– Вот это другое дело, – с улыбкой молвил лорд Андре, – Прибыло нашему полку! Но действовать, меж тем, надлежит сообща. Слушай-же теперь, моряк Буссе: поспеши обратно в порт и веди сюда самых толковых своих людей, сотников да ловкачей, которыми ты бунт свой распоряжал. К полуночи начнется совет, там авось и придумаем как едиными силами орчьи полчища заарканить и город, тем самым, на поругание не отдать. Так что лети теперь, исполняй приказание служивый!

Раскланявшись по пояс и челом прильнув к деснице лорда Андре, моряк Буссе ушел выполнять первый свой воинский приказ. Совещание, собранное к полуночи, выдалось долгим и затянулось до самого утра: обсуждали построение войсковой обороны и хитрости портового квартала, который стараниями бывших бунтовщиков обещал стать для орков могилой. Порядком притомившись к рассвету, собравшиеся решили ненадолго откланяться дабы набраться сил для дневных забот, да и вечно неутомимый лорд Андре внезапно почувствовал навалившуюся тяжелым грузом усталость и, по привычке наказав стражникам немедля себя будить при малейшей необходимости, камнем ухнул на ложе.

Солнце, меж тем, выкатилось из-за горизонта и, умывшись в утихающих морских волнах, заступало на свою ежедневную дугу. Дождь больше не лил, улеглись колючие ветры, разошлись свинцовые тучи и угомонили бесчинствующую досель морскую пучину. Над голубой высью Хориниса заискрился яркий рассвет. К полудню совсем распогодилось, и лежащая на склонах холмов городская плешина, будто оправившись от тяжелого недуга, расцвела зелеными кронами деревьев и яркими платьями горожан. На горизонте, меж тем, еле зримо замаячили черные точки, издали походившие на ватаги перелетных птах.

Лорд Андре проснулся и, очертя голову, вылетел на балкон своих покоев. Над городом разлетался гулкий перезвон набата. Сощурив глаза и заслонив лицо от солнца, молодой рыцарь вперился острым взором в раскрывающуюся с вершины ратуши даль: чёрной лентой окаймив горизонт и вспенивая море веслами, на город надвигалась орчья армада. Завертевшимся над сизой пучиной ветром приносило утробное ворчание барабанов и лихой визг погонщицких плетей, галеры шли плотным строем и было их никак не меньше сорока, что свидетельствовало о полных тридцати когортах отборного орчьего воинства. «Вот она лавина!» - подумал лорд Андре, «Боже милостивый, потоп!»

Бездоспешный, но с верным двуручным мечом в руках, молодой паладин вырвался из покоев и очутился на плацу перед цитаделью, где уже строились знамена и гремели приказами сотники. Завидев лорда Андре солдаты ободрились, сомкнули порядки, подняли ввысь знамена и по-молодецки вытянувшись приветствовали командира. Чеканя шаг, лорд Андре прошел вдоль шеренг и, резко развернувшись, приготовился говорить с войском.

– Ваше превосходительство! – рядом ним раздался гулкий, но порядком запыхавшийся голос Вульфгара, – Десять минут назад заприметили орка. Идут быстро, словно сам Белиар их под хвост подгоняет, через час подойдут на расстояние выстрела. Ох, кабы у нас было больше людей!

– Что-же это, солдат мой Вульфгар! – громко молвил лорд Андре, в глазах его заиграл охочий до сражения пламень. Пожилому начальнику стражи показалось что молодой командир будто бы вырос, возвышаясь в лучах яркого солнца точно осененный благословением Инноса исполин, ниспосланный укрепить души ратующих его именем воинов.

