– Ты так похож на отца, – она запрокинула лицо к серому, пасмурному небу и проморгалась.

– Ты поэтому меня оставляешь? Разве я в этом виноват? – мальчика захлестывало от злости. Он никогда не испытывал подобные чувства. Только чувствовал их от других, в основном от отца.

– Нет, дорогой, я просто… – ее лицо изменилось, наполнилось страхом и ненавистью, она снова вернулась в свое помутненное сознание и начала бредить. – Не заставляй меня говорить тебе, не смей манипулировать мной! Ты всю жизнь меня угнетал, загонял в угол и стремился подчинить! Темная, я не справлюсь со всем этим, я не смогу. – Она подняла глаза к небу и судорожно вздохнула. – Ты настолько сильно похож на отца, что, мне кажется, в один момент ты превратишься в него.

Снова с ним? Как понять, когда она говорит ему, а когда с мнимым собеседником? Верн путался и понимал, что ментально отстранился от нее полностью. Ее эмоции захлестывали его. И казалось, что он сам начинает сходить с ума и метаться внутри себя.

– Я не могу жить рядом с тобой, – она пожала плечами, и мальчик почувствовал в ней успокоение. Она что-то решила у себя в голове и смирилась, сама себе внушая, что так будет лучше для них обоих.

– Хорошо, я отпускаю тебя, – Верн взял тяжелую сумку с вещами и ступил на порог здания, кренясь от тяжести вещей.

Он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на мать, но она будто скрылась, растворилась в ночи.

В том здании, у которого его оставили, было разрушено все: сбитые стены, повсюду мусор и разбитые стекла окон, арматура и разбросанные кирпичи.

Стояли теплые июльские дни. Но ему было холодно оттого, что он один на всем белом свете. Никому не нужен. Верн сидел в углу и, обняв свою сумку, плакал. Горячие слезы текли из ясных глаз, унося все детское и теплое из его жизни. Наивность вытекала из него горькими порывами всхлипов. Вера и надежда в людей покидала ослабшее детское тело, делая его черствым и равнодушным. Больше никто не причинит ему боль, не оставит одного в большом мире и не бросит в океан безнадежности.

Прошло почти четыре года. Больше он не плакал, просто запретил себе. Верн выживал, воровал и скрывался от людей. Он жил отшельником и все больше ненавидел окружающий мир.

Однажды его поймали за воровство в соседней булочной. Голодный оборванец, грязный и вымотанный погоней, он не сопротивлялся. Смирился с участью заключенного. Его привели в шикарный замок, как ему показалось тогда. Витые лестницы, большие окна с видом на городской парк. Внутри замка огромная площадка в центре полукруглого построения со скамейками по периметру, фонариками в кованных рамках, ровно подстриженными кустами и невысокими деревьями.

Грубая женщина, высокая и строгая, с надменным выражением лица подвела Верна к входу в здание.

– Ты останешься здесь, – ледяным тоном произнесла она и опустила на него свои холодные выцветшие глаза. – Пока я не разберусь, куда именно тебя определить. Подожди на скамейке, я скоро вернусь. Ты понял меня?

Показное отвращение не тронуло Верна, он кивнул, даже не взглянув на неприятную женщину.

– Привет, – мальчик заметил девочку, которая сидела на самой дальней скамейке, она сжалась и отвернулась, доедая свою булочку. Запах свежей выпечки заставил желудок сжаться и издать страдальческий вой внутри. Верн окинул играющих на площадке детей и понял, что многие держат в руках такие же булки, видимо, их выдавали всем на завтрак.

– Тебя обижают здесь? – он присел рядом и заглянул за плечо девочки.

Она повернулась, чтобы увидеть его лицо, и, озираясь, отодвинулась, ничего не ответив. Запахнула серую вязаную кофту с оторванной пуговицей и поправила ворот – на улице стояли прохладные осенние дни.

– Кто тебя обижает? Хочешь, я буду защищать тебя? Я смогу. Правда! – он даже закивал для убедительности.

