— Нет.

Не всегда им удавалось проводить много времени вместе. Чаще он уходил рано утром, а она досыпала одна. Возможность длительного общения была подлинным счастьем. Когда внутренний куб пирамиды наполнился свечением, Нэя проснулась окончательно. Настроение было прекрасным. Она смотрела в конус потолка, где, казалось, и сфокусировался источник света. Из него и растекались по стенам изумрудные потоки, наполняющие всё внутреннее пространство, омывающие кожу, глаза, окончательно изгоняющие фантомные страхи туда, откуда они и выползли, чтобы у них не было никакого шанса на воплощение в жизнь. И всё же, мизерные крупицы тёмных кристаллов грядущих бед, их горькая россыпь где-то так и застряли в ней, с неустранимой программой их реализации где-то там, за горизонтом, куда и устремляется каждый из воплощающихся дней — к своему закату. Если бы, если бы жизнь была навсегда такой — утренним мерцающим пробуждением в счастливую вечность.

Замерцала сфера-шар на изумрудном кристаллическом столе, их всеобщая связь друг с другом на любом из объектов землян на Троле. При желании можно было настраивать сферу на показ Земли, её континентов, городов, океанов и островов, а также на показ всех планет Солнечной системы. Для Нэи это была интереснейшая игрушка. Земля была необычайно пестра и разнообразна. Непостижимо не схожие друг с другом ландшафты соседствовали на одном континенте, а будто принадлежали они разным планетам. Словно кто-то взял пазлы разных миров и соединил их в одном удивительном земном мире. А может, так оно и было? Ведь, как говорил Рудольф, они не знали своего сложного прошлого. У них существовали разные исторические версии, гипотезы их происхождения, и все их тайны не были раскрыты до сих пор. Сам же Рудольф, увлекаясь в молодости историей, знал этих исторических версий множество, и ни одной не верил, и говорил, что, возможно, у них землян и не было этого прошлого. А некто спустил их со звёзд и оставил на Земле в полной покинутости, где они и придумали себе свою земную историю, совершенно разную у разных народов. Они до сих пор не изучили свою планету, хотя и расползлись по очень большим пространствам Вселенной.

— Вот подумай, — сказал проснувшийся Рудольф, наблюдая её возню со сферой, — лезем к другим учить справедливости и вселенской мудрости, а сами ни черта ещё не понимаем. Прошлое Земли такая же свалка, как и у вас, миллионы и миллионы втрамбованы в земные пласты, страшная мистика денег уродовала людей веками, кроя под своё людоедство людей в их преемственности поколений, придумав сказочку о первородном грехе падшего человечества. Но мы выкарабкались, и вы не пропадёте, если учесть, что в подручных у вашего Надмирного Света здесь обитают эмиссары из других миров.

Нэя легла на его грудь. Он поднял её вверх одними руками, гордясь, вероятно, своей силой, а потом бережно прижал к себе.

— Ты возьмёшь меня на Землю? Как обещал. Помнишь?

— Но ведь тогда ничего не осуществилось. А сейчас мне хорошо с тобой и здесь. Зачем нам Земля?

Нэя поняла это так, что он не хочет её обманывать. — Почему ты не хочешь взять меня с собой? Если улетишь на Землю?

— Я не улечу на Землю. По крайней мере, в ближайшее время. И потом, ты единственная здесь. Вдруг на Земле будет иначе? Мы с тобой как первозданные люди в райском резервуаре. Ты единственная для меня, я для тебя. Нет?

— Ты боишься того, что будешь сравнивать меня с земными женщинами? И я не выдержу такого сравнения? А сам ты выдержишь сравнение с другими на своей Земле?

— Да. Ты ведь можешь и тут объективно оценить меня. Нас же много. И я тут главный, ну, один из главных. На Земле, конечно, нет. Но и там я не был худшим. Да разве дело в этом? Ты не сможешь адаптироваться в чужом мире, вот что более чем реально. Зачем думать об этом сейчас? Если хорошо жить так, как мы и живём? У нас с тобой время бесконечного открытия разных ощущений друг от друга. Что нам Земля? А если похитят не меня у тебя, а наоборот?

— Есть кому?

— А то! Когда я с тобой, я исчезаю как грубое физическое тело. Я не понимаю природу своей трансформации, да мне и без надобности. Каждый раз выходить из своей оболочки, такой привычно ограниченной, и оказываться где-то, чему я не знаю названия. В волшебных сферах, где ты мой проводник. Что может быть прекраснее? И это всё такому скоту, каким я был.

