Странные у меня отношения с родителем. Не может простить, что при разводе я принял сторону матери и заявил, что у меня больше нет отца? Возможно. Характеры у нас с ним одинаковые, не ванильная пироженка.

    Наверно, старею.  Все чаще ныряю в воспоминания и раздумья. До сих пор старался «больные» вопросы задвигать куда подальше, на задворки сознания, в самый дальний и пыльный чулан памяти. А они, как тараканы, непостижимым образом выползают и начинают тревожить мою нежную душу. И сколько не кричи «Не хочу!», толку ноль.  Потому что до конца не прошла мальчишеская жгучая обида, хотя мне по факту жаловаться не на что.

      Сейчас я имею все, о чем не смел и мечтать, и даже больше. Молод, богат, здоров, как бык. Завидный жених, который бегает от ЗАГСа, как заяц от охотников.

      Сначала Строгов –старший сделал несчастной не только маму, но и искорежил мою жизнь. Вернее, уничтожил меня прежнего. Романтичного, горячего, готового порвать любого за справедливость, гордого. В один момент я превратился в брошенного сына, без связей и перспектив. Кому я стал нужен?

     Тринадцать лет назад отец был уважаемым человеком, талантливым хирургом и завотделением областной больницы. Соответственно, накинуть на него сачок дружбы стремились все важные персоны города. И на всякий случай, и как побочный эффект благодарности. Семья была образцово- показательной, я счастливый ребенок.

      И как гром среди ясного неба – мой образцовый отец и примерный муж пал жертвой короткой юбки и рыжих локонов. Именно, как гром, потому что только задним числом я начал вспоминать, как он изменился. То виноватое, как у нашкодившего щенка, выражение лица, то раздражение, которое он пытался оправдать усталостью. Но мы и подумать не могли, что это имеет какую-то другую причину, кроме той, которую называл отец. А как оказалось, это был просто легкий дымок, который курился над кратером вулкана. А извержением уже стал визит этой девицы на работу к маме, которая после диалога с ней попала в больницу с гипертоническим кризом. Ее увезли прямо с работы.

       Неделю она пробыла в больнице, запретила всем приходить проведывать ее. Первый раз в жизни я понял, что значит «страх». Панический страх потери, стократно усиленный неизвестностью.

     Я метался, как раненый лось, пытаясь хоть как-нибудь собрать рухнувшую картину мира. Я недоумевал, нервничал, не мог понять, что делать.

      На маму тогда страшно было смотреть. Будто из нее вынули стержень, и она, бесхребетная, просто стекла вниз, на кровать, не имея ни сил, ни желания вставать. И больше всего я боялся, чтоб не случилось чего хуже. Она не плакала. Даже когда объявила мужу свое решение. Когда отец пришел с работы, она сухо сказала:

      - Степан, уходи. И больше никогда не появляйся. Я тебе буду выплачивать за твою часть квартиры. А из того, что в квартире – забирай, все, что захочешь. Только не нужно делать развод достоянием общества.

     Потом я случайно услышал ее разговор с подругой, тетей Мариной. Мама говорила убитым, бесцветным голосом, будто озвучивала на педсовете количество двоечников. Доклад о каких –нибудь социсследованиях  - и то выглядит более эмоционально. Я стоял за дверью и не мог сдвинуться с места. Словно болото, меня затягивало болезненное любопытство. Я понимал, что поступаю мерзко,  но продолжал слушать, бессильно привалившись к косяку двери.

     «- Она явилась ко мне после уроков. Я подумала, что сестра кого-нибудь из учеников. Юбка короче некуда, блузка всю грудь открывает. Рыжая и бесстыжая. И знаешь, что она мне сказала? Я только сейчас решилась рассказать, чтобы не носить в себе. Она просто отравила мою жизнь. Она сказала, что я должна посмотреть правде в глаза и позволить мужу быть счастливым. Потому что он статусный, видный мужчина, еще не старый, и у него есть потребности, которые я, в силу своего преклонного возраста удовлетворить не могу. И я должна его отпустить, чтоб не выглядеть жалко.  Должна смириться, потому что мужчины – это те же животные, и их привлекают молодые здоровые самочки, а не облинялые старушки.  Сорок с хвостиком и облинялая старушка. Вот так» .

