– Нет, мальчик и девочка, – ответил Янг. – Не удивляйтесь, это все сделано для того, чтобы связь шла по принципу парности. На самом деле наследниками рода и носителями родовой магии были, конечно, не только владельцы артефактов, а вообще все родственники. Однако, судя по тому, что я просмотрел и прочел, ни о какой родовой магии в то время речи не шло.

– Мы не нашли в документах подтверждения, что заклинания наносились на Венец с учетом передачи именно этих свойств крови будущим поколениям, – подтвердила Эн. – Они были нужны для другого, а это… что-то вроде побочного эффекта, видимо. Мы еще посмотрим бумаги, но, скорее всего, Анна Альго не учла этот момент.

– Ты сказала, что они были нужны для другого, – произнес Арен, наклоняясь, и прикоснулся к одному из листков. – Я имею в виду заклинания. Для чего?

Бумага на ощупь была как новая, и только по чуть желтоватому цвету становилось понятно, что ей уже очень много лет.

Эн молчала, и император поднял голову и посмотрел на нее. Она морщилась и кривила губы.

– Это было не очень приятно читать, – сказал Рон тихо и протянул Арену несколько листков. – Вот, здесь она объясняет принцип действия того, что придумала. Вечный живой щит.

– Живой?

Император посмотрел на то, что отдал ему Янг. Строчки перед глазами отчего-то плясали, виски сдавило, как тогда, после гибели Софии, но Арен все-таки разобрал слова.

«Пока Альго носят Венец, мы не умрем, вечно будем гореть, не сгорая, не давая Бездне шириться и защищая своих потомков от ее порождений. Мы станем живым щитом, стеной между жизнью и смертью и никогда не умрем, пока горит огонь наших душ».

Мурашки бежали по телу, захотелось то ли выругаться, то ли выпить.

– Они читали эти заклинания все одновременно. Выбирали сами то, что им хотелось, что угодно, главным условием оставалась краткость и простота формулы, которую Анна записала на Венец. Эти формулы нужны были только для связи, для связи между родами, чтобы им было за что цепляться, и связь эта стала как можно крепче. Они прочли эти заклинания, а потом совершили ритуальное самопожертвование – все вместе, одновременно, сожгли самих себя. Этот огонь мы и видим до сих пор.

Арен так и не понял, кто из них сказал это, Рон или Эн, да и не важно – он просто уперся кулаками в стол, глубоко дыша и пытаясь успокоить бешеный стук сердца.

Конечно, они и раньше предполагали, что Геенна – множество абсолютных энергетических щитов, но что это значит по-настоящему, до императора дошло только сейчас.

– Защитник…

– Мне кажется, поэтому все кровные артефакты, закаленные пламенем Геенны, имеют подобие сознания, – почти прошептала Эн. – Они связывают нас… с ними. Со всеми ними.

– Значит, вот почему мне иногда при пробуждении Геенны кажется, будто я слышу чей-то шепот, – проговорил Арен глухо. – Но я никогда не могу разобрать слова.

– Вы связаны с ними напрямую, больше, чем кто-либо другой, – сказал Янг. – Они стали щитом. Назначение щита – защита, и, когда границы нарушают, они предупреждают вас об этом.

– Не понимаю, почему у меня в таком случае глаза не огненные, а черные, – грустно усмехнулся император и с удивлением посмотрел на Рона, когда тот ответил:

– Это Бездна. – Артефактор вытащил из папки еще одну бумагу и передал ее Арену. – Она была когда-то такой.

На листке оказалось нарисовано… нечто. Другого слова император и подобрать-то не мог. Расщелина в форме вытянутого овала – как озеро, только наполненное абсолютно черной водой.

– Анна Альго описывала Бездну как провал, дырку в земле, – произнесла Эн. – Этот провал будто бы светился, но свет этот словно был черным, то есть провал не создавал его, а поглощал окружающее.

– Не свет, а тьма, – пробормотал Арен, возвращая листок Янгу. – Значит, ее частичка отражается в моих глазах.

– По-видимому, это так, ваше величество.

После разговора с Роном и Эн Арен не выдержал и все-таки перенесся к Софии. Пусть всего на несколько минут, но он должен ее увидеть.

