Он взял её за руку, как в тот раз в их городе, и повёл гулять в лесопарк, чтобы показать обещанное озеро, окружённое цветущими зарослями со съедобными цветами. Он ничего не сказал ей о её новом аромате, но она чувствовала, что духи нравятся ему. Она не знала, что он узнал духи Нэи. Время от времени он наклонялся к её волосам и тонул в них носом.

— Ты мой Лесной Ангел, — повторил он на своём неизвестном певучем языке, который она не знала, но понимала, о чём он ей сказал.

Едва она вышла из сиреневых зеркальных недр кристалла Дома моды, девчонки, сидящие в цветниках как отдыхающие бабочки, притихли, не узнав её сразу. Это видение, словно одетое в лепестки цветов и будто осыпанное блёстками росы, сошло со ступеней их храма красоты в объятия «Каменного Красавчика». Нэя сияла в дверях, сама тоже похожая на цветок, даже на букет цветов, но в отличие от Икринки, она сияла счастьем, отражённым от счастливых влюблённых. Эти служительницы «Мечты», не исключая и Эли за столиком, поедающей сладости, не могли понять радости хозяйки, отдающей своего красавчика в руки неизвестной девушки. Все они считали Антона любовником Нэи. Сладкие крошки посыпались из безмолвно раскрытого рта Эли на её подол. Нэя продолжала сиять, как будто сама стала невестой, с материнской нежностью во взгляде провожая удаляющегося в глубину леса влюблённого, что было всем очевидно, «Каменного Красавчика» с другой, никому тут неизвестной, провинциальной обесцвеченной дылдой. Такую оценку дали они Икринке, обсуждая её между собой. Поскольку она была высокого роста, светловолосая и светлоглазая, что не считалось красивым по стандартам Паралеи. Скорее, это воспринималось как природный изъян, встречающийся иногда у мутантов, вроде тех же рыжих или розоватых волос. Такие женщины нравились, конечно, некоторым чудакам и баловням из аристократических заповедных рощ, избалованным и пресыщенным. Так ведь и «Каменный Красавчик» был мутантом, несмотря на свою неотразимую мужественность. Завершив своё обсуждение подобным образом, девчонки успокоились и занялись своим делом. Или бездельем, как Эля. Сама Эля, так же бывшая мутантом в их представлении, не принимала в оживлённом разборе чужих достоинств и недостатков участия. Она вздыхала, не прислушиваясь к возбуждённому полушёпоту девчонок-моделей, собирала крошки на своём подоле и завидовала чужому счастью, упорно обходящему стороной её и Нэю. Нэя, во мнении подданных её красочного королевства, тоже был странной со своей ненормально окрашенной радужкой глаз. Тоже мутантом.

В тот вечер и произошло первое открытие его как человека, который ей нужен. Был уже забыт улыбающийся мальчик из овала, подаренного мамой. Она смотрела на его прекрасный подбородок, шею, губы, всё это было не просто красиво, а надёжно, и будто принадлежало ей всегда. И она всегда любила его. Даже его светлую рубашку, выделяющуюся на фоне уже сумеречного леса, тоже всегда знала и любила. Её спящие чувства, раньше обитающие лишь в глубинах её снов и мечтаний, просыпались для жизни в реальном мире. Прикосновения его рук были остро ощутимы и давали пронзительную радость и телу, и душе. Он увлекал её всё дальше от редких уже людей, от пешеходных дорожек куда-то в тёмно-фиолетовую глубину засыпающего леса, уже почти дикого тут. И Икринка знала, понимала, что там произойдёт, и сама уже хотела, чтобы всё повторилось…

— Шеф, — Антон несколько замялся. — Я был у Арсения Тимуровича в «ЗОНТе», но он сказал, что вы надо мной теперь больший глава, чем он. У меня новая лаборантка из провинции. Я, вроде, ещё работаю наверху, но получается, у меня теперь два шефа. Он велел вас тоже поставить в известность. Она из местных жителей, а работать будет в нашем «ЗОНТе». Вы как? Я её проверил.

— Мне всё равно. Если контроль пропустил, что спрашиваешь? От поисков миража отказался? И правильно. Жить надо реальностью, какая она ни есть.

— Шеф, не могу сказать, что это обычная девушка.

