– И о чем-же рассказывал этот ваш секретный Некромант? – спросил Сид, почесывая затылок в некотором изумлении.

– Да уж, о разном, – отмахнулся Бард, – Писал правда очень пронзительно, как настоящий пророк – читаешь иногда, а душа и в пятки уходит! Ну так вот… – Бард было продолжил свой рассказ, но тут Сид перебил его.

– Погоди-погоди, не спеши ехать – поспеши лучше кормить! Расскажи о проповедях этого Некроманта поболее, а то ведь любопытно чем это там умы днесь тревожатся, от чего у школяров душа промеж ляжек течёт.

– Да какая разница, я-ж не об этом хочу рассказывать, а о себе! – возроптал Бард.

– Твоя правда, я тебя сам попросил о себе рассказать, – кивнул Сид, – Но потом непременно поведай об этом твоем Некроманте.

– Так уж и быть, – кивнул Бард, – но тогда слушай внимательно! В общем читали мы эти секретные наставления всем школярским скопом, зачитывались, бывало, до самого утра, и все больше хотелось узнать к чему этот мудрец клонит, какую философскую фигуру выводит из своих рассуждений о мире, о жизни, и о Богах. Но о бдениях наших суемудрых прознали магистры и, покумекав немного, решили не с нами воевать, а как следует ударить по книгоношам, которые Некромантову «опасную ересь» больше всех распространяли. В общем, настолько крепко прижали магистры книгонош, что всего через неделю секретные эпистолы Некроманта как воду канули. Загрустил наш школярский брат, но погоревав с неделю вскорости о чтениях позабыл: такой уж народ школяры – ветренный страшно, вестимо от изобилия знаний! Прошел месяц, а может и больше – не упомнить уже, только знаю, что было самое начало лета. Отгремели последние занятия, а учащиеся разбрелись: кто по домам и, а кто и вовсе к вельможному двору получив наконец заветную лицензию. Ну а мне, так как отчий дом в Венгарде, уходить было некуда, только и просиживать все лето за стенами я тоже не собирался, поэтому решил загостить в небольшой промысловой деревушке: деревня Ардея, если слыхивал о такой, она между столицей и крайними рубежами Южного Залива, где засушливый город Кап Дун. Красоты вокруг Ардеи этой внеземные: на тебе и леса, и поля, и пляжи золотистые, и народ пуще прежнего приветливый – рыбаки, охотники, пахари, до стихов и музыкой всегда охочие. Обосновался я в этой деревне и не знал бы беды, кабы не один Варантийский торговец: звали его Гамаль и в Ардею он наведывался часто, с небольшим впрочем караваном, но будучи до хандельства страх как охочий, останавливался бывало неделями. У него я и повадился покупать всяческие музыкальные безделицы, Гамаль-же этот, заприметив мой интерес, принялся всячески ему потворствовать: то свирель свезет из какого-то редкого дерева, то музыкальные свитки Варантийских менестрелей, то еще какую-нибудь увлекательную вещицу – попробуй тут устоять! Думаю понятно что я у этого торгашишки уже к середине лета крепко сидел в должниках. Он-же и вида подавать не думал, из моей-же безудержной болтовни разведав о папеньке моем, о доме в столице, о Коллегии Бардов и всяком таком что, как мне казалось, укрепило его веру в мою непреклонную платежеспособность. Ну так вот, время меж тем к концу лета подошло, долг мой пуще губки распух и разросся, вот я и решил съездить в Венгард, там уж как-нибудь нужной суммой мчтобы с Гамалем этим вконец рассчитаться. Собрал значит котомки, выхожу из траттории – а тут и Гамаль к подоспел, кланяется мне и ухмыляется во все зубы по своему торгашескому обычаю: мол иди-подходи, глянь чего в этот раз тебе привез! Я ему толку что в Венгард за деньгами собрался, а чтобы тот спокоен был – оставил запечатанную гарантию у сельского старосты, по которой в случае чего с меня при любом суде сумму можно истребовать. Но Гамаль ничего слушать не стал: мол какие долги-раздолги, заплатить всегда успеешь, идем лучше скорее товары смотреть! Я отнекиваюсь, но шельмец этот глядит на меня эдак из-под чалмы своей фиолетовой и говорит: милостивый сайеб Менестрель, у меня для вашей милости такая редкая вещица припасена, пальчики как сахарные откусите! Что-за вещица, спрашиваю, сам-же думаю как от этого прилипальщика уйти. А