– Нет, – продолжил лорд Андре чеканя каждое слово, дабы каждый стоящий на плацу солдат мог его расслышать. – Нет, коль уготована нам смерть, то смерти нашей – ни больше и не меньше, а в самый раз хватает дабы оплакала отчизна. А коли будем жить – чем меньше нас, тем больше славы! Иннос свидетель - не алчен я до злата, мне безразлично кто живет за рыцарский мой счет, что так что эдак до благ мирских и светских тряпок мне дела больше нет. Но, если в чем и грешен – так это в жажде славы, вот в этом я греховней любой мирской души! Поэтому отриньте мысли о подспорье, ибо делиться славой вовек не мой удел. Подай доспех, оруженосец! Где мой дубовый щит, где меч, которому о ножнах вспомнить не судьба? Вот он! – клинок лорда Андре молнией сверкнул над головами воинов. – Вот меч, вот замысел Господень, вот Божье провидение, и будет тот бессмертен кто встанет за него. Но, памятуя битву, так возвещу солдатам: всяк кто отчаялся сражаться без всякого упрека имеет право, времени не тратя, покинуть этот строй. Получит он и пропуск, тугой кошель вдогонку - ибо погибнуть с тем, кому горька и мысль об упокое братском – того я не желаю и видеть не хочу! Сегодня бой наш, пир наш – за землю, за отчизну! Кто сдюжит и, покрыв чело бессмертной славой, воротится домой – того с порога возвышенье ждет, лишь только упомянет отвагу того дня. Кто, битву пережив, до старых лет дотянет – тот каждый год, в поминовенье, соседа мёдом угостит, и угощая непременно скажет – «то, братцы, была битва!». Там на пиру, рукава платья закатав, он раны обнажит добытые в бою за отчий край. То правда, забывчив старый люд! Но всё будет забыто, прежде чем престарелый воин запамятует ратный подвиг свой: сей бранный день, сей бранный час, и имена товарищей что намертво врастут и в мысли, и в поступки, и в слова веков. Под кубков звон и до скончания лет не выветрится память о славном этом дне; от доброго отца к послушному отроку из уст в уста польется длинный сказ: о нас - счастливой горсти, о нашем крепком братстве, о тех кто кровь со мной не струхнувши пролил! Со мною претерпевший любой мне станет братом, каким-бы ни был низким его сословный чин. А те ясновельможные, что нынче спят в кроватях, и царство покоряют подушек и перин – судьбу еще проклянут, чванливые дворяне: что не было их с нами, что не сражались браво, что подвиг не свершили в сей славный, бранный день!»

Тем временем за стенами ветхой Часовни молодой Бард, старина Сид, и маг огня Исгарот готовились к пути. Идти предполагалось налегке так как большая часть дороги пролегала через нехоженую глухомань, где среди лесов и непроходимых оврагов петляли разве что звериные тропы и попадались-бывало редкие просеки, оставшиеся от лесорубов. Согласно составленной Исгаротом карте, сперва полагалось добраться до моста ведущего в Монастырь Огня, но не вступая на мост тотчас свернуть и, следуя тайной тропой через скалы, спустится в низину, где от большого монастырского пруда тонкой петлей уходила река. Как обещал Исгарот, неподалеку от устья реки, в камышах, была припрятана плоскодонная рыбацкая лодка – суденышко довольно ветхое и с недавних пор заброшенное, но в целом пригодное для речного пути, тем паче что, сплавившись вниз путники выиграли бы целые сутки времени.

Семь часов от полудня надлежало идти по воде, сходить-же на берег не раньше захода солнца, да и только после того, как река повернет на юг: дальше по течению начинались крутые пороги для плоскодонного судна непроходимые, искомые-же Маги Воды жили на северо-востоке, так что южное направление лежало не по пути. Таким образом, сойдя у речной пристани сразу после поворота, путникам надлежало пройти с полверсты назад, а затем вскарабкаться на плато, предваряющее открытые Магами Воды древние руины. Конец этого плато обрамлялся с виду непроходимыми горами, но знакомые с тамошними местами охотники говаривали что чуть севернее от гор, вгрызаясь в скалы, пролегала маленькая, почти незаметная ложбинка, выводящая путника аккурат к развалинам, где и обретались служители Аданоса, Маги Воды.

Но одно дело – составить путь в уме, а другое дело – встать на него собственными ногами. Молодой Бард отнесся к задаче с особой тщательностью и, запершись в библиотеке, до позднего часа корпел над старыми схемами, чертежами, и картами. Старина Сид по бывалой солдатской привычке основное внимание уделил сбору провизии, напутственно приговаривая что сытое брюхо - к лишениям глухо, а на пустой желудок даже самому опытному ходоку одна миля покажется тремя. Пожилой отец Исгарот в свою очередь не отставал, и обшарив сверху донизу обширные кладовые часовни, сумел раздобыть три очень пригожие пары дорожных плащей с капюшонами, предназначавшейся для паломников старых времен. Чудесным образом не истлев за долгие годы в почерневших от старости сундуках, плотные шерстяные плащи обещали уберечь путников от погоды, что с приближением осени все чаще и чаще обрушивалась на Хоринис ненастьем - то проливным дождем, а то и нагоняемой с моря холодной хмарью. Но особенно обрадовались путники найденным в кладовке кожаным башмакам с прилагающимися к ним набашмачниками: прочная деревянная подбивка и железный обод защитили-бы любого ходока от липучей Хоринисской грязи.