«Зачем тебе бабочки»? — спросил он с любопытством, отвлекшись от своих угроз, — «Ты их клюёшь, что ли, как птица»? Я ответила, что хочу их засушить и прикрепить на свою тунику, как делает Нэя, то есть, ты. А ещё ими можно украсить туфельки, подаренные мне Ласкирой.
«Идиотка недоразвитая»! — засмеялся он настолько весело, что я даже не обиделась на его обзывания, — «У неё вышитые бабочки, а эти тут же распадутся в пыль, если дунет ветер или слишком грубо к ним прикоснёшься. А уж с туфель, тем более, их сорвёт первым же травяным стеблем! — он ужасно развеселился, — «Тебя невозможно украсить никакими бабочками и даже цветочками, чучелко ты тупое! Ты для начала отмылась бы»!
Нэиль никогда не был добряком, как ты или Ласкира. Ты, видимо, в отца, а он был совсем другой. Я ему ответила: «Лучше уж убей меня, раз ты такой большой и тебе всё можно. А то мне жить не хочется. Плохая у меня жизнь». Он спросил: «Почему же именно Нэю ты сделала ответственной за свою плохую жизнь»? Но я вовсе не испытывала ненависти к тебе, а обижалась, что ты не хочешь допускать меня в свой круг общения. «У меня мать злая, бьёт меня», — так я ему пожаловалась, — «Пирожных никогда не покупает. Игрушек тоже. И платья все плохие у меня».
Он смотрел с таким изумлением и уже не угрожал, а только спросил: «Твоя мать душевнобольная, что ли? Хочешь, я стукну твою мать по горбушке, чтобы привести её в чувство? Должен же кто-то заступиться за тебя»?
Я стала умолять его: «Нет! Если ты так сделаешь, она решит, что все мальчики уже используют меня как шлюху. Всё равно изобьёт, а потом отдаст меня в дом для перевоспитания плохих детей»!
Он хмыкнул, оставаясь бесподобно красивым, и сказал: «Да ладно, мне-то зачем создавать тебе проблемы. Но ты учти, к Нэе не приближайся, если только она сама захочет с тобой поиграть. А не то я сам сдам тебя в дом для плохих девочек, поскольку, как ты понимаешь, у меня другие возможности, чем у тех, кто тут и живут». И ушёл. Перестал замечать вообще. А я вместо того, чтобы его возненавидеть, стала за ним следить. Всегда. Ходила в Сад Свиданий и следила, с кем он там. Но он редко там был, да и то всегда один, в смысле без девушек. Ему не нравились здешние развлечения, как и девушки не казались теми, кого он хотел бы к себе приблизить. Ну, это-то я потом уж поняла. Тогда-то я лишь радовалась, что он никому не принадлежит. Значит, достанется мне, когда я подрасту! Детская дурость, чего ж ты хочешь.
— А все говорили, что в Сад Свиданий опасно ходить в одиночестве, да ещё в подростковом возрасте. Как же ты убереглась от насильников?
— Да с чего ты и взяла, что они там сидели за каждым кустом? Это тебя Ласкира пугала, чтобы ты дома торчала и не ходила туда, где за тобой присмотреть нельзя. Не было там никакой опасности, дурёха! Меня ни разу никто не тронул. Зато там было весело. Я сама узнала о существовании школы танцев. Подслушала как-то разговор одних девчонок в Саду Свиданий. Я догадывалась, что и у твоей бабушки совсем не те возможности, что у всех прочих, кто обитали рядом с нами. Когда она пригласила меня в гости, чтобы опять что-то подарить, я попросила её устроить меня в ту школу. Она сказала, что легко, но этот путь не приведёт меня к желаемому счастью. Лучше она отвезёт меня в одно далёкое место, где меня очень мудрые и добрые люди обучат таким вещам, что я изменюсь даже на уровне физиологии, и тогда уж точно смогу обрести счастье. Тогда я не знала, что Ласкира была прежде жрицей Матери Воды, и этот культ продолжает действовать на обширных просторах континента, который вовсе не целиком подвластен Управителям нашего мира. Есть много мест, где можно укрыться от них. А те загадочные люди, даже гонимые законной властью, имеют доступ в любые сословия общества, в том числе и аристократические. Из меня сформируют особую деву и научат редчайшему искусству покорять сердца мужчин. А с матерью она договорится. Те люди дадут моей мамке-злюке такие деньги за меня, что она сразу же подобреет. Но я испугалась, что мечта стать женой Нэиля, когда я вырасту, не осуществится в этом случае. Я отказалась и стала умолять о той школе танцев. Говорила, когда заработаю много денег, став известной танцовщицей, ей верну все затраты. Она так смеялась, но согласилась, отвергнув только возврат долгов, поскольку это не будет ей ничего стоить. Меня возьмут уже в силу особенностей моей природы, очень красивых внешних данных, а также из почтения к ней со стороны владельца школы. Он был ей обязан каким-то прошлым её заступничеством, помощью в разрешении трудностей. Сказала также, что увозить меня на загадочные окраины континента стоило бы намного раньше, но тогда сама Ласкира тут не жила ещё.
