В расчете на обыденное сознание антикоммунизм довел до иезуитского совершенства социальную демагогию, политическую риторику и софистику, извращение реального смысла происходящих в мире событий и подтасовку фактов. К примеру, если ты выступаешь за свободу личности, пойми, что она несовместима с принципом равенства, и откажись от него. Если тебя интересует безопасность твоего государства, поддерживай единственное условие этой безопасности — гонку вооружений. Если ты покровительствуешь недовольству молодежи, ты попустительствуешь преступности и наркомании. Если ты хочешь, чтобы не было инфляции, — не ропщи на безработицу. Если ты не согласен потерять даже то малое, что имеешь, остерегайся коммунизма, угрозы коммунистического порабощения. Так и только так. И никаких других альтернатив.
На уровне обыденного сознания такая социальная демагогия еще весьма эффективна. Обыденное сознание, не поднимаясь, по существу, до научно осмысленного воззрения на мир, не может постигнуть, что идеи и идеалы антикоммунизма тесно связаны с проповедью «классового мира», «сотрудничества пролетариата и буржуазии», с идеей «мирного врастания» капитализма в социализм — то есть со всей идеологией, служащей оправданию капитализма. Обыденное сознание не станет задаваться вопросом, почему в потоке антикоммунистической пропаганды и информации, которую противники социализма обрушивают на головы молодежи, злопыхательская критика в адрес политической и экономической системы социализма постоянно сочетается с мнимой доброжелательностью империалистических кругов, у которых будто бы нет важнее заботы, чем та, как «улучшить» социализм? Если не задаваться вопросами, можно подумать, что у буржуа и впрямь изболелось сердце за материальное благополучие, демократические права и повышение духовного уровня молодежи социалистических стран, за процесс «либерализации» в странах социализма.
К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что с углублением и обострением противоречий капитализма усиливается кризис и возрастает иллюзорность буржуазной идеологии, которая опускается «до уровня пустых идеализирующих фраз, сознательной иллюзии, умышленного лицемерия».[9]
Естественно, теоретические усилия защитников старого миропорядка в силу своего псевдонаучного характера и антисоциального содержания в конечном итоге не могут не потерпеть поражения. Покрасовавшись некоторое время на страницах буржуазной печати и в сфере других средств массовой информации, пережив кратковременный бум, наукообразные, одетые в псевдотеоретические одежды концепции капитализма как общества «вечного и незыблемого» неизменно уходят в прошлое. Так ушли в небытие созданные после второй мировой войны в качестве реакции антикоммунизма на создание ряда социалистических государств в Восточной Европе безудержные восхваления «прелестей» буржуазного общества и многочисленные теории, призванные обелить, приукрасить капитализм, культивировать иллюзии о гармоничном и бесконфликтном развитии послевоенного капитализма — общества довольства и самодовольства, о широкой и спокойной дороге буржуазно-демократического развития, о «равных возможностях» и т. д. и т. п.
В 60-е годы, исходя из веры во всемогущество научно-технического прогресса, буржуазные идеологи пытались вдохновить молодежь мечтой о возможности создать на основе НТР какую-то супериндустриальную цивилизацию. Попытки опровержения марксистско-ленинской теории преобразования мира, которые прежде заводили опровергателей в тупики бесплодной схоластики, сменились попытками подменить социальную революцию научно-техническим переворотом. Культивировалась идея бегства от реальной классовой борьбы в область идиллических утопий о «третьем пути» общественного развития, связанном с прогрессом науки и техники. Под пером трубадуров антикоммунизма возникали бесчисленные концепции об изменении природы капитализма, о конвергенции двух систем, о «трансформации» капитализма в социализм. В соответствии с этими проектами «постиндустриального общества», «общества всеобщего благоденствия», «технотронной эры» в капиталистических странах и прежде всего в США должно было возникнуть процветающее, лишенное каких-либо противоречий общество как альтернатива социализму и образец для всего мира. При этом такому «идеальному обществу» предстояло появиться без каких-либо классовых битв и социальной революции. Более того. К этому обществу путем «конвергентного» развития на основе высокого потребления, кибернетизации и всеобщего благоденствия должен был присоединиться и социализм.
