Я сделаю взнос за вас. Но выигрыш — пополам!

— Договорились.

Я бросил взгляд на Игнатьева. Кажется, он испытал огромное облегчение: все его средства ушли на ремонт и тюнинг мобиля, и сейчас он, как и я, был без гроша.

Тут же нашелся и распорядитель. Он согнал зевак с трассы и, повинуясь его знаку, четыре мобиля вырулили на линию старта. Распорядитель поднял вверх руку с большим клетчатым носовым платком. Я придавил педаль и поджал тормоз, чтобы не рвануть вперед раньше времени. А потом как в матрице: рука с платком пошла вниз, я принялся отпускать тормоз и мобиль, как застоявшаяся лошадка рванул с места, сразу на полкорпуса опередив конкурентов. Здесь что, таких стартов не практикуют?

Три мобиля — дорогих, мощных, блестящих лаком и хромом, с мерным пыхтением разогнались до… до, наверное, все тех же пятидесяти миль. Я на хоть и перелицованном, но все-таки старом драндулете безнадежно отставал — но это лишь до первого поворота. Там, как я и предвидел, слишком длинные для резких маневров мобили принялись тормозить, а я смело влетел в поворот, не снижая и без того невеликой скорости. Только наклонился всем корпусом внутрь виража, чтобы уменьшить крен и, не дай создатель, не опрокинуться. Случись такое — позору не оберешься!

На выходе из поворота я был впереди, но к следующему виражу меня снова принялись обгонять. Так мы и катили до последнего поворота последнего круга: на прямых участках я отставал, в поворотах — выходил вперед. На тренировочном заезде этот поворот был далековато от зрителей, и мои хитрые маневры были не видны, так что сюрприз моим соперникам вышел неслабый. Они начали тормозить перед поворотом и поотстали. Того же ждали от меня: прежде я в этом месте тоже притормаживал, хотя и не так сильно. А тут только земля взметнулась из-под колес, мелкие камушки хлестанули по моим преследователям, заставляя их еще больше потерять скорость. А я, затоптав педаль в пол, уже несся к финишу. Вот уж действительно — на всех парах! Чуть позже не удержался — оглянулся. Соперники мои благополучно миновали поворот и сейчас отчаянно кочегарили свои паровики, но было видно: не успеют. Чуть-чуть, но не успеют.

А на финише царило форменное безумие. Распорядитель с трудом выпихивал с трассы разгоряченных болельщиков, чтобы не угодили под колеса. А те махали руками, кричали, подбадривали. Сейчас не было понятно, кто за кого, но это было и неважно. Главное — я победил. Спустя пару секунд подлетели остальные мобили. Водители повыскакивали из своих экипажей, и кинулись ко мне. Признаться, я поначалу немного испугался. А когда эти восторженные почитатели высокого искусства пилотирования мобилей, невзирая на мои протесты, вытащили меня из-за руля и принялись качать, вот тогда мне стало страшно по-настоящему.

Когда мы возвращались в особняк Игнатьевых, вести мобиль пришлось мне. А журналист всю дорогу рассказывал о том, какой я замечательный гонщик, какой я чудесный механик и как здорово, что счастливый случай свел нас давеча в парке. Федор Иванович радовался обновленному мобилю, своему и моему успеху и признанию маститых мобильных тусовщиков Тамбова. Я тоже радовался. Радовался тому, что переделка мобиля оказалась-таки удачной, что хотя бы чудом, но победил в этой случайной гонке, что меня не уронили радостные болельщики и, в конце концов, тому, что стал богаче на целые две сотни рублей. Я пытался сотню вручить Игнатьеву: все-таки именно его аппарат участвовал в заездах, но мой приятель, пребывая в состоянии эйфории, наотрез отказался взять свою долю.