— Но какой выбор у большинства женщин? Они берут то, что преподносит им жизненная среда, за пределы которой им нет выхода.

–. Она говорила: всё зависит от точки зрения. Хотя, конечно, окаменевшие традиции общества для многих и неподъёмны, чтобы их устранить со своей дороги. Она считала своим невезением только место рождения. Она была уверена в том, что её ненавидят за её независимость и процветание. Если искренне, а мы сейчас предельно откровенны, я её не осуждаю. Я тоже скоплю себе денег и буду независима.

— Ты общалась с ней, зная, что она была любовницей твоего мужа? Тебя заставлял таскать навоз, а ей дарил роскошь?

— И что? Я с готовностью уступила ей своё прошлое семейное гнездо. Уж такого кособокого, как было моё, трудно и вообразить. Или я должна была биться насмерть за место своих унижений?

— Так вот кому ты подражаешь!

— А что? Мужчины всегда презирают тех, чьим одиночеством пользуются. Почему и мне не вести себя подобным образом? Пользоваться и никакой привязчивости. Да вот та же Ифиса, жила и живёт себе всю жизнь в своё удовольствие. Нарядна и жизнерадостна как девочка, и это в её-то возрасте! А это презрение общества лишь на словах, в подол никому его не кладут. Счастливой мне уже не быть, для любви время ушло, так что же? Залезать раньше времени в корзинку для утиля и стынуть там, ожидая биологического конца? Ты как женщина не понимаешь меня? Осуждаешь? Брезгуешь мной, если слышишь обо мне разные небылицы? Да что мне разговоры, шёпот там какой-то! Это только одни догадки. Я порядочная и работящая женщина. Вот выучусь к тому же…

— Кто для тебя Олег?

Тут сомнительно «порядочная женщина», но трудолюбивая и ничуть не тупая, уходила в сторону, никогда не отвечая. Возможно, она боялась полюбить Олега? Возможно, и любила.

— От кого же ты возвращаешься под утро? — Нэя не отступала, разбивая вдребезги её детские уловки избежать прямого ответа, Эля сразу вспоминала о неотложных делах.

— За что только мы выгнали Ихэла? — спросила она у Эли. Это был намёк на то, что Эле будто и всё равно, кто и с каким лицом, а главное с каким чувством к ней приближается для того, чтобы залезть под её подол.

— Мы выгнали? Это ты его изгнала. Как и Ноли. Я об этом не просила. А правда, за что? Привлекательный, мужественный, хотя и неотёсанный. Я бы такого парня за пару месяцев превратила бы в сокровище, о котором стала бы мечтать любая, увидев его хоть раз… Мне бы такого мужа. Да где мне такого найти, да ещё и свободного от законных брачных уз? Да ещё с моим собственным прицепом, имеющим два жизнерадостных и прожорливых рта…

— Ты встречаешь Азиру в столице?

Откровения помощницы как бы связали её в одно целое с Азирой. Нэя уже давно не считала Элю своей подругой и втайне тяготилась её близким присутствием рядом. Но выгнать её как Ноли, Ихэла и прочих провинившихся она не могла.

— Она куда-то сгинула. Её даже искали, а так, пошарили кое-где. Кому она нужна? Может, забралась в какой-нибудь посёлок к богачу и там живёт? — весьма чуткая, Эля уловила неприязненный импульс со стороны Нэи и не замедлила ответить. — Я слышала, твоя гордячка Гелия подкладывала Азиру вместо себя своему гордецу. Вернее, твоему гордецу на данный момент.

— Гелия так не могла, — возмущение смешалось со смущением, Нэя едва не задохнулась выплеском подруги и подчинённой. Но ей и самой была известна низкая правда.

— Гелия не могла? Да только это она и могла. Она же не была способна к любви. Это все знали. Она была холодна и безмерно горда собою. — Эля хмыкнула со значением, пряча вмиг возникшую неприятную гримасу на милом картинном лице, которое портили её крашенные, как у дешёвой куклы, кудряшки-завитушки, бывшие украшением ей в детстве. Вообще Эля была как примат, подражала всем, кого видела. Азире, Нэе, но при этом, она делала из себя карикатуру на тех людей, кому подражала, не имея их наполнения, не понимая, что ей идёт, что нет. И если бы не тактичный, но властный контроль Нэи над внешним обликом Эли, то неизвестно до какого вульгарного безвкусия она могла и дойти. Поэтому Нэя не просто позволяла, а и подталкивала Элю к копированию своего стиля. В каком-то смысле Эля была таким же живым манекеном, как и прочие девчонки. Другой помощницы у Нэи не было, а Эля была незаменима в своём деле, в деловитости и преданности.

