— Вы просто обязаны возместить себе ущерб, поскольку затрачены были ваши средства, а также средства «Зеркального Лабиринта», — ответственного спонсора Дома «Мечта», — Лата повелительно оглядела служащих, а потом перевела взгляд на их хозяйку. Та уплывала своими мыслями куда-то, где всё укутывал мрак неизвестности, подобно зарослям лесопарка ночью. И такой знакомый, любимый лесопарк вдруг начинал казаться страшным диким местом с неведомым кусачим зверьём за чёрной колеблющейся ширмой, отгораживающей привычную прогулочную дорожку от их возможного нападения…
— Госпожа Нэя, вы хотя бы слушаете, о чём я?
Нэя молчала, и в данном случае молчание было знаком согласия. Ей было жаль не только прекрасного испорченного макета, но и многое другое. А деньги, раз уж так сложилось, что Лата подвела под штрафы законное основание, самой Нэе вовсе не будут лишними. В будущем. Каким оно будет? Какое уж там сложится…
— Вы так добры, госпожа Лата. Даже не знаю, чем я заслужила ваше такое искреннее участие в моих вечных неполадках…
Служащие, в том числе и Эля, все дружно устремили на Нэю взгляды, полные укора. Не заступилась, не поверила объяснениям и уверениям в невиновности. Мало ли в «Лучшем городе континента» обитает нечестных и жадных до чужого добра особей?
— Отслеживать всё, что происходит у вас, моя чуткая и доверчивая госпожа Нэя, не моя личная прихоть. Но доверие слишком дорогая драгоценность, чтобы одаривать ею тех, кто того не заслужил. За эту дополнительную нагрузку мне доплачивают. Оплату я получаю из рук Главы Хоз. Управления, понимая, что это не его личная прихоть. Я же никогда не путаюсь под ногами влиятельных и занятых людей из «Зеркального Лабиринта, в чьём владении и находится здание, где вы столь плодотворно трудитесь со своим, увы! Не всегда безупречным коллективом, — пояснила она уже сухо.
Эля хмыкнула, Лата добавила, что лично она во все хозяйственные и финансовые тонкости посвящена в силу своей уже деятельности. Из «Зеркального Лабиринта» попросили лично Инара Цульфа навести порядок в зарвавшемся, голубином лишь по виду, стаде Нэи — простодушной пастушки, заподозрив заметное опустошение Нэиного хозяйства и распущенность обленившегося персонала.
— О вас так заботятся, настолько переживают за ваше личное благополучие, — даже очевидная ревность и зависть не смогли лишить Лату её честности. — Вы счастливая женщина, — с Латой случился вдруг приступ откровенности, и присутствие служебного персонала её ничуть не смущало, — Вы даже не понимаете, как вас любят… как вам повезло обрести покровительство, настолько высокое… — тут она поперхнулась и не стала пояснять, кто же конкретно заподозрил неладное, кто «любит» и «переживает». Об этом и так все знали. — Урон, причинённый «Мечте» нерадивым персоналом, будет восполнен из их же заработанного дохода. Так решил Глава Хоз. Управления. Кто виновен, кто нет, пусть сами меж собой выясняют. Пусть сообща следят за порядком там, где и трудятся, — таким вот маневром Лата вывела себя как мишень для ненависти со стороны тружениц «Мечты». Какой с неё спрос, если господа сверху так постановили? Никто же не пойдёт разбираться с самим Главой Хоз. Управления. Одна лишь Эля при её последнем пояснении презрительно сощурила свои хитрые глазки. Она отлично знала, насколько автономна Лата в своём произволе. Всё отнятое у тружениц, пополнит личный бюджет властной вдовы, и лишь малая часть будет передана прекраснодушной растяпе — хозяйке «Мечты». Покровитель без озвученного имени, скрывающийся в недрах «Зеркального Лабиринта», был лишь ширмой для репрессивных мер Латы, о чём также догадалась Эля. И если к Инару Эля и могла приступить с допросом из-за лишения себя части заработанного, то в «Зеркальный Лабиринт» уж точно хода ей не было. «Зеркальный Лабиринт» и для Инара являлся отличной защитой от просьб Эли о смягчении кары. Глава Хоз. Управления всегда догадывался о воровстве своей наложницы, не поддающейся его властному воспитательному воздействию. Другое дело Лата, а уж тем более Рудольф, недосягаемый как само небо. В таких случаях Инар обычно поднимал глаза вверх, указывая на недостижимость того, к кому не сунешься за выяснениями, что справедливо, что нет.
— На что я буду содержать своих детей в ближайшее время? — осмелилась подать голос Эля.
— Полы будешь мыть в Администрации по ночам! — ответила ей Лата. — И прочим желающим найдётся работа по уборке городских учреждений в ночное время.
— Нет уж! — возразила Нэя. — Мне самой необходимы силы и время моих сотрудниц. Вы будете сыты, как и всегда, за счёт предприятия. К тому же часть средств вам будет выплачена, хотя и не полностью…
— Зря вы, госпожа Нэя, отказались зачислить меня в свой штат! — произнесла Лата с нескрываемым укором.
