- Ромыч, яички оставь себе, пригодятся. У нас ужин включен в стоимость билета.

     - А как же?! – очевидно, последняя поездка куда-нибудь ему запомнилась плацкартным вагоном, пропитанным запахом до-ширака и дешевого чая, поэтому уже оплаченный ужин вызывал у него недоумение.

     - Алена, это что за саквояжи? Если там книги – берем. Все остальное отдайте бедным.

     Сказал, и почувствовал себя холодильником пенсионера – сморозил полную фигню. Бедные отдадут бедным…

    - Там зимние вещи, - Алена растерянно переводила взгляд с меня на свои чемоданы. – У нас же договор на полгода…А новое покупать дорого…

     Черт! Вот что значит  - все относительно. Если тогда для меня уход отца был крушением мира, то сейчас я ему благодарен. Иначе и для меня китайский пуховик мог бы быть «дорого».

       - Еда, проживание, одежда, деньги на карманные расходы – все за счет работодателя. И больше мы эту тему не обсуждаем. Пошли. Поезд не мой личный, так что ждать не будет.

      - Как?! Все оставить? Но.., - Алена никак не могла свыкнуться с мыслью, что сейчас ее жизнь, ее привычки, ее убеждения круто ломаются.

     - Не все. Возьми только какую-нибудь пижамку или халатик, чтобы спать в поезде.

     Как послушная девочка, она открыла чемодан и сразу же нашла то, что требовалось, запихнула в и без того пузатую сумку, чуть не повредив молнию.

    - Ну пока. Будь умницей! – на прощание Полуянов обнял жену, обслюнявил ее щеку, которую она попыталась незаметно вытереть.

     - Смотри за мамой! Чтоб я не волновалась. И как только деньги переведу – погаси кредит. И, пожалуйста, никуда не встрянь! Рома? – словно требуя подтверждения, что все будет так, как она сказала.

    - Все будет хорошо!

     - На дорожку посидите! – донесся из комнаты голос несостоявшейся тещи.

     Алена беспомощно оглядела обшарпанные стены, словно пытаясь у них найти поддержку.

     - Насидимся еще в дороге, - я перехватил набитую сумку и потянул за руку свою будущую «жену».Да, желание нарушать традиции этого дома мне доставляет удовольствие.

      Но еще большее удовольствие я получал от вида Алены. Она пыталась держаться спокойно, но мне казалось, что я отчетливо слышу, как пойманным воробышком трепыхается ее сердечко.

      И понятное дело. Неловкостей и волнений впереди будет, хоть отбавляй.  И даже не всегда я буду их организатором.

    Вот например, посадка в вагон. Протягиваю проводнице паспорта, та внимательно изучает, сверяет со своим списком.

     - Третье купе. Приятного путешествия, - и окидывает Алену таким многозначительным взглядом, что та чуть ли не ёжится.

     Я не великий социолог, но кое-какие представления о жизни имею. И вижу, как в этом взгляде под прикрытием профессиональной приветливости прячется женская зависть. И тут же осуждение – сто процентов уже сложила дважды два – робкая провинциалка едет вместе с богатеньким, к тому недурным собой, кавалером. А она –то не такая! Такая! Такая! Только никто не предлагает.

     Я беру под локоток свою даму  и веду в купе. И швырнув сумку на полку и плюхнувшись на сиденье, только сейчас начинаю понимать, в какую ловушку загнал себя.

      Замкнутое пространство в несколько кубических метров и женщина, которая, словно вживленный в мозг чип, сбивает мои планы с пути истинного. Воздух раскаляется и становится настолько густым, что трудно дышать. И это при том, что кондиционер включен. Это обманчивое состояние близости, можно сказать интимности, рвет мою железную выдержку и выпускает самца, который давно охотится за конкретной самочкой.

    И Алена как на грех поворачивается спиной и начинает рыться в своем саквояже. А у меня предательски во рту начинает собираться слюна. Ее аккуратная, круглая попка находится на уровне моих глаз, и рассматривать что-то другое здравый смысл мне не дает. Короткая кофточка слегка тянется вверх, а пояс джинсов  оттопыривается, давая возможность увидеть узенькую полоску кожи на пояснице. Оттопыривается ровно настолько, чтоб моя жадная ладонь могла втиснуться туда и до красноты сжать упругую ягодицу.

