Разноцветная олимпийка, джинсы-бананы, купленные в комиссионке, высокая, начесанная, сожженная химией челка и вечно накрашенные красной жирной помадой губы. Именно так мама выглядела всегда. Она задорно смеялась, несмотря ни на что, огонь в ее глазах не мерк даже в трудные минуты, когда отец возвращался домой без зарплаты – снова задержали. Целовала в пухлую щеку сына, оставляя алое маслянистое пятно от помады, которое никак не хотело стираться. Именно тогда, размазывая по лицу мамин поцелуй, маленький Веня был счастлив.

Но что-то изменилось в их жизни. Уютный маленький мир небольшой семьи в маленьком доме рушился. Родители стали отдаляться друг от друга, но Верн надеялся и как мог, пытался воссоединить таявшее на глазах тепло. Отец стал более отстраненным. Все реже проводил время с сыном. Чаще отмахиваясь от него, ссылался на усталость и занятость. Чем он был так занят, Веня не понимал. Папа сидел на диване и смотрел вперед. Маленький кинескопный телевизор показывал помехи и «снег». А опущенная рука постоянно держала бутылку, дурно пахнущую кислым пивом.

Однажды Верн вышел из дома, застегивая на ходу куртку с короткими рукавами. Рос он быстро, а денег на новые вещи не хватало. Холод забрался под одежду, и он сжался, потуже затянув шарф на оголенной шее.

Мама сидела на скамейке около дома, подогнув под себя ноги. Она раскачивалась из стороны в сторону и листала зачитанную книжку с пожелтевшими от времени страницами.

– Что ты читаешь? – ребенок подошел к матери и заглянул ей за плечо, чтобы рассмотреть, нет ли в ее книжке картинок.

– Чего тебе? – грубо произнесла она, даже не повернувшись к нему.

– Гайя, что-то случилось? – отец стоял на веранде дома и курил, облокотившись на забор, облупившийся от частого дождя и ветра. Он нахмурил брови и поежился от сквозняка, поднимая воротник фланелевой рубахи, протертой на сгибах и на швах. Неблагоприятный климат, слишком мало солнечных дней и непроходящий ледяной ветер – вот чем отличался их край.

– Я не понимаю… – она вздрогнула от тона мужа и подняла полные слез глаза. – Что-то не так… кажется, нас скоро станет больше.

– Что, снова? Опять? Гайя, я же просил, – прогремел отец, – сейчас это совершенно неуместно, не вовремя. Исправь это, ты поняла меня?

И только когда она нерешительно кивнула, он выбросил окурок в клумбу с многолетними цветами перед крыльцом и ушел в дом, громко хлопнув дверью, которая постоянно скрипела. Венька стоял растерянный, не понимая, что произошло, он переводил взгляд с напуганной матери на дверь, которая закрылась за отцом, и боялся двинуться с места.

Ему было пять лет, когда мать снова забеременела, мальчик стал более замкнутым, чаще закрывался в своих мыслях. Он чувствовал изменения по отношению к себе, ощущал свою ненужность. Улавливал, что в отношениях родителей появился холод, и не мог понять, что так изменило их. Отец чаще задерживался на работе и пропускал ужин. Верн прислушивался к внутренним переживаниям матери и понимал, что она не испытывает к нему прежнего трепета и нежности. Мать сходила с ума от переизбытка копившейся магии, не имея возможности, как все ведьмы, выплеснуть его в круге черной силы раз в месяц. Она все меньше времени уделяла сыну, срывалась на нем. Забросила домашние дела и чаще сидела в саду. Она крушила их дом, лишь прикоснувшись к чему-то: старый чайник из белого фаянса разлетелся вдребезги, забрызгав стены и столешницу коричневой жижей, которую мать заваривала, чаинки стекали по стене и по кухонному фасаду. Дверные петли и замок ржавели, ручки от прикосновений осыпались пылью на пол. Деревянные рамы окон покрывались черной россыпью плесени, подкопченный потолок пошел трещинами.

На Терре, где жила их семья, нельзя пользоваться магией в полную силу, для этого нужно переместиться через портал в один из параллельных миров: Гандиару или Угарку. Жесткий контроль Посольства измерений не давал разрешения на пользование магией, чтобы не привлекать внимание людей. Малыш в животе забирал все силы, создать портал без угрозы для малыша было невозможно. А для перемещения через портал в Посольстве у них не было денег. Верн видел страдания матери и не мог ей помочь, облегчить ее мучения.

