— Твой Надмирный Свет давно покинул планету! — перебил её Рудольф, задетый отсутствием её привычной нежности, тем, что она испортила утреннюю любовную игру, отказав перед этим и в ночном наслаждении, на что и был его настрой со вчерашнего вечера. За что же «Мать Вода» так посмеялась над ней?
— Где ты там видела бедняков? Там были пьяные богатейшие скоты вашего мира!
— В том числе и ты сам…
— Я? Ты контролируй свои слова! Только твоё неадекватное состояние и оправдывает тебя, а иначе…
— Что? Ударил бы? Выгнал?
— Я никогда не бью женщин. И ты здесь не приблудная кошка, чтобы я тебя прогонял. Кажется, я говорил тебе, что это и твоё жильё также…
— Хо-хо, отлично! Никогда ты не бил женщин. А как же Гелия?
— Если ты ещё раз повторишь эту дурацкую присказку, усвоенную когда-то на своей окраине, то… — голос он не повысил, но его взгляд кольнул её сдержанно-ледяной свирепостью. Ощутимая заморозка, казалось, проникающая в кровоток, не заставила её свернуть свой бунт. Против чего она бунтовала? Она не знала, но очень хотелось ударить его по лицу.
«Избей, расцарапай его»! — шептала голая синяя девушка-сосуд. — «Немедленно разлюби этого чужеродного пришельца. Уйди отсюда навсегда. В пустыни… Тогда и искупишь преступление Ласкиры… А я прощу твоего потомка и отдам ему в управление всю Паралею»!
«Сама туда топай, дура из стекла и предрассудков»!
— Что же ещё ты сделаешь со мной после того, как подверг меня какому-то непонятному опыту? — она сразу же ощутила себя той маленькой придавленной лягушкой, какой была в подземном отсеке, некрасивой в его глазах, вызывающей желание додавить…
— Не смей больше упоминать имя Гелии! Иначе я сам уйду! — он решительно встал и стал одеваться.
— Зачем ты вчера предложил мне эту «Мать Воду? — с вызовом вопрошала она. — Мне нельзя к ней прикасаться. Бабушка предупреждала, что «Мать Вода» всегда будет мстить мне за то отречение, что совершила не я, конечно, но моя личная невиновность ничего не значит. Тут уже родовая вина…
Он не отвечал, кривя губы в сожалеющей усмешке. Родовая вина? Он воспринимал это как бессмысленный набор звуков из уст дикарки.
— Такое чувство, что у меня похитили весь вчерашний день и украли какую-то часть моего сознания.
— Ты говоришь во множественном числе. О ком это?
— О «Матери Воде». И о тебе. И тот человек, страшный бандит, зачем он тебе?
— Этот жуткий тролль нужен не мне, а нашей миссии в целом, о которой тебе знать не обязательно. У меня и помимо него туча других агентов, и редко кто из них бело-пушист. Есть такие места, куда не может быть вхож никто из землян. А информация нужна о любых слоях многослойного пирога — вашего мира. Что непонятно?
— Рудольф, а ты пользовался раньше продажными женщинами?
— Женщины не могут быть продажными. Продажны проститутки. Они не женщины.
— А кто?
— Материал для потребления. Самого бесчеловечного, подлого. Зачем спросила?
— Тот человек, кто слопал мой десерт и осквернил наш ужин, он прежде торговал девушками. А ты всё равно общался с ним.
— Мало ли с кем приходится мне тут общаться! Из этого вовсе не следует, что я им подобен. Ты тоже с ним общалась.
— Настолько давно…
— Всё же, тебе приходилось с ним сталкиваться лично, хотя ты всегда уверяла меня в обратном. Когда Тон-Ат хотел сделать его твоим мужем, ты и не возражала особо-то. А я всё голову ломал тогда, кто же тот счастливчик, кто являлся твоим женихом.
— Он никогда не был моим женихом! — закричала она. — Как смеешь ты такое говорить!
— Я же помню, как ты хотела отправиться с ним в дом Надмирного Света, видя моё нежелание бежать туда с тобою, — он пытался шутить, но с оттенком досады на неё.
Нэя молчала.
— А что? Может же быть и такое, что вы с ним обрели бы семейное счастье. Как говорили когда-то у нас, с лица воду не пить.
— Какую ещё воду, стекающую с лица, пьют у вас? С чьего же лица? У вас есть культ Матери Воды?