Но об этом-то Нэя и теперь не жалела, представив вечную толкотню Латы рядом с собой как оживший ночной кошмар, в который превратилась бы вольная жизнь их всех. Тогда уж точно пришлось бы Нэе сбежать из кристалла к Рудольфу в подземный город. Ведь Лата недвусмысленно приглядывала себе жильё в обширном здании, намекая на его необжитый простор и на собственные стеснённые жилищные условия. Дом для служащих Администрации из её среднего звена, куда и была впаяна Лата, был тесен и не так впечатляюще красив, как огромное здание на холме, окруженное цветниками и декоративными бассейнами. — Если, — мечтала Лата, — я буду у вас в штате, оставаясь при этом в Администрации, я буду всё содержать в блеске, порядке, а всех ваших служащих в неукоснительной дисциплине. На первом этаже ряд помещений не используется никак, но имеет великолепное оснащение, — свет, вода и прочее, и даже отдельный вход туда можно распечатать. — Это был уже откровенный намёк на собственный её захват чужого жизненного пространства. Она готова была стать Нэиной помощницей, подругой и даже больше. Она жаждала заменить её в качестве хозяйки, у которой сама Нэя была бы в услужении. Этаким замаскированным под подругу творческим двигателем всего. Ведь Лата не умела ни изобретать модели одежды, ни воплощать их в текстиль. Так что выбор-то был невелик. Между Элей и Латой.
— Недовольные на выход! — кричала Лата всем понурившим головы, — воровки и неряхи! Я не потерплю здесь, в нашем городе, такой преступной халатности, если уж ваша милосердная хозяйка не хочет заводить против вас всех уголовного преследования. — Никто на выход не пошёл. Все вынужденно согласились на личный ущерб, поскольку выбирать было не из чего. И даже при таком ущемлении никто не выдал зачинщиков воровства.
Нэя не раз уже жалела о прежней крикливой администраторше, та смотрела во все глаза за всеми, пусть и позволяла себе распускать язык, руки, а также кое-что и утащить из чужого добра. Это был урон терпимый. А теперь, когда куда-то пропала старательность и тщательная бдительность Эли, не было никакой возможности навести порядок в работе и учёт дорогих вещей. Как будто все предчувствовали последние дни своего пребывания тут и торопились урвать, как можно больше. А несколько дней назад возникла шумная перебранка Эли и художницы по тканям, переросшая в драку. Они швырялись всем, что под руку попадалось. Художница — женщина немолодая и деликатная в сравнении с прочими, — едва не огрела Элю по голове кастрюлей, почти пустой, но тяжёлой, оставшейся после обеда. Кастрюлю из рук творческой дамы вырвали другие девушки, бросили на каменный пол, так что посудина прогнулась одним боком. А её надо было возвращать в дом яств, откуда и брали обеды. Заодно досталось и прочей посуде. Скандалисткам было приказано заплатить за урон недешёвому заведению. Питаться кое-как и где попало, никто уже не хотел. Разгневанная художница после этого поставила Нэю перед выбором, — или она или Эля, грозясь уехать в столицу. Нэя ответила ей, что выбирать между ними не будет. Уходя, художница сказала, что Нэю с её чистой душой и драгоценными руками она любит и жалеет, а нечистую и душой, и руками Элю не выносит, как и весь прочий распущенный персонал. Что дама из Администрации права, и что такому сброду, — исключала ли она из состава «сброда» Нэю, понятно уже не было, — не в домах яств питаться, а под окнами побираться. Что Нэя с таким характером и таким людом вокруг скоро разорится, а то и попадёт в тюрьму за долги и чужое воровство. Всё выслушав, Нэя глубоко вдохнула и проводила художницу по росписи на тканях до выхода, а вслед ей всё и выдохнула, забыв о ней и о её росписях. Кому они были и нужны, если Нэе и собственное творчество надоело. Всё большее количество прежних постоянных посетителей отворачивались от дома «Мечта» и обходили его стороной. Необязательность, а иногда и откровенная халтурность в изготовлении дорогих нарядов не могли их ни отвращать. Саму Нэю уловить было практически невозможно. Она и ночевала-то у себя не всегда и не всегда замечала то, что прежние знакомые и любезные люди — её клиентура перестали её приветствовать при встречах и близко к ней не подходят по возможности. Она часто куда-то убредала туманными мыслями, оставаясь по внешней видимости здесь. А самое главное, пропало её ненасытное влечение к Рудольфу, а любовь к нему только усилилась. Она могла бы просто так сидеть рядом с ним, молчать и ничего другого не требовалось. Но ему пока что требовалось то другое, что её перестало увлекать. Она миловалась с ним без страсти, а скучала без него так, будто её душу разрезали наполовину, самую живую оставили у него, а ей самой отдали полусонную её часть. Возникла неодолимая потребность всегда быть рядом с ним, неотрывно, что было немыслимо. Это и рождало, не тоску, а некую заторможенность, снижение былой активности, погружение в себя.
