— Ты ведь тоже не старая, Ноли. Выходит, и у тебя есть шанс на личную жизнь.
— Шанс есть всегда. Но если бы вы вытолкали прочь отсюда эту падшую женщину и воровку Элиан, а меня назначали на её должность, то мой шанс был бы куда как весомее. В таком городе лишь дурак не сумеет вылезти из той колдобины, куда вогнала его предыдущая и несправедливая жизнь. Вот та же Эля… чего бы ей не использовать то везение, что обрушилось на неё с появлением в её жизни Инара Цульфа? Кстати, с моей помощью это и произошло. Вы не знали, что они были знакомы ещё в столице? Но где её благодарность мне? Она и к вам не питает ни малейшей благодарности. А бедного Инара успела уже опозорить и тут…
— Разве Инар Цульф бедный? Кажется, он так не считает. Что же вы сами-то не воспользовались тем, что Инар был одинок в личном плане? Зачем сблизили его с Элей?
— Вы задаёте такие вопросы, будто сами не понимаете, что именно требовалось Инару в то время… Это, знаете, не мой стиль жизни. У меня не то развитие, не то и воспитание, чтобы я стала падшей женщиной… Мне, как и вам, необходим муж.
— И вы надеетесь найти здесь свою Судьбу?
— А вы нет?
— Мне кажется, здесь это намного сложнее сделать. Здесь обитают очень уж непростые люди…
— А вы разве простая? Вы аристократка, и вы к тому же обладаете уникальным мастерством…
К ним подошла Эля. Её лицо, всегда такое искреннее по виду, выражало почти детский испуг. Она пыталась уловить по выражению их лиц, о чём был столь длительный разговор? — Примите меня в свою задушевную компанию, девчонки! — произнесла Эля притворно весело.
— Задушевность это не про тебя! — огрызнулась Ноли, раздосадованная вмешательством Эли в такую тёплую доверительную минутку общения с хозяйкой.
Нэя встала и ушла от них подальше, сев в самом углу огромного зала, утащив туда лёгкое креслице. Эля подскочила к Ноли. Даже не расслышав, о чём шла речь, она была уверена, ни о чём хорошем Ноли Нэе не поведала. Эля замахнулась на ябедницу лёгким платьем, которое держала в руках, а бывшая подружка по столичной и весьма тёмной жизни в ответ замахнулась коробкой с гримом. Уже в следующий миг коробка со стуком опустилась на макушку Эли, и разноцветные баночки, кисточки и узкие флакончики рассыпались вокруг. Лёгкая упаковочная коробка не смогла бы причинить никакого ущерба голове Эли, исключая возможные повреждения для самой дорогой косметики. Ибо в «Мечте» не терпели дешёвку, в чём бы она ни выражалась. От драки их спасло лишь то, что и та, и другая взаимно боялись обнаружения компромата на себя. Им обеим было что утаивать. Как и многим, многим женщинам всегда есть что утаивать. Недавно обруганная девушка-модель стала поспешно собирать дорогой грим, помаду, косметические карандаши и прочее для утончённой раскраски нежных девичьих лиц, стараясь услужить злоязычной Ноли. Эля исподтишка и нарочно старалась наступить на просыпанные флакончики и хрупкие тюбики, чтобы ущерб всё — таки состоялся, и Ноли пришлось бы выплатить штраф из собственной зарплаты. Девушка загораживала руками добро, принадлежавшее им всем. Ноли, несмотря на худобу, тяжёлым грузовозом теснила более пышную, но лёгкую Элю.
— Своё вначале купи, а потом и дави своими кривыми ножищами! — шипела Ноли, всюду подчёркивая едва заметный дефект ног Эли.
— На себя-то посмотри, плоская криворотая злыдня!
Девушка едва не плашмя легла на дорогие разбросанные штучки, ловко подбирая их в позолоченный и твёрдый картон коробки.
— Ты платьем-то все полы уже протёрла! — заорала на девушку Ноли, ничуть не оценив её усердия. — Ведь для показа его отобрали! Кто после того купит?
— Госпожа Нэя… — девушка растерянно протягивала свои ладошки, испачканные алой помадой из раздавленного губного карандаша, — Что они натворили…
— Стой! — завопила Эля, — платье не испачкай! — и повела девушку в умывальную комнату.