Она кинулась ему навстречу, как только он вышел из камина, обнимая и целуя одинаково крепко, и с нежностью прошептала:

– Пришел…

– Я ненадолго, Софи. – Арен сжал ее талию, вдыхая носом воздух возле виска и наслаждаясь чудесным, теплым и свежим ароматом девушки. – Всего на пару минут.

– Я понимаю, но я все равно рада.

София целовала его, дрожа от радостного нетерпения, и император не удержал пламя, ярко и страстно вспыхнув. Она засмеялась, погладив его по плечам и груди, посмотрела лукаво, призывно – и Арен едва не застонал от желания и досады на то, что вскоре нужно будет уйти.

– Что ты сказала сегодня Алексу, чтобы он не капризничал? – спросил император, склоняясь к бархатной шее девушки, и коснулся губами мягкой кожи. – И не просился на интервью вместе с Агатой?

– Ах, вот что тебя интересует, – протянула София весело. Ладони ее легко скользили по его спине, и хотелось, безумно хотелось забыть о данном Виктории обещании и остаться здесь. – А я-то думала…

– Меня интересует все, что касается тебя, мое счастье, – произнес Арен, прижимаясь губами к ямке в основании шеи. – Абсолютно все.

– Я сказала: «Пусть идут. У них свои секреты, а у нас с тобой – свои».

– Вот, значит, как. – Император усмехнулся. – Секреты у них. От нас с Агатой, но главное – от меня! Безобразие.

– Да… – выдохнула София, и от этого вздоха Арен вновь вспыхнул, опуская руки с талии ниже и ощущая, как кровь в его жилах начинает гореть.

– Я приду позже, – сказал он тихо и хрипло, полыхая пламенем и сжимая упругие полукружия. – Позже, когда Виктория уснет.

– Да, – выдохнула София еще раз. – Конечно, приходи.

Арен вышел из камина, когда Виктория уже легла, но уснуть не успела – лежала и думала о том, куда ее муж может отлучаться по вечерам.

Раньше она непременно спросила бы его об этом, но не теперь. Теперь она понимала, что ни к чему хорошему этот вопрос не приведет: куда бы ни ходил Арен, ему это в любом случае не понравится. Даже если Виктория скажет, что не имеет в виду плохое и просто любопытствует – супруг воспримет подобный вопрос как возвращение к ее прошлому поведению и почти наверняка ответит резко. Императрица не хотела злить мужа, поэтому промолчала, чуть приподнявшись на постели и наблюдая, как Арен раздевается, по своему обыкновению аккуратно складывая одежду. Он мог бы и не стараться так – завтра эта одежда все равно отправится в стирку, – но был приучен к аккуратности и внимательности, и его движения оставались привычными, механическими, но при этом – плавными и завораживающими, и Виктория невольно залюбовалась мужем.

– Знаешь, – сказала она очень тихо, рассматривая его смуглую спину, – я помню, как однажды, когда мы только поженились, я бродила по дворцу, изучая его, и зашла на твой рабочий этаж.

Арен, оставшийся в одних трусах, выпрямился и внимательно посмотрел на нее. Кажется, он не мог понять, к чему Виктория это вспомнила.

– Ты тогда прошел мимо вместе с кем-то из советников, не помню, с кем конкретно, я смотрела только на тебя. И меня как ударило. Я вдруг подумала: «Защитница, а ведь этот мужчина – мой. Такой замечательный, сильный, красивый… и – мой». Мне это ужасно понравилось. – Она засмеялась и потерла заслезившиеся глаза. Было горько. – Какая же я была глупая!

– Не вижу ничего глупого, – ответил Арен спокойно, но в голосе его слышалось столько сочувствия, что Виктория перестала тереть глаза и взглянула на мужа. – Ты влюбилась, Вик. Это не глупо, а хорошо.

– А ты… – Она вздохнула, закусив губу. – Ты чувствовал, что я?..

– Чувствовал. – Муж подошел к кровати, откинул одеяло и залез под него. Виктория тут же прижалась и обняла, ощущая, как сразу становится тепло и хорошо. – Мне было очень приятно. Влюбленность – она мягкая и теплая, как котенок.

– А потом моя влюбленность захлебнулась в ревности… – пробормотала Виктория, положив голову Арену на грудь. – И ты перестал ее замечать.