Нэя закрыла его губы руками.

— Ты добрая. Ты простила всё. Но я себе не простил ничего.

— Я тоже животное, — прошептала она, — И мне нравится будить в тебе непристойные желания, хотя кто может вторгаться в наш мир со своим мерилом? Должного или не должного? Я люблю твоё тело, а душа только в придачу к ней, — и она засмеялась, — видишь, какая я падшая! Так они там говорят, те внизу. И не понимают того, что я одна в их городке люблю в одной из самых высоких башен одного из самых высоких зданий ЦЭССЭИ, в «Зеркальном Лабиринте», над ними, выше всех! Они же все там, внизу. А я, падшая, парю в хрустальной выси. Но они даже не видят этого! И люблю я самого прекрасного человека Паралеи.

— Я самый прекрасный? Ты шутишь. А я даже не умею отделить твою мягкую и согревающую меня душу, родную, от твоего родного тела. Ты для меня неразъединимое целое.

Но так было не всегда. Как-то раз он вызвал её к себе утром, сказал, что сильно соскучился и у него есть время для неё.

— Почему ты никогда не расскажешь мне, как ты жила в своих плантациях, — они сидели в его маленькой столовой внизу, где он хотел сварить кофе. — Ты помнишь, как попала туда? Как попадали туда другие?

Нэя поняла, что её упоминание о появлении Тон-Ата в прошлый раз вызвало в нём некую тревогу и ему важно нечто уяснить для себя. — Другие? — спросила она беспечно, не желая погружаться в подробности той жизни. — Кто? Разве туда кто-то попадал из других?

— Гелия.

— Гелии нет на свете, зачем о ней? Почему она не рассказывала тебе ничего? А мне не известны ни её пути, ни те пути, что вели в страну Архипелага.

Это походило на допрос, причём с привкусом беспощадности. Нэя взяла яблоко из садов доктора Франка. Земные фрукты были очень вкусные, если дозревали до максимума своей спелости. А эти яблоки… Нэя отложила в сторону красочный, но недозрелый плод. Казалось, само имя «Гелия» состоит из металлических холодных игл. Оно укололо сразу. Очарование момента пропало. — Всё же ты бываешь временами таким… — она скривилась от кислоты недозрелого фрукта, — какой же жёсткий и… — она не успела произнести слово «фрукт», как он перебил её, посчитав, что определение относится к нему лично.

— Я? Да я добряк, каких и сроду не водилось в вашей Паралее, — разговаривая, Рудольф снял верхнюю куртку — составную часть той униформы, в которой пребывал в своём подземном городе, оставшись в рубашке без рукавов. Нэя с неприятным удивлением увидела голографический рисунок скорпиона.

— Ты говорил, что выбросил рубашку…

— Когда говорил? Зачем же выбрасывать то, что вполне годится для носки? У нас же нет текстильных производств. Мы всё занашиваем до дыр ради экономии энергии. Любая вещь требует для своего создания энергетических затрат. Я стараюсь не ходить в тряпье Паралеи там, где можно чувствовать себя землянином. Чем тебе не угодила моя одежонка? Качественная вещичка, ей износу нет. А у вас тряпьё, хотя и натуральное, очень уж недолговечное.

Нэя поняла, что он начисто забыл о том, при каких обстоятельствах он в ней красовался. Он вообще не фиксировался на этом. — Удобно. Сегодня жарко.

— Я помню один сон, — сказала она, нарушая табу не прикасаться ни единым словом к тому, что осталось в прошлом. — В ту самую ночь в доме у Гелии этот скорпион вдруг ожил и заполз на меня. Он лёг на мою грудь и придавил меня тяжёлым туловищем, ставшим металлическим. А потом очень больно укусил… в самое сокровенное место девушки. Я почувствовала, как горячая кровь потекла из меня, а он не хотел покидать моего тела, продолжал жалить, глядя сверкающими зелёными глазами без всякой жалости. Ты тогда так и сказал, что мне приснился кошмарный сон. Но именно этот кошмар полностью вытеснил всё то прекрасное, то предельное доверие, что и открыло мне подлинную суть любви. Я же запомнила лишь свою муку… но ведь точно же было запредельное счастье взаимного познания… не могло не быть? Почему произошло такое странное вытеснение счастья ужасом? А ещё говорят, что все кошмарные переживания уходят вглубь подсознания с неизбежностью…