Девочка с интересом уставилась на него и, разломив булочку, протянула больший кусок мальчику. Он с благодарностью кивнул и взял угощение. Вдруг посмотрел на свои руки и понял, что даже не помыл их, а грязный, дурно пахнущий потом и грязью улиц, в изодранной на коленях и локтях одежде, вышел на площадку, чтобы осмотреться. Сумка с вещами осталась валяться где-то у входа в здание, и черт с ней, ничего ценного там нет.

– Как тебя зовут? – он жевал булку, посыпанную сахаром, и рассматривал играющих на площадке детей.

– Зачем тебе мое имя? – пропищала девочка. На вид ей было не больше пяти лет. Она повернулась к площадке и подняла на него зареванные красные глаза. На ее лице под глазом красовалась свежая ссадина и наливался синяк.

– Кто это сделал? – мальчик вскочил со скамьи, схватил ее лицо и уставился на ушиб, поворачивая в разные стороны голову девочки, чтобы лучше рассмотреть раны. Внутри бушевала куча эмоций, от ненависти и желания поквитаться с обидчиком до неконтролируемого ощущения забрать боль и обиду и закрыть от всего мира. – Ты говорила учительнице? – девочка покачала головой и опустила глаза. Ее белые, выцветшие на летнем солнце волосы упали на лицо, выбившись из туго стянутой косы.

– Скажи, кто это сделал? И он пожалеет об этом, я клянусь тебе! – мальчик все больше распалялся, он оглядывался, выискивая обидчика девочки, четыре года на улице сделали из него хоть и тощего, но крепкого и жилистого ребенка.

Она пожала плечами и отвернулась, пряча в руках лицо. Мальчик взял ее за руку и повел к массивным дверям в «замок». Два кусочка булочки так и остались лежать на крашеных досках детдомовской скамьи.

Леандр, принц, заносчивый мальчишка с вечно задранным носом. Насмехающийся над всеми, задиристый и взбалмошный. На удивление быстро он сдружился с юным волшебником, проникся к нему и старался поддержать его начинания. Даже когда Горе не мог справиться с эмоциями и обуздать свою силу, принц подбадривал его и предлагал новые решения проблемы. Горе же, в свою очередь, открывался принцу и старался настроиться на силу волка, пытался чувствовать его смирение, ту мощь, что подросток держал в узде.

Леандр оборачивался перед магом в волка, гордо вскидывал голову и наслаждался ветром, что трепал его гриву, жмурился от удовольствия и урчал, когда мальчик касался его головы. Горе ощупывал его энергетический настрой и чувствовал принца где-то внутри тела животного. Понимал единение двух сил: человеческой и животной. И пытался усмирить свою магию внутри человеческого молодого тела.

– Леа, куда ты рванул? Подожди меня, – волк несся по лесу, юный маг бежал за ним по ухабам и через бурелом. Там, где волк перепрыгивал через упавшие деревья, мальчик пролезал и тратил на это лишнее время. – Леа, черт тебя дери, стой, несносный волк, я не успеваю. Стой же!

Вдалеке раздался вскрик животного, жуткий визг и хрип. Горе испугался и бросился со всех ног вперед на шум. Он резко остановился около дерева и увидел, как волк душит за горло молодого оленя. Зачем он это сделал? Что пытался показать? Кто сорвался? Волк или принц показал всю силу своего зверя? Волшебник отвернулся и припал к стволу дерева. Его штаны порвались, когда он бежал в гущу леса, и на коленке зияла страшная дыра, свисая обрывком ткани. Мама накажет и заставит зашивать самому. Он вздохнул и попытался приложить ткань, края трепались и потрошились еще больше.

– Чего ты тут стоишь? Что это? Дырка? – к мальчику вышел принц, он был вымазан в крови, его руки, грудь и рот были испачканы.

– Фу, Леа, это отвратительно, ты весь в крови, – к горлу подкатила тошнота.

– Ну, я же волк, это нормально для меня, – пожал плечами.

– И еще ты голый, давай, накинь штаны, – он достал из-за своего пояса привязанную ранее одежду принца.

– Мне нужна будет твоя помощь, нужно дотащить эту тушу в замок, отец оценит и похвалит меня.

– А более цивилизованно ты не мог это сделать?

– Нет, не мог, – огрызнулся принц. – Создай портал прямо в замок, пронесем быстрее и дома окажемся. Уже темнеет.