— В горах была совсем другая жизнь, чем та, к которой привыкла ты в столице, — испытывая чувство брезгливости к подобной теме, Нэя не понимала, что причина, побудившая Ифису говорить гадости, заключена вовсе не в бедняжке Гелии.

— На его месте я не смогла бы полюбить такую неудачную дочь, — продолжала Ифиса. — Сразу чувствуется, что девчонка неумная, недобрая и самовлюблённая. Чистому и прекрасному мальчику точно предстоит пережить серьёзное отравление от вкушения её манящих плодов. А то, что созреет нечто токсичное, я почему-то уверена. Тут уж Гелия точно передала ей часть своих весьма характерных и опасных особенностей…

— Думаешь, отец, то есть Рудольф, является безупречным идеалом?

— Этот вопрос был бы уместен с моей стороны. Тебе лучше знать, каков он. Если бы мне в своё время встретился такой человек, я подарила бы ему такую дочь, что она стала бы подлинным шедевром во всех смыслах. Так что, советую тебе не ждать ещё целых семь лет, а рожать как можно скорее. Мужчина всегда может охладеть даже к непревзойдённой красавице, а рождённый тобою человек, — неважно кто, девочка или мальчик, — будет любить тебя всю жизнь. Если сама расстараешься, конечно.

Нэя ждала не её, всегда щедрых, советов, а дальнейших предложений по поводу возобновления прежней дружбы, — Оно и видно, как тебя любят твои дети. Они даже лица твоего не помнят.

— Так тут нет моей вины. Тут моя беда.

— Ты и потом могла бы родить ребёнка. Исключительно для наполнения своей уже жизни. Но ты выбрала карьеру и успех.

— Надеюсь, что ты не повторишь моих ошибок. Только я ничуть не жалею, что стала знаменитой и роскошной женщиной, а не увяла где-нибудь в бедном квартале в вечных хлопотах безысходной нищеты. Уж поверь, рожать от кого попало, большого ума не надо.

— Кто же мешал тебе родить от твоего вечного возлюбленного Ал-Физа и потом?

— Ал-Физ никогда не позволил бы мне оставить ребёнка у себя. К сожалению, когда я встретила того, кто его превзошёл по всем своим данным, моё время уже ушло.

— Кто же этот человек? Кто же смог превзойти твоего чудовищного Ал-Физа? Если только Чапос…

— Вспомнила! К счастью, то созвездие, под чьим управляющим воздействием я и нахожусь, никак не соприкасается с тем, что не столько направляет, сколько путает тёмные тропы Чапоса. Чего не скажу о тебе. Он вполне может наследить и в твоей жизни. Помни, Нэя, Чапос как был, так и остался немалой угрозой для тебя.

— Тебе-то откуда известно? Или у тебя есть магические таблицы, какие были у моей бабушки?

— Нет у меня никаких таблиц. У меня есть моя интуиция.

— И что говорит тебе твоя интуиция в отношении меня и того, имени которого я не озвучу. Поскольку ты и так всё знаешь.

— Моя интуиция подсказывает мне, что ваши отношения весьма хрупки на грубое воздействие окружающих реалий. То, что возникло в столь сложных и сомнительных по чистоте условиях, не бывает прочным.

— Почему сомнительных? Ты намекаешь на мою порочность? Или он представляется тебе сомнительным по каким-то своим качествам? На чём же основана твоя причудливая гипотеза?

— Мне незачем строить гипотезы о том, кого я пробовала на ощупь и даже на вкус, — глаза Ифисы сверкнули как у дикой кошки.

— Кажется, я наступила тебе на хвост? — спросила Нэя, возмущаясь злой наглостью Ифисы, а всё же не желая терять подругу.

— Хочешь сказать, что он не любитель всякой бродячей живности?

— Я никогда не имела о тебе столь низкого мнения. И нет моей вины, что в то время, когда Гелии уже не было, а я была далеко отсюда, ты ему не понадобилась. Я отлично понимаю тебя. И даже тогда, когда была совсем девчонкой, я понимала твоё отношение к нему. Он необыкновенный человек. Хотя он очень непростой человек.

— Это ты необыкновенная. Прозрачная и доверчивая. А он коллекционер всяческих диковинок. На его Земле таких, как он, живёт превеликое множество. Необыкновенный он лишь для нас.

— Ты знаешь, откуда он? Гелия раскрыла тебе и эту тайну?