— Вы заметили, госпожа, как мила эта девчонка? — спросила Ноли, подойдя к Нэе. — И фигурка редкой пригожести. Почему бы вам, госпожа, не послать особый пригласительный билет хозяину нашей «Мечты»? Пусть бы поглазел на наших милашек… — Ноли намекала на то, что владелец здания слишком уж затянул свою нещадную эксплуатацию самой хозяйки, отчего та и выцветала буквально на глазах, во мнении Ноли. Пусть другие заменят её в подаче этих нелёгких, опять же во мнении Ноли, услуг. Те, кто моложе и грубее по своему качеству. Она проявляла искреннее участие и человеколюбие к драгоценной своей хозяйке, давно уже не видя никакой ценности и блага в интимных делах из-за своего личного ужасного опыта и вызванной им окоченелости, казалось, что и навсегда. Она тешила себя тем, что Нэя точно такая же, как и она. Стылая, ненавидящая всех мужчин без исключения.
— Вы бредите, Ноли. Он презирает всех нас скопом. Считает пустотелыми и пустоголовыми куклами. Обзывает нашу «Мечту» кукольным театром для недоразвитых троллей! — Нэя забылась настолько, что озвучила термин, не говорящий ни о чём той, которая и знать не знала, что она обитательница планеты Трол, то есть троллиха.
— И вас? — изумилась Ноли, она же троллиха.
— Я же сказала, всех!
— Я слышала, что Лата мечтала продать ему свою дочь за домик в тенистом пригороде. Но из этой затеи ничего не вышло. Надеюсь, что вы тоже от него освободились?
— Да от кого?!
— От Руда-Ольфа. Бывшего мужа Гелии…
— Знаешь, всё же, кто он. И чего разыгрывала своё неведение…
— Я не видела его здесь ни разу, — призналась Ноли, — после тех лет, как жива была Гелия, не видела нигде. Лата рассказала, кто он, наш арендодатель…
— Уйди, Ноли. Я устала.
Помня, какое чувство эйфории дали ей шарики доктора Франка, Нэя решила принять те, что остались, а также попросить у него ещё. Завтра она пойдёт к доброму человеку Франку в «Лабиринт». Всё равно о ней уже говорят такое! Что она обслужила всех управленцев этого закрытого объекта, носящего столь интригующее название «Зеркальный Лабиринт», куда нет доступа большинству из тех, кто и сочиняет подобные бредни. Но идти к доктору Нэя боялась. Рудольф мог всё узнать. Хотя, что всё? И что ей Рудольф?
Ночью он слонялся вокруг спящего сиреневого кристалла, как медведь — шатун, изменив своей бесшумной манере и производя чрезмерный шорох в кустарниках. Это происходило от набухающей злости, в основном на себя. Но входить к Нэе у него не было и помыслов. Хотя именно тоска заставляла бродить неведомо зачем, непонятно на что надеясь. Не выйдет же Нэя глубокой ночью подышать пряным воздухом. Само место не казалось настолько беспросветно тёмным. Свет, падающий на кристалл здания, частично отражался и освещал укромную заросшую часть у поваленного дерева, из коего сделали удобный лесной диванчик.
В следующее мгновение Рудольф услышал сдавленное рычание непонятно кого, не то зверя, не то ещё какого существа. В полутьме, поскольку ночные осветители Главного шоссе частично пробивали стену из зарослей у кромки леса, нечто шевелилось и перекатывалось по мягкому взрыхлённому настилу из трав и перегноя под древовидными кустарниками, росшими недалеко от лесной дорожки, выводящей к жилому сектору. Тотчас же аморфное и неразличимое в деталях непонятно что разъединилось на две части. Тёмный сгусток с треском вылез из кустарников и бросился прочь. Рудольф успел разглядеть, что это был плотный мужик. Он скрылся в лесу молниеносно и, понятно, не было ни малейшего намерения преследовать неведомо кого, хотя бегство неизвестного человека удивило. Спустя несколько минут из зарослей с уже менее сильным треском выползла фигурка поменьше. Рудольф направил на неё луч браслета, активизировав его на освещение того места, где она копошилась. Он узнал Элю, узнал как-то сразу, ещё и не видя её лица. Ночная бродяжка стояла на коленях, долго мотая своей головой, как лошадь, сбрасывая со своих губ травинки, и ничего не соображала.
«Вот же сука»! — обратился он к ней мысленно без всякой, разумеется, эмоции на её счет. Это была её жизнь и её игры. И всё же, отворачиваясь от неё, он скорчился, как будто проглотил таракана. Благоуханная природа вокруг была соучастницей в похотливых игрищах людей. И сейчас её животная суть, её отвратительный механизм размножения, используемый людьми только ради получения импульса наслаждения без всякого такого высокого замысла о потомстве и без размышлений о смысле продления жизни, вызвала потрясающее по силе отторжение. От природы вокруг, от Эли, от себя самого. И только Нэя была в стороне, ничуть не причастна к этому чавкающему Хаосмосу. Обиженный ангел, чьё нежное одухотворённое тело зверь посмел изжевать, обслюнявить и, подавившись, слёг в звериной своей тоске.
