Мне опять повезло: на полке у ворот я углядел небольшой огарок свечи. С ним дело пошло веселей. В том смысле, что я смог обойти сарай по кругу. Единственное, что в нем было, это разбитый мобиль в центре и прислоненный к стене мотоцикл. Пол земляной, твердый. А в сырую погоду, наверное, еще и грязный. Застелить бы его ну хоть доской. А лучше залить бетоном и яму смотровую выкопать. Подъемник-то даже если и можно купить, то мне он сейчас всяко не по карману.

Оставив детальный осмотр сарая до утра, я запер ворота и, прикрывая свечу ладонью от ветра, пошел смотреть свое жилище.

Дом был большой, в два этажа, срубленный из солидной толщины бревен. К дому был пристроен немалых размеров крытый двор, в котором нашлись баня, конюшня и сортир. Да и вообще все хозяйство было солидным, основательным, продуманным. Видимо, некогда он принадлежал справным хозяевам. Все в нем было устроено ладно и с умом. Только отопление, видать, делали давно: посреди дома стояла круглая печь-голландка, устроенная так, чтобы обогревать сразу все комнаты. Верхний этаж, видимо, изначально был летним. Ну а теперь, с появлением простых и дешевых обогревателей, можно и наверху организовать тепло в любое время года. В общем, хоромы. Вполне можно было бы жить, вот только загажен дом был сверх всякой меры. И бандиты, видать, пакостили, и полиция постаралась, когда банду арестовывала.

Стекол в окнах не было, и, несмотря на закрытые ставни, по комнатам гуляли сквозняки. Мне как-то сразу расхотелось ночевать в доме. Не сейчас. Сперва надо все отмыть, отчистить, окна заново застеклить, а там уже можно и новоселье справлять. Но, тем не менее, где-то ночевать все равно было нужно. Не в сарай же идти! Хотя почему бы и нет? Мобиль Клейста, конечно, разбит, но сиденья-то в нем не пострадали! Неудобно, да, но не в грязи, и не на голой земле. Завтра у меня бал, а потом наведу порядок, съеду от мадам Грижецкой сюда и начну свою трудовую деятельность.

Сказано — сделано. Я запер дом — скорее для порядку, ведь любой желающий мог залезть в него через разбитое окно второго этажа. Потом сам заперся в сарае, устроился поудобнее на роскошном заднем диване гоночного болида и задремал.

Проснулся я от того, что солнечный луч, проникший через небольшое окошко под крышей, засветил мне прямо в глаз. Я выбрался из мобиля, кряхтя и разминая затекшие мышцы. Все-таки, спать на сиденье не слишком удобно. В кровати делать это куда как лучше. Теперь надо было бы умыться, одеться и начинать готовиться к посещению главного светского мероприятия сезона.

Во дворе нашелся колодец. Классический такой, с воротом. И ведро на веревке нашлось. Правда, деревянное, но и то хлеб. Я добыл воды, напился от души, умылся до пояса, затем обрядился в приличный костюм, прибрав робу в сарай. Ехать на мотоцикле я не рискнул: испорчу одежду, а ее у меня и без того не лишку. Вот заберу гонщицкий инвентарь, тогда и буду гонять: в куртке, шлеме и крагах. И все пацаны города будут мне отчаянно завидовать.

Заперев ворота, я отошел на несколько шагов и принялся прикидывать, как было бы лучше устроить вывеску. И чтобы высоту проезда не слишком ограничивать, и чтобы видно было хорошо, и вообще. Увлекшись этим занятием, я поздновато услышал приближающиеся шаги. Несколько извинял меня тот факт, что шаги были тихими, даже вблизи едва слышными.

— Ждете хозяина? — обратился ко мне подошедший мужчина.

Прежде, чем ответить, я пару секунд разглядывал подошедшего.

Невысокий, на ладонь меня ниже. Клетчатая кепка английского фасона, жесткое худощавое лицо, рыжеватые густые усы, костюм-тройка, в чистых, без перстней, руках легкая с виду тросточка, лаковые штиблеты на резиновом ходу. И с левой стороны сюртук чуть-чуть оттопыривается. Не присмотреться — так и не увидишь. То ли портмоне, то ли… ну, скажем, револьвер. Вот этот возможный револьвер меня и удержал от того, чтобы обозначиться.

— Жду, — подтвердил я. — Но, видимо, не судьба. Ничего, зайду в другой раз.

И зашагал в сторону центра. Туда, где располагался рекомендованный Игнатьевым магазин готового платья.