— Культ, пожалуй, и был, но уж не теперь.
— Ты напоил, потому что хотел экстремальных ощущений? Соскучился по тем, которые материал для потребления? — спросила она, дрожа от гадкого ощущения, отравившего тело, душу.
— Да за такие слова, не будь ты сейчас в умственном тумане, я бы… Что за бред у тебя в голове? Когда я жил здесь в космическом одиночестве, когда Гелия застыла окончательно и превратилась в ледовую имитацию женщины, я и тогда не опускался до такого. А мне было тридцать лет, чуть больше, это самый расцвет мужской жизни. А где была ты? Ты забилась чёрт знает куда, под нелетающие крылья своего бесполого ангела, и знать обо мне не хотела. И ты, как Франк, думаешь обо мне только низкое, грязное. Наверное, в те редкие дни, когда я вспоминал о том, что я живой человек, рядом со мной могли возникать не самые утончённые особы вашего мира.
— Но ведь есть порядочные девушки. Их же много, намного больше, чем этих несчастных…
— Где мне было их искать? Рассматривать и бродить по нищим кварталам? Чтобы найти там кого-то или не найти, отмыть, научить разговаривать? А те, кто благополучны, они спрятаны за толстыми стенами закрытых элитных мирков. Здесь нет желанных женщин. Какие-то имитации на раз. А если такая редкость тут случается, как талант и красота в девушке, существуют такие Чапы, которые их делают продажными, а правильнее торгуют ими, уродуя навсегда их психику. А когда истреплют как ветошь, их выбрасывают на ваши страшные свалки. Таков ваш мир. И не я создал его или сделал таким…
Увидев глаза Нэи, виноватые и жалкие, он лёг рядом, прижался к ней, — О чём ты переживаешь? Ну, допустили мы небольшую оплошность. И выпила ты совсем чуточку. Меня тоже, когда я сдуру решил как-то проглотить пару глоточков, накрыла чудовищная галлюцинация… Но я наблюдал, что у местных не бывает от «Матери Воды» такого разящего воздействия на сознание. Выходит, что ты не местная, как и уверял меня доктор Франк. А ведь я так и не поверил ему до конца. Думал, он окончательно тут свихнулся. Зато у тебя будет противоядие на всю жизнь, — и он бережно укутал её в плед, как в белое облако, из которого смотрело её бледное лицо, отравленное ночным столичным развлечением. К его скуле был прижат телесного цвета маленький кружок, пропитанный лекарством. То, что это лекарство, Нэе пришло в голову из-за его прохлады, которую она ощутила, дотронувшись до его раненной щеки. Сняв очень бережно вовсе не матерчатый, а плотный кружок с его кожи, она ничего под ним не увидела. Никакого следа от раны, которую ожидала увидеть. Она сразу вспомнила об ударе. Но воспоминания, если это были воспоминания, а не бред, так и не стали связными, они так и остались обрывочными в ней. Нэя притронулась губами к его лицу, — Тебе больно?
— Уже нет. Видишь, всё прошло.
— А это что?
— Пластырь. Регенерирующий.
— Ты не сердишься?
— Нет. Я принесу тебе очищающие кровь препараты. И ты будешь опять первозданно чиста. Этот напиток, что он такое? Он не поддается изучению молекулярного сканера, в нём содержится странная химическая формула, какой не может быть в принципе. Нелепица, невероятность. Жидкий кристалл, как если бы вокруг была температура в сотни градусов? Это же должно убивать всё живое, а тролли пьют её как воду и живы — здоровы! Никто и никогда не умирал, а напротив, бурно стремились к размножению после её принятия внутрь себя. Но естественно, пьют лишь те, у кого карманы позволяют. Я осведомлён, что ни одна женщина после принятия этого напитка не способна на обман…
— Так ты хотел проверить меня?
— Нет, разумеется. Разве есть у тебя возможность любить ещё кого-то, кроме меня?
Прозрачная стена пирамиды, за которой розовел лесопарк и колыхался на ласковом ветру своими вершинами, по своему цвету напоминал ей бокал с пунцовой так называемой «Мать Водой».
— Никогда в жизни я не прикоснусь уже к такому вот сладкому ужасу, — сказала она.
— Вот и представь теперь, что означает быть жрицей Матери Воды, — ответил он. — А они хлещут её как обычную воду. Ты бы у бабки своей вызнала в своё время, чем именно жриц и вводили в особый транс.