— В чем её необычность?

— В ней самой. Она не как все тут. — Разговор происходил в подземном городе в их Центральном отсеке, в холле для совещаний. Но «отсек» — слово было условное. Это было огромное помещение, как вестибюль их подземного тренировочного зала или бассейна.

Стол, за которым сидел Венд, и был похож на бассейн, залитый ярко-синей, но твердой кристаллической водой, поднятой на более чем метровую высоту над уровнем пола. В синей блестящей поверхности отражался такой же синий потолок, их земное небо по виду. Это был их храм, их сакральный центр, только для землян. Местные ничего не знали о подземном городе. На поверхности у Венда был тоже свой сакральный центр поменьше, для местных, похожий на сказочную пещеру. Но та пещера, хотя и меньших размеров тоже впечатляла. Она казалась и впрямь святилищем, так высокомерен был Рудольф с теми местными. И, казалось, сама атмосфера там была заряжена неким величием, как в храме, намоленая всеми теми, кто туда входил.

Антон хмыкнул, вспомнив, каким бесстрастным идолом Венд принимал там посетителей сверху или работал с ними. Здесь он был проще. Он был естественным. Но там в нём просыпались комплексы древних властителей, и он явно мнил себя полубогом. Все земляне замечали это, и только недоуменно взирали на излишнее великолепие той пещеры — храма, штаба-кабинета, чем ещё было то служебное помещение?

Рудольфу многое позволяли и прощали тоже. Невероятно деятельный, волевой, энергичный и проницательный, он для тех, кто внизу, был их всеобщим космическим отцом. Он один умел вращать эту подземную махину, тайное продолжение ЦЭССЭИ в недрах планеты и в горах. Всё контролировать и за всем следить. Он был без преувеличения мозг их сложного муравейника внизу, и отчасти вверху. За его прямоту и искренность ему прощали грубость, чрезмерную жёсткость стиля управления в сочетании с потребностью всех подавлять. Венд был для Антона сложным человеком, чьих тайн и глубин он и не пытался постичь. Зачем ему это было нужно? Понимая его к себе расположение, Антон испытывал ответную привязанность и старался говорить ему всё, что его заботило или было непонятно.

— Очень странной была наша первая встреча, — начал Антон, — она стояла на скале, над самой пропастью, а к той скале не было дорог. Как она там оказалась? Мы с Олегом хотели её спасти, взять к себе в аэролёт, но она исчезла, пока мы делали облёт. И вот я вижу её на вокзале. Тот «гомункул», как вы его обозвали, Хор-Арх,»Знахарь», я же вам о нём всё рассказывал в отчёте, он не явился. Вы тогда не спросили ничего о результате встречи, забыли, ну я и не стал напоминать. Думал, мало ли, розыгрыш чей-то. Хотя и странный, согласитесь. Я познакомился с девушкой, проводил её до дома, мы ехали на поезде. Никогда не ездил в таком прикольном виде транспорта, провинцию поглядел.

Венд напрягся. Лицо, бывшее до этого скучающим, стало заинтересованным, ожило. Глаза смотрели, не мигая.

— Она как выглядела? — Во взгляде вспыхнуло нечто, что Антон определил бы как растерянность на грани потрясения, и лицо его стало моложе, понятнее, ближе от прорыва живой эмоции, стало мало похожим на маску всепланетного властелина, что он разыгрывал только что больше по привычке.

— Мираж, — сказал Антон вполне глупо. — Нереальная, но реальная девушка из плоти и крови.

— Крови? — удивился Венд, — видел кровь, что ли? — Нелепая фраза не иначе была тоже от растерянности. — Опиши её.

— Светлые струящиеся волосы, фигура узкая, стремительная, высокая. Но глаза, понимаете, они не местные, не тёмные, а прозрачные и светлые. Умные и печальные.

— Как могла она быть в горах?

— Не знаю. Может там был мираж? Она же живёт в провинции. То есть жила, сейчас живёт… — Антон замолчал

— Где? — спросил Венд, — договаривай! С кем жила в провинции? И в какой провинции? Их четыре. А глаза у местных бывают и светлые, но редко. Я встречал. У Нэи, например, забыл какие? Продолжай, живёт, ну где?