– А если я охрану приставлю?
Риан задумался на пару мгновений, но все-таки нерешительно кивнул.
Пришлось возвращаться за охранником. Узнав, из-за чего племянник не захотел появиться во дворце, император выделил Гектору одного из своих людей, и еще через несколько минут Дайд наконец отправился во дворец уже вместе с Рианом, оставив возле комнаты Тайры крупного и молчаливого архимага, на лице у которого не отразилось ни единой эмоции, когда его прямиком из шикарного коридора отправили в обычный деревенский дом охранять неизвестную девушку.
Император по-прежнему был в своем кабинете, пил чай и задумчиво перебирал какие-то документы. Увидев взволнованного племянника, сопровождаемого бледно-зеленым от усталости Гектором, он кивнул на диван напротив и приказал:
– Садитесь.
Принц послушно сел, глядя на Арена с опаской. Гектор опустился на сиденье чуть в отдалении и сразу налил себе чаю в большую чашку, желая притупить чувство голода. Судя по планам его величества, поесть в ближайшее время вряд ли удастся, значит, надо воспользоваться моментом.
– Скажи мне, Риан… – Император откинулся на спинку дивана, сложил руки перед собой и пристально посмотрел на племянника черными глазами почти без белков. – Ты бы хотел жить не как Альго, а как простой человек? Не зависеть от наших обязанностей, не отчитываться передо мной, не быть ничем мне обязанным, жениться без моего одобрения и так далее. Хочешь?
Судя по вытянувшемуся лицу принца, он совершенно ничего не понимал.
– К чему ты это, дядя Арен? – осторожно ответил Риан. – Мало ли чего я хочу. Это ведь невозможно.
– Возможно. Я могу освободить тебя ото всех обязанностей взамен на одну услугу.
Племянник императора побледнел и, сглотнув, уточнил:
– Что же надо сделать, чтобы получить подобное бесценное право полностью распоряжаться собственной жизнью?
Уголки губ его величества дрогнули в понимающей усмешке.
– Взять на себя вину за организацию заговора против меня. А потом умереть. – Услышав это, Риан сначала позеленел, а потом побагровел и уставился на Арена с возмущением. – Не спеши с отказом. Умирать придется не по-настоящему, только на бумаге. Если ты согласишься, завтра его высочество Адриан погибнет во время пожара в Императорском театре. После будет официально объявлено, что именно он возглавил заговор после смерти отца. Взамен ты получишь новые документы, новое имя и право распоряжаться собой. Родовая магия будет заблокирована, иначе ты можешь ненароком выдать себя.
Гектор внимательно следил за лицом Риана: на нем застыло полнейшее ошеломление. Глаза были вытаращены, рот приоткрылся, и оттуда вырвался какой-то странный свистящий звук.
– С-с-с, п-п-ф-ф…
– Что? – вежливо переспросил император, и не подумав засмеяться.
Принц кашлянул.
– Я говорю: зачем это тебе, дядя Арен? Только можно мне услышать правду? Пожалуйста. В конце концов, речь идет о том, чтобы запятнать мое имя преступлением, которого я не совершал. Я хочу знать, ради чего это хотя бы затевается.
Гектор поморщился. Он понимал, что крайне нежелательно посвящать в детали еще и Риана, но не мог не признать справедливости его требования. Император просил о слишком большой услуге, чтобы можно было оставить принца в неведении.
– Не ради чего, а ради кого. Ради Анны.
Выражение лица Риана вновь изменилось. Сначала на нем отразилось непонимание, затем – почти священный ужас.
– Дядя Вольф?! – Император кивнул, и Риан как-то странно булькнул, словно поперхнувшись собственной слюной, а затем простонал: – Это ее убьет…
– Да. – Арен на мгновение опустил глаза, но Гектор успел заметить, сколько печали в них плескалось. – Пусть он лучше будет героически погибшим, чем предателем.
Лицо принца исказилось, как от боли. Он наклонился, закрыл его руками и, потерев ладонями щеки и глаза, тихо произнес:
– Я согласен. Так лучше. – И еще тише: – Лучше, чтобы предателем был я.
Император вздохнул, перевел тяжелый взгляд на Гектора и приказал:
– Выйди.