Отношения матери и отца совсем испортились. Отец начал прикладываться к спиртному все чаще и пропадал неделями. Где он все это время был и что за работа была у отца, мальчик не знал. Когда тот возвращался домой, ругался с беременной женой и, бывало, бил ее. Мальчик видел нападки отца и ненавидел обоих. Отца за силу, которую применял, хотя не имел на это права, а мать за то, что не могла уйти от него, собрать силы и ударить в ответ.

– Как прошел день, милый? – услышал мальчик голос матери на кухне.

– Как обычно. Сондон направил своих ребят в Угарку. Там, говорят, назревает новая война с Мурлингами… Нужно патрулировать дороги и перекрыть доступ к порталам… – ответил отец слишком сухо, словно отчитался перед военачальником.

– Когда ты переведешь меня в другое измерение? Мне очень тяжело, ты же знаешь, моя сила копится, и мне не справиться с ней в одиночку. Цер, ты слышишь меня? – послышался глухой удар, кажется, отец ударил по столу кулаком.

– Гайя, я тебе еще раз повторяю, надеюсь, в последний раз, если ты не прекратишь свои истерики… – снова удар, теперь хлесткий. Пощечина?

– Ты меня не слушаешь! Я говорю, что… схожу. С ума! – визжала мать.

– Еще раз позволишь себе подобное, и, клянусь богами, ты очень сильно об этом пожалеешь! – прошипел отец и наступила долгая оглушающая тишина. Глубокий вдох и отец продолжил:

– Все порталы перекрыты, и тебя никто не пустит, даже несмотря на то, что ты все еще моя жена…

– Что значит «все еще»? Ты на что намекаешь?

– Разговор окончен, уложи сына и иди спать.

А потом отец ушел. Просто утром собрал вещи и вышел за дверь.

Мать поняла, что не справится с двумя детьми, да и в таком неуравновешенном состоянии она не сможет дать мальчику-гибриду то, что мог дать отец. Почему он не забрал сына с собой? Ребенок перестал быть нужным, в один момент оказался одинок. Все чаще мать упрекала сына в том, что он похож на отца, срываясь на крик. Она закрывалась в комнате и подолгу рыдала в голос. Мальчик сходил с ума от волнения и несправедливости: разве он виноват, что похож на отца? Да и чем? Он любил мать, восхищался ею, никогда не обижал ее, жалел и хотел от нее тепла.

– Не надо, не подходи ко мне, не бей меня больше, – кричала мать, когда сын пытался прильнуть к ней, чтобы получить хоть долю той нежности, что мать дарила своему еще нерожденному ребенку в животе, она наглаживала его и напевала колыбельные, успокаивая. А мальчика отталкивала и гнобила.

– Нет, не смей со мной так разговаривать! Ты не имеешь права, я подарила тебе сына! И снова подарю, еще одного! Не кричи на меня, я не заслужила такого отношения! – кричала мать из кухни, когда мальчик играл на полу в машинки.

Тогда впервые на крик матери он выбежал на кухню в надежде, что отец вернулся. Но нет! Никого, кроме нее, в помещении не было.

– Мама, с кем ты разговариваешь? – мальчик хотел подойти к ней и обнять, даже руки потянул.

– Нет! – взвилась женщина, оттолкнула ладошки мальчика и бросилась бежать. – Не говори со мной так, не надо, ты пугаешь меня, не смей…

Однажды утром в момент прояснения мать подумала отдать сына в детский дом. Слишком навязчивый, постоянно путается под ногами и льнет к ней, хотя его прикосновения были ей неприятны. Потом передумала и решила просто оставить его на улице, чтобы не привлекать внимание специальных служб к своей беременной персоне. Она привела его с сумкой на порог полуразрушенного здания.

– Дорогой мой, ты должен остаться здесь, пока я не смогу забрать тебя обратно, хорошо? – она погладила его дрожащей рукой по щеке и смахнула упавшую слезу.

– Мама, почему ты так поступаешь? Я чувствую твою боль. Что происходит? – мальчик не мог понять, что заставляет его мать причинять боль себе и ему, чувствовал ее смятение, ее отчаяние. Был уверен, что мать не понимает, – она не собиралась его забирать обратно. Мать не в себе, и ей кажется, что когда все наладится, Веня будет снова рядом. Это временно. Но Верн уже тогда понял, что ничего не изменится, что он остается один.