До места я добирался часа полтора. Да, пешком — это вам не на машине. И не на мотоцикле. Вчера вечером я потратил на дорогу от игнатьевского особняка до своей будущей мастерской от силы минут двадцать. И то потому, что жалел свою коняшку, не выкручивал пар на максимум. Ну да ничего: вот переберу мотоцикл, и тогда уже всласть погоняю. Ну а пока буду бороться с гиподинамией.

На подходе к магазину мне на глаза попалась аккуратно припаркованная дамская вуаретка. И вид ее напомнил мне об одной чересчур жадной особе. Так-то я о ней и думать забыл, а тут вот вспомнилась. Подойдя ближе, я разглядел на лакированном борту мобиля следы недавнего ремонта. На том самом месте, что пострадало от грубого вмешательства безвестного грузовика. Надо же, та самая машинка! А раз она здесь, стало быть, и хозяйка поблизости.

Не задерживаясь, я прошел в магазин, сопровождаемый звоном колокольчика на входной двери. В торговом зале было пусто. То есть, имелись ряды манекенов, облаченных в тот или иной костюм, имелись полки с разложенным на них товаром. А вот продавца видно не было. Что ж, обождем. Я присел на кушетку и принялся коротать время, разглядывая выставленные в качестве образцов дамские туалеты.

Ждать пришлось совсем недолго: не успел я осмотреть и половины нарядов, как в недрах магазина раздался звонкий мелодичный голос под аккомпанемент стаккато легких каблучков. Не желая сталкиваться с владелицей голоса, я вскочил с места и поспешил укрыться среди манекенов.

— Пьер, отошли это платье ко мне домой. Адрес ты знаешь, — произнесла девушка.

— Будет исполнено, сударыня, — отвечал ей Пьер, а, вернее всего, Петр. Меня ведь тоже ни за что, ни про что обозвали Вольдемаром.

— Вот тебе за аренду платья.

До меня донеслось шуршание купюр.

— А это тебе лично. И не забудь: если появится полковник, назовешь ему полную стоимость туалета.

— Конечно, сударыня.

— Платье тебе завтра занесет моя служанка.

— Как скажете, сударыня.

Каблучки протопали на выход, звякнул колокольчик, хлопнула входная дверь, и я решил выйти из своего укрытия. Петр-Пьер поднял голову от расходной книги, в которую вписывал факт сдачи дамского платья в аренду госпоже Неклюдовой за двадцать рублей на один день.

— Доброе утро!

— Доброе утро, господин Стриженов.

— Вы меня знаете? — я даже не попытался скрыть удивления.

— Конечно, — невозмутимо ответил приказчик. — В Тамбове вас знают все, кто читает «Ведомости». Чем могу служить?

— Ваш магазин посоветовал мне господин Игнатьев. Мне нужен хороший фрак напрокат на сегодняшний вечер.

— Никаких проблем. Имеется как раз ваш размер. Даже не потребуется подгонять. Пройдите, пожалуйста, в примерочную, я сейчас его принесу.

Через полчаса я покидал магазин, став беднее на двадцать рублей. Мальчишка-разносчик убежал доставить фрак в пансион мадам Грижецкой. Я направился туда же. Мне предстояло две трудные вещи: подготовка к визиту и объяснение с бедной одинокой женщиной.

К моему удивлению, объяснение с мадам Грижецкой прошло легко и спокойно. Да, ощущалась некая досада со стороны почтенной вдовы, но не более того. Она заявила, что прекрасно все понимает и ни на что не претендует; на том и разошлись. Я с облегчением выдохнул и занялся подготовкой к балу. Фрак и сорочку по указанию хозяйки забрала горничная Глафира, чтобы вычистить и отутюжить. Мало ли, что он только из магазина. Дело серьезное, непременно надо и проверить, и поправить, и пылинки удалить. Так что мне ничего не оставалось делать, как собрать белье и отправиться в баню.

Предшественник мой, при всей разрухе в его голове, по отношению к личным своим вещам был аккуратистом. Весь его невеликий гардероб был аккуратно разложен и развешен в платяном шкафу. Даже для белья была выделена отдельная полка. Туда-то я и полез в поисках пары поновей и поприличней, и принялся вынимать по очереди, с краю. Отложил в сторону одну — чересчур застиранная. Отложил другую — штопанная. Третья и вовсе оказалась донельзя ветхой, годной разве что на обтир. Да что ж это такое! Хотя нет, вон тот комплект, что лежит у самой задней стенки, выглядит практически новым.