Дайд кивнул, встал с дивана и быстрым шагом направился к выходу. Перед тем как шагнуть за порог, он оглянулся и увидел, как Арен опускается перед Рианом на корточки и ласково проводит ладонью по его склоненной голове.
Тайра не знала, сколько прошло времени, да и времени здесь не было. Она не ощущала смены дня и ночи, не уставала, не хотела есть или спать, и все было бы хорошо, если бы она не чувствовала себя так, словно растворяется в той сущности, что ее держала.
Тайра не желала погружаться в чужие воспоминания, но они проносились перед глазами и без ее желания. Меньше всего на свете она хотела испытывать чувства, принадлежащие не ей, но они проникали в нее сами, как вода проникает в почву, напитывали… и отравляли. Потому что сами были отравлены.
Она видела маленького мальчика со славными карими глазами и серьезной улыбкой, который с любопытством вертел в пухленьких руках красивую золотую корону с рубинами. А тот, кто смотрел на него, задыхался от обиды и непонимания. Как же так? Почему он? Он же – младший!
Она видела того же мальчика, чуть повзрослевшего, посреди коридора, ощущала бешеный гнев, наблюдала за огненными плетьми, что хлестали по стенам, едва не раня людей, которые пытались разбежаться в разные стороны, и слышала спокойный детский голос. «Успокойся, братец Аарон!» – говорил мальчик, шагая вперед, и ловкими движениями рук связывал огненные плети, заставляя их сжигать самих себя, а не окружающее пространство. А в сердце плескалась ненависть… Ненависть и страх. Он же младше, младше на целых пятнадцать лет, и уже в восемь так обращается с родовыми заклинаниями, словно не понимает, как это сложно. Словно сам состоит из огня. И ничего, совсем ничего не боится!
Мальчик стал старше. Тайра теперь видела его сидящим за столом в окружении книг и тетрадей. «Что вы будете делать, если Венец достанется вам, Арен?» – раздался чей-то кокетливый голос, и мальчик поднял голову, улыбнулся снисходительно. «Не достанется», – сказал и потерял интерес к говорившему, а Тайра задыхалась от злости, вспоминая пухленькие ручки на поверхности родового артефакта. Уничтожить! Убить! Чтобы никогда ему не досталось то, что принадлежит старшему.
А потом был бальный зал и танцующие, смеющиеся пары. И мальчик, ставший привлекательным мужчиной, но не потерявший ни своей серьезности, ни спокойствия, кружился в танце с молоденькой красивой брюнеткой и смотрел на нее так, что в груди возникало злорадство. Влюбился! Безответно! Дурак! Вот когда старший выбрал себе женщину, она не смогла остаться равнодушной. А эта глядит на младшего наследника с таким выражением лица, будто мечтает убежать из зала. А что, если увеличить ее неприязнь? Чтобы у нее не просто не появилось любви к брату, а чтобы она появилась к нему, Аарону? Ведь это должно его растоптать. Должно!..
Тайра резко выдохнула, изо всех сил желая сбросить с себя эти не принадлежавшие ей чувства. Мерзость, гадость, грязь. Как можно такое чувствовать? Как можно так думать? За что?!
Она хотела зажмуриться, но не получилось. Вместо черноты она видела перед глазами его высочество Арена с остановившимся, будто бы мертвым взглядом и лицом, словно вылепленным из воска. Не человек – кукла. И если раньше его лицо было пусть и серьезным, но теплым и живым, то теперь оно казалось восковой маской. А старшего изнутри распирало искрящееся, бешеное ликование. Почти сломался, почти умер, ослаб!
«Теперь Венец станет моим, моим, моим!..»
Вспышка ненависти, отчаяния и ярости. И вновь – это лицо, такое же мертвое, как и раньше, только глаза стали другими. Черными, без белков. И ладонь так сжимала тонкий Венец, что побелели костяшки пальцев.
«Будешь отрекаться?»
«Нет».
«Нет? Нет?! Почему?! Ты же никогда не хотел этого! Никогда не мечтал, как я, я, я! Почему Венец вообще выбрал тебя, младшего брата, слабого червя, в котором никогда не было ничего особенного?! Почему, почему, почему?!»