Большая часть таких теорий создавалась в духе «технологического оптимизма». Они предсказывали наступление «золотого века» трансформированного капитализма, который якобы благодаря НТР обрел «второе дыхание». Особые надежды сулил «Некоммунистический манифест» У. Ростоу, изданный как альтернатива «Коммунистическому манифесту» К. Маркса и Ф. Энгельса. Значительную роль в дезориентации молодежи сыграла концепция «постиндустриального общества» З. Бжезинского, увековечивающая капитализм.
Экономический кризис 1974―1975 годов, сопровождаемый во второй половине 70-х годов кризисом энергетики, сырьевых ресурсов, финансов, инфляцией и ростом безработицы, положил конец мифам о способности капитализма к неограниченному экономическому развитию. Даже для глашатаев антикоммунизма стало ясно, что огромные возможности, которые таит в себе НТР, не могут превратиться в действительность в условиях капитализма, в узких рамках его производственных отношений. Идеологическое отражение экономического и социального кризиса нашло свое законченное выражение в крутом повороте, происшедшем в идейной атмосфере капиталистического общества, — повороте от технологического оптимизма к социальному пессимизму. Сами буржуазные идеологи стали писать о безработице, «лишнем поколении», «перепроизводстве учителей и прочих интеллектуалов», которых в «обществе свободного предпринимательства» могло бы, дескать, быть и поменьше.
С началом 80-х годов в западной печати то и дело встречаются признания, что ни одно из десятилетий после второй мировой войны не начиналось таким широким распространением страха: страха войны, боязни НТР, боязни за свой жизненный стандарт, за рабочее место, страха перед надвигающейся старостью и вообще перед будущим. «Народы Западной Европы, — писала в начале 1981 года „International Herald Tribune“, — вступают в восьмидесятые годы с настроением неуверенности, которая намного глубже и касается значительно большего числа сфер человеческой жизни, чем когда-либо в другое время». Известный буржуазный, социолог К. Поппер заявил о восьмидесятых годах: «Это путь в неизвестность, к неуверенности, к опасности». Другой западногерманский социолог, Шолдер, рекомендует своим коллегам «опять отречься от понятия прогресса как основного понятия».
Идеологи капитала уже не пытаются представить старый миропорядок как «справедливый», «идеальный», «привлекательный». Они согласны признать, что он представляет собой социальное зло, но… конечно, «меньшее социальное зло» по сравнению с социализмом, который с новой силой изображается антикоммунизмом как «большее зло», как «советская военная угроза» или «угроза демократии». Не располагая каким-либо привлекательным для молодежи социальным идеалом и будучи не в состоянии дать теоретическое обоснование целей и интересов класса капиталистов, антикоммунизм возмещает свою несостоятельность клеветой на реальный социализм и марксистско-ленинскую теорию.
Примечательно, что буржуазные теоретики, раздувавшие в 60-х годах культ НТР, вдруг увидели в ней источник всех зол и бед и стали пропагандировать «нулевой рост». С прежним энтузиазмом, но с других позиций они пытаются теперь доказывать, что НТР следует рассматривать как предвестник апокалипсического конца света, его близкого упадка, то ли в образе машинной цивилизации роботов, то ли в пожаре мировой термонуклеарной войны, то ли в результате внезапной экологической катастрофы. Наука и техника обвиняются в милитаризации мышления, в манипуляции чувствами и сознанием молодежи и всего народа, в росте моральной пассивности, равнодушия, индивидуализма, мелочности, поверхностности и обывательщины. Такой крутой поворот идеологов империализма еще и еще раз неоспоримо свидетельствует в пользу того, что господствующие классы капиталистического мира чем дальше, тем больше теряют историческую ориентацию, инициативу.