такая вещица, отвечает Гамаль, полный фолиант письмен мудрого Некроманта! Схватил я тогда торговца за плечи, трясу его значит и говорю: где фолиант негодяй, показывай немедля, любую цену готов заплатить! Торговец тем часом пуще прежнего заухмылялся и, взяв меня под руку, тихонечко зашептал: мол-де такую опасную вещь как фолиант Некроманта он в деревню заносить не рискнет, мало-ли кто Магам Огня донесет или, хуже того, в орден рыцарей-паладинов нашепчет. Засим, специально для меня, вещица эта припрятана в ларце на торговой лодке, что стоит на якоре в небольшой бухте подле Ардеи, и можем этой-же ночью тихонько из деревни уйти и, вдали от чужих глаз, фолиант подобрать. Расцеловал я тогда прохиндея, говорю: будет тебе достойная награда, завтра-же утром привезу из Венгарда такой кошель с золотом, что боюсь треснет твоя торговая посудина под его тяжестью, ну а сегодня-же ночью быстро поспешим за фолиантом! На том и порешили, я еле ночи дождался и впереди собственной тени за Гамалем бежал. До бухты добрались очень скоро – но вот поди ж ты, никаких фолиантов Некроманта там меня не ждало. Помнится, покуда я закованный в кандалы безвольно валялся и выл в трюму этой самой лодки, Гамаль стоял надо мной и гадко насмешничал: попалась, говорит, рыбка на широкую улыбку! Уж ты-то у меня попляшешь, уж твою-то бездельничью шкурку я как следует выдублю, на ремни пущу и подкладки коли папаша твой выкупа платить не изволит! Рабом моим станешь, говорит, ясырем до скончания веков, на брюхе передо мной ползать будешь, с собственного горба слуг на ясляков сажать, ну и тому подобное в таком-же премерзком духе. В плену у Гамаля я пробыл без малого год. Мучитель мой не единожды посылал гонцов в Венгард дабы денег с моего отца посшибать, посылал – да все без толку! Как я позже узнал, к тому времени разгорелась новая война с орками и отец мой, вместе с королевскими знаменами, убыл из столицы в некий дальний поход, из которого, наверное, уже не вернулся. В любом случае, гонцы Гамаля возвращались ни солоно хлебавши, докладывая, что никаких Панкрациев-Курцев в Венгарде не видели, да и дороги для иноземцев становятся слишком опасны для частых визитов. Каждый пустопорожний поход гонцов оборачивался для моей спины очередным свиданием с девятихвостой плетью Гамалевских живорезов, как я от неё не помер – не знаю до сих пор. Так и не дождавшись выкупа, Гамаль отвез меня на невольничий рынок в Бакараше и с месячишко торговался перед самыми разношерстными покупателями: один раз чуть не продал меня орку, капитану орчьей галеры, которому позарез понадобились гребцы. Но тут пригнали ватагу свежих ясырей с Нордмара – здоровенных мужей, первых пленников войны, и орчьий капитан с радостным гиканьем поспешил их покупать. Второй раз хотел меня приобрести некий алхимик, ветхий дед с лежащим на губе крючковатым носом и бельмами вместо глаз. Шамкал, значит, что нужен ему «помощник» для «экспериментов», и я было молитвы стал читать с белым светом прощаясь, но дед оказался упорнее каменного голема и не сторговался с Гамалем на счет шести золотых. Ну а в третий раз на рынок заявились расшитые шелком посыльные из чернокнижных палат Мора Сул и безо всякого торга купили меня за две сотни чистого золота. Вот так я и попал под пяту колдуна Барадара, от которой теперь уж вместе бежим!

– Однако! - вздохнул Сид, утирая взмокший лоб платком. – Вот тебе бабушка и клюква да в погожий день!»

Некоторое время молчали. Бард, притулившись на носу лодки, стал глядеть в реку будто бы пытаясь что-то высмотреть под её глянцевой гладью. Солнце уходило за окрестные взгорья, заливая макушки дубрав и сосновых чащоб прощальным переблеском розоватых лучей. Из лежащих меж лесами лугов и темных ущелий стал подниматься, лениво клубясь, тяжелый серый туман. Лодка меж тем бесшумно скользила по воде, но судя по убыстряющемуся течению до порогов оставалось уже совсем немного.

– Я только одного разуметь не могу, - – пробормотал Бард, первым нарушив тишину. – Даром что долго раздумывал, особенно в неволе, но все равно неясно: от чего этот жуткий торговец так со мной поступил?