     Естественно, эта молодая пустышка ничего из себя не представляла. Очевидно, на корпоративе случайно что-то вышло с отцом, и она взялась за него, и как-то закрутилось. Это сейчас я понимаю, что в жизни не только черное и белое. Раньше полутонов у меня не было.

     В общем, отец все бросил, в том числе и свою рыжую мочалку. Уехал в Питер, устроился в клинику частную и начал расти. Да, для личностного роста и карьерного роста жгучая злость и обида – лучшее удобрение. Успех растет, как на дрожжах, потому что не отвлекаешься от цели. Расшибаешь лоб, лишь бы только доказать, что ты лучший.

      А, да. Боюсь, что на данный момент единственное, что не дает отцу съехаться с Мадам Совершенство – это то, что она вегетарианка на всю голову. Жует свой силос и делает страдальческое лицо, когда речь заходит о невинных животных, из которых получается не только шикарный шашлык, но и потенция от них же. То- то она на родителя запала – поедатели ботвы, наверно, все больше о духовном, как Полуянов, рассказывают.

     Ловлю себя на мысли – о чем бы не думал, неизменно каким-то боком возвращаюсь к Алене.

      Натренировав Веру Сергеевну до трясущихся коленок, я удовлетворился. Моя «старушка» хорошо справилась. Выбила пару страйков и прыгала от радости, как девчонка.  Ничего, мамуль, мы еще повоюем!

      Незаметно подкрался час Икс. Время, когда я останусь наедине с Аленой. Попрощавшись с мамой, я вызвонил Петровича и в качестве лошадки, и чтоб по дороге дообсудить с ним оставшиеся дела. Он теперь мой полноправный представитель, правая рука и в общем-то главное лицо на заводе.

      Чем ближе мы подъезжали к дому Алены, тем жарче охватывал меня настоящий охотничий азарт. Я представлял, как буду смаковать каждую ее эмоцию – ее страх перед неизвестностью, ее смущение, растерянность. И эти сами по себе отвратительные мысли так согревали душу, что самодовольная улыбка то и дело порывалась наклеиться на лицо. Но рядом был Петрович, и совсем уж пацаном выглядеть перед ним не хотелось.

       - С тобой пойти? – спросил он, как только мы прибыли. – Чемоданы помочь донести?

     - Нет, дядь Слав, не нужно. У меня свои планы на ее чемоданы, - улыбнулся я невольной рифме и вышел из машины.

    Алена уже буквально ждала меня «на чемоданах». Похвально. Несмотря на то, что я декларирую свою лояльность к женским слабостям, опоздания и долгие сборы меня подбешивают.

    На моей «мушке», попавшейся в сети, были вчерашние голубые джинсы, та же водолазка, очевидно, любимая(очень выгодно подчеркивающая небольшую грудь) и такой же, как вчера непритязательный хвостик. Через плечо дамская сумочка из кожи молодого дермантина, на полу два баула, даже на вид казавшихся неподъемными. Рядом жался Полуянов, пытающийся придать отъезду жены в логово другого, явно превосходящего по всем параметрам самца вид обыденного дела. Нет, я, конечно, не ждал, что проводы, как на войну будут, хоть чуть-чуть обеспокоенности на лице ему бы не помешали.

    Чего нельзя сказать об Алене.

Увидев меня, она нервно облизнула губы и непроизвольно сжала ремень сумки, выдавая свое волнение.

    - Всем привет. Готова?

     Она молча кивнула, глядя на меня испуганными глазами.

     - Да, мы тут собрали нашу Аленку. Вот в пакете еда в дорогу. Яйца, курочка, бутерброды с сыром. Пакетики с чаем, яблочки, - как заботливая мамочка, провожающая дитя в школу, отчитался Полуянов и протянул мне пакет. Я едва удержался, чтоб не хмыкнуть. «Курочка-яички!» Ей -Богу, он такой смешной, что мне даже полусловом не хочется его обижать. Как в юности – хоть мы и ровесники, но я всегда чувствовал себя старшим братом. И в наших отношениях с Аленой он вообще не при чем. Ее на аркане никто не тянул в ЗАГС. Это ее решение, и только она за это будет отвечать. А Полуянов ... просто недоразумение на нашем пути.