      Словно почувствовав мой взгляд, Алена обернулась и успела поймать мой однозначно читаемый взгляд. Господи! Девчонке под тридцатник, а ведет себя как неискушенная девственница. Сообразив, что сумку потрошить можно было и сидя и своим ракурсом она спровоцировала меня на мысли сексуального характера, она запоздало впечатывает свою соблазнительную пятую точку в сиденье. В глазах испуг и смущенная растерянность, а на щеках неумолимо проступают красные пятна. Й-ё-о-оп-онский чиновник!

     Ну же, Строгов, спасай положение! Иначе она сейчас опомнится и увидит внушительную выпуклость в области паха. И тогда с идеей властвования и унижения можно будет распрощаться, как со сказкой про Деда Мороза. Усилием воли убираю похоть из взгляда и, не разрывая зрительного контакта, тянусь рукой к кнопке вызова проводника.

     Незаметно выдыхаю и уже ровным голосом спрашиваю.

     - Ты что-нибудь пить будешь? Безалкогольные включены, а покрепче, для снятия стресса? Я тоже устал за эти дни.

     - Нет, - боязливо ведет плечом и, наконец, вытаскивает туго свернутую «сменку» - хлопковые бриджи и топ. – Ты выйдешь?

       Хороша затея, ничего не скажешь. Чтобы изобразить мою жену на приемах, здесь много таланта не нужно. Вежливая улыбка, к которой не прикопаешься, приветливый взгляд  и: «Да, дорогой!»

        А вот на более близком расстоянии – с отцом например, или с моими «вкусными» партнерами эта отчужденность будет бросаться в глаза. А если растопить лед, то я, боюсь, тогда пойду ко дну, как Ливонские рыцари в Ледовое побоище. И утопят меня, как и их, собственное самомнение и уверенность в непобедимости.

  - Или будешь ?- повторяю вопрос, чтобы полностью вернуть контроль своим чувствам.

- Я бы чай выпила…, - Алена все еще растерянна, потому что не знает, как себя вести. И не надо. Пусть это будет такой маленькой пыткой. Я не Сорос, чтоб деньги налево и направо раскидывать.

   - Чай какой тебе?

    - Если можно, зеленый, - потом робко добавляет:- Без сахара.

             - Только не говори, что и брокколи – твой любимый завтрак!

           - Не говорю. Один раз попыталась приготовить, но еда цвета детской неожиданности не просится в рот.

        - А ты откуда знаешь, как выглядит детская неожиданность? – Меня одолевает злость, что моя изысканная месть идет не по плану,  и я ее выплескиваю жестоким вопросом. Для женщин, которые живут в браке и не имеют детей, это всегда больно - собственные переживания многократно умноженные общественным любопытством. Есть немало кумушек, с ехидным елеем на лице, бьющие своими вопросами под дых. И пока не научишься отбивать охоту у таких тварей совать свое жало в чужую боль, душевного покоя не видать. 

    Это я помню по себе. Сколько раз мне прилетали такие вопросы, когда отец уехал из города.

      «Сава, деточка! Ох-ох! Как там мама? Сильно переживает? Горе -то какое!» «А папа с любовницей уехал? Как же теперь вы без отца-то?» А я стоял, сжимая кулаки, и кроме «У нас все хорошо» сквозь стиснутые от злости зубы, ничего не мог протолкнуть. Я тогда не умел отвечать на пропитанные завуалированным  ядом вопросы, якобы вызванные искренним беспокойством. Не хватало ума сказать: «Не вижу причины обсуждать это с вами». И точка.

   Ну я был молодой и бесхитростный, как Азбука Буратино. А Алена уже не девочка, но похоже до сих пор «бескожая».

    Взмахнула ресницами, на мгновение поджала нижнюю губу и нарочито спокойно, запрятав боль в глубь, ответила, как правильная школьница, правду. Нет бы сказать что-нибудь дерзкое или отрезвляющее, чтоб неповадно было любопытствовать.

      - Ты прав, я этого не знаю.  Я не могу иметь детей.

      И почему-то ее ответ бумерангом шибанул меня. Я представил, сколько ей предстоит выдержать шпилек от светских львиц, которые сразу, как голодные хищники запах крови, учуют беззащитную провинциалку. И тогда держись.