— Да и о тебе тогда был шёпот…

— Да больше о Гелии, твоей возлюбленной подруге. Вы с нею были как-то уж слишком близки. Спали в одной постели… — тут уж открыто вылезало нечто такое, для Нэи запредельное, что она отшатнулась от Элиной «осведомленности». — В смысле делили одну постель с одним мужчиной… — договорила та на инерционном уже спуске в мерзость. Это был конец их прежней дружбы. Не резко, но постепенно она сдвинула Элю за край своего личного пространства, отпихнув её к безликой обслуге и однотипным моделям — девчонкам, которых было совсем уже мало, в их не интересную толкотню, как неинтересной становилась ей и сама деятельность дома «Мечта». Она думала о том, как бы и совсем всех отсюда спровадить, но тогда было бы слишком пустынно и одиноко в сиреневом прозрачном резервуаре обитать одной, всё зарастало бы пылью и скукой пустоты. Без Эли же ей самой пришлось бы пасти остатки своего модельного стада. — О чём это? — и Нэя вспыхнула, будто была невинной девушкой.

Рудольф не предлагал ей совместную жизнь в одном с собой пространстве. Не предлагал идти в Храм Надмирного Света, чтобы зажечь там зелёный небесный огонь на семейном алтаре, сделанным в виде прозрачного зелёного цветка. Но ведь этого ей не предлагал и Тон-Ат, которого все считали её мужем, не предлагал никто, исключая Чапоса в прошлом и немолодого дворника с метлой. Нэя шила бесконечное количество зелёных платьев, украшая их с немыслимой фантазией и искусством. И всё отбрасывала, продавала в столице в салоны Моды, и опять шила, ожидая, а вдруг он согласится, и в этот момент платье будет готово, чтобы он не передумал. И безостановочное шитьё платьев стало, как бы, её неврозом.

— Хочу каждый день видеть тебя, жить рядом, гладить по ночам твою кожу, — сказала она спящему Рудольфу. В прозрачной мансарде, розовеющей в закатном отливе Ихэ-Олы, было тихо, по-домашнему хорошо и спокойно, и не хотелось уходить к себе в кристалл «Мечта». Мечта давно уже поселилась тут, став счастьем, и не хватало ни дней, ни ночей для того, чтобы оно стало привычным, а уж тем более надоевшим.

— Это было бы утомительно, — неожиданно отозвался он.

— То есть? Гелия жила рядом довольно длительное время, — тебе не было утомительно, а я — это утомительно?

— Я был тогда молодым животным, — Рудольф блаженно потянулся, пытаясь притянуть её к себе. Она не поддалась, сидя уже полностью одетой, — А теперь?

— Тоже животное, но уже пожившее.

— Хочешь сказать, что нас время от времени соединяет всего лишь убогая потребность? С моей стороны — одиночество, а с твоей — скука?

— Нет. Ты же отлично знаешь, что я нарушаю все предписанные правила, заведя у себя инопланетную жену, каковой тебя и считаю.

— В таком случае, что удерживает тебя от посещения Храма Надмирного Света? Ради меня…

— Нэя! Это слишком! Топтаться в вашем зелёном балагане в клоунской рубахе. Ну, уволь! Это ничего не изменит. Вот Антуан с Лорой никуда не спешат.

— Почему ты так странно зовёшь его? Я заметила, ему не нравится искажение собственного имени.

— Не искажение, а его подлинное имя, данное родителями. А уж сам он изменил его, как ему нравится.

— У Икринки есть защитник. Даже двое. Ты и Антон. Кто есть у меня?

— Кто же в таком случае я?

— Тебе всё равно, как на меня смотрят, что говорят. Я по ночам плачу в своём кристалле, когда не нужна тебе.

— Выгоняй всех и перебирайся ко мне.

— И что? Сидеть в другой, уже твоей хрустальной башне и смотреть сверху на постылый лесопарк? Вечно одной? И уже безо всякого занятия?

— Она не хрустальная. Это сложная структура, не отличимая по крепости от камня.