— Я и сама люблю поразмышлять. Хотя бы иногда. Не теперь. Сейчас я тону в таких жутких дрязгах за обладание школой, созданной когда-то моей же бабушкой, что реально становлюсь умственно расстроенной. Прости меня, Нэя. Я всегда любила тебя и люблю по сию пору. Желаю тебе только счастья.

— Я тоже люблю тебя. Ты единственная родная мне душа, кто и остался у меня в столице…

— Разве не Эля стала единственной твоей подругой? Не её ты осыпала благодеяниями не по заслугам?

— Она необходима мне в моей очень сложной деятельности. И всё, что она имеет, она честно зарабатывает нелёгким трудом, уж поверь.

— Поверить в её честность я не могу, уж уволь. Да и устарела я для чувствительных объяснений в чисто женской привязанности. Я и от мужских-то признаний давно отвыкла. Зрелый возраст, часто отнимая у женщины её манящую сексуальную ауру, дарит иногда здравый ум и ясность души. А ты вправе выбирать себе тех слуг, кто тебя и устраивает.

— Кажется, ты обиделась…

— Кажется, я задолжала тебе некоторую сумму за десерт? — спросила Ифиса, демонстративно зарывшись в свою сумочку, а Нэя отлично видела, что сумочка её абсолютно пуста. Она взяла Ифису за руку, давая понять, что их размолвка — ерунда, денег ей не надо, что она хочет, чтобы им время от времени встречаться и общаться. Но Ифиса без всякого чувства поцеловала Нэю в щёку и быстро ушла по своим запутанным тропам навстречу невесёлым делам, унося в себе, непонятную для Нэи, горечь и обиду. Ей даже и в голову не пришло, что Ифиса, говоря о ревности неких женщин, имела в виду себя. Если и было что-то, когда-то, так ведь Ифиса и тогда не имела склонности к отрыву от реальности.

Нэя осталась стоять одна. Внезапно её обнял Антон. Они с Икринкой вышли следом. Икринка облизывала яркие пухлые губы и улыбалась.

— Кто эта расфуфыренная, как свадебный торт, тётя? — спросила она.

— Моя подруга, — ответила Нэя, — Кажется…

— Друзья не могут казаться, — сказала Икринка, — Они или есть, или их нет.

— Прежде мне казалось, что ты тоже моя подруга, — ответила Нэя.

— Тебе не казалось, сказала Икринка, — Я как была, так и осталась твоей подругой.

Она явно была в настроении. Обняла Нэю и поцеловала её сладкими губами. После чего они с Антоном ушли, держась за руки.

— Я сшила тебе красное платье, — сказала Нэя ей вслед. — Как ты и просила.

— Я ни о чём тебя не просила, — ответила она, не оборачиваясь. — Разве я кукла, чтобы обрядиться в красное платье?

— Ты просила… — сказала Нэя, не понимая и Икринку тоже. — И при чём тут кукла? У твоей мамы тоже было красное платье… — тут она замолчала, вспомнив тот ужасный день, когда Гелия и нарядилась в красное платье…

… — Она помешалась на своих платьях, — сказала Икринка Антону. — Она только и говорит, что о платьях. Интересно, а о чём она разговаривает с отцом? Как думаешь?

— Думаю, что точно не о платьях, — засмеялся он.

— Давай жить здесь, — сказала Икринка, рассматривая людей на улице и вокруг. — Мама любила Паралею. Жила тут. Как я понимаю, почему она сбежала от вашего скучнейшего благополучия. Маленький закрытый мирок счастья, когда вокруг всё иначе, это по-настоящему скучно. Счастье должно быть всеобщим. Только тогда жить будет радостно.

Они углубились в бедные кварталы. Икринка раздавала деньги умышленно неумытым попрошайкам, — они стали появляться на окраинах, тогда как в центре их не было. Заглядывала при этом им в глаза, чего обычно не делают люди, подавая милостыню. Потом она задумчиво произнесла, — Когда человеку трудно жить, ему не бывает скучно. Плохо — да, но не скучно.

Они набрели на какой-то магазинчик игрушек. Икринка раздумчиво бродила среди витрин, где сидели разноцветные куклы. Некоторые были настолько искусно сделаны, что являли собою подобие живых девушек в миниатюре, или детей. Местное кустарное творчество было удивительным. Это был квартал ремесленного люда. У одной из витрин стояла мать с девочкой. Девочка тихо причитала, не желая отходить от куклы, красующейся в самом центре магазинчика. По-видимому, это был чисто витринный образец. Очень дорогой, выставленный для привлечения внимания, без шанса его продать из-за дороговизны. Мать тащила дочь прочь.