— Обязательно спрошу у бабушки, было ли так на самом деле, — пригрозила Нэя, но ведь знала, что устройство Азиры в школу танцев было как раз затеей бабушки.
— Спроси, — согласилась Азира, — только ведь у Нэиля ты спросить ничего уже не сможешь. Когда я стала учиться в школе танцев, я редко появлялась там, где жила моя семья. Но приходилось туда возвращаться, когда в школе наступал перерыв в занятиях и всех распускали по домам. Мать сразу же запихивала меня на ту же фабрику, где сама работала, в какую-то грязь и пылищу, куда не находилось добровольно желающих там работать. Я пожаловалась Ласкире, что могу испортить себе фигуру от таскания тех тяжестей, что приходилось там ворочать, а от вдыхания запаха красителей для тканей у меня уже начали слезиться глаза, а это погубит мою привлекательность. Она пришла к матери и потребовала оставить меня в покое, пообещав давать денег на моё пропитание в мои законные дни отдыха. Вот каким человеком была тогда твоя бабушка!
В один из таких дней он и подошёл ко мне, спустя уже столько времени после той стычки в детстве, и сказал уже приветливо, но по-прежнему свысока, пристально глядя мне в глаза: «Ты выросла! И теперь ты уже не прежнее неумытое чучелко, а роскошная девчонка. Твой прежний клювик преобразился в чудесный носик, и вся ты буквально светишься. Уже и не подумаешь, что ты вывалилась из гнезда птицы-падальщицы, на что и похожа твоя мать». Я очень удивилась, что он помнит всё, хотя казалось, после того случая не обращал на меня никакого уже внимания, что я есть, что меня нет. Так люди смотрят на воздух, которого никто не видит. А тут вдруг увидел! Я стояла перед ним, как оглушённая, онемела вместо того, чтобы осадить его высокомерие каким-нибудь ответным ругательством. Я фыркнула ему в лицо, вот так! — тут Азира изобразила громкое кошачье фырканье, обнажив острые зубки и сузив глаза, — И пошла от него прочь, крутя бёдрами. А у меня было одно платьице, подаренное мне в школе танцев на выход. Оно отлично подчёркивало все достоинства моей фигуры. «Только попробуй повторить свою выходку ещё раз»! — крикнул он мне вслед, — «Я тебя так тряхану, что ты из своего платьица выскочишь! И не думай, что это пустые угрозы, маленькая сука»!
«О, мой большой аристократ»! — я остановилась и развернулась к нему, — «Неужели вы такой храбрый, что осмелитесь напасть на маленькую безоружную девушку»? У него и оружие на тот момент при себе имелось. А с военными, сама знаешь, ни разговаривать подобным образом, ни подходить близко нельзя. Они опаснее хупов многократно. Могут убить, а скажут, что защищались от нападения. Таких же случаев полно. Я так и сказала: «Если убьёшь, то заплати уж и за последующее моё захоронение на полях погребений. А то мать удавится от таких-то трат из-за меня».
«В следующий раз проверишь уже на собственном опыте, чем может закончиться твоё кривляние»! — угрожающе произнёс он. Вместо этого мы стали вместе купаться. Он притаскивал мне с неимоверной глубины восхитительные надводные цветы, которые стоили целое состояние, если их продавали в цветочных столичных павильонах. Говорил, что они моё растительное подобие… Они способны подняться к свету из тёмной и бездонной водной тьмы, чтобы зацвести, потрясая своей воздушной и причудливой красотой, как случилось и со мной… Он был у меня первым… Если бы он знал, что я была нетронутой, ничего бы не случилось… Он же не был таким как Реги-Мон и прочие. А он верил тому, что обо мне и болтали повсюду те, кто мне завидовали, будто я шлюха едва ли не с детского возраста. Он всего лишь решил развлечься, как я теперь думаю, и был поражён, что все наветы не соответствуют правде вещей. Я-то втайне любила его с детства… как только вы и возникли в нашем квартале. А будь иначе, моё же врождённое здравомыслие не подпустило бы меня и близко к такому человеку с его известностью и с очевидной несерьёзностью его отношения к смелой купальщице, припёршейся в опасное логово всех местных любителей экстремальных заплывов. К тому же у него были прочные связи с более значительными и роскошными женщинами. А тут я в своём заношенном платье-мешке, в котором я и притопала на Дальние Пески…
