— Сами себе и поставили шах и мат. Безумство и смелость — воистину удел глупцов, — судорожно молвил обессиленный Вальтер, падающий на колено да наблюдающий за убывающей вдаль божественной стрелой.

Она поглощала, принимала в себя, вбирала все тела, силуэты, фигуры, тела всех врагов своих. Святые маги запрокидывали головы и на их глазах стрела Верховного архимага пролетела аккурат над воронкой, не задев ни единого мага Церкви Господа. Многие из них падали на колени, в начавшейся молитве, некоторые зарыдали от истинного счастья. Великая Война была выиграна добром и светом, как и подобало испокон веков. Правое дело на то и было правым, верным и справедливым, что всегда несло в себе правду, крупицу истины.

Предатели один за другим исчезали в несущейся стреле и оставался только прах, только лишь след, только лишь смерть.

— Что происходит? Господин архимаг, почему вы так спокойны? Сделайте же что-нибудь, мы же все погибнем в этом свете! Господин архимаг! Либерт! Что вы творите? — кричал последний оставшийся в живых маг, тут же обронивший меч и убегающий куда подальше, смахивающий рукавом свои горькие слёзы, чувствующий несущееся вскачь сердце. Его последние удары…

— Конец всегда был так близок… Страха нет, нет и паники. Я заслужил всё это. Воистину, я предатель для всего человечества, я предал даже самого себя, — Либерт спрыгнул с коня, спокойным рассудительным взглядом, ожидая нацеленной ему прямо в сердце большущей, гордой, божественной стрелы, расплёскивающей во все стороны ману и ветвящиеся молнии. — Ничего у меня не получилось. Вся моя жизнь — сплошной грех. Но ведь я не хотел всего этого. Бегство, ужас, рабство, владычество, унижения, ненависть и вот я здесь, стою посреди разваленного, уничтоженного поля, вокруг моря из холодных трупов. Я — убийца! Я — трус! Я заслуживаю такого конца!

Либерт смотрел на свои бледные трясущиеся руки и понимал, что он хочет жить. Мечты, стремления, его истинная сущность — архимаг так и не успел раскрыть именно самого себя, не успел выйти из рабства, в котором находился всю свою недолгую жизнь.

— Боже мой, храни этот мир от таких жалких рабов, что вопреки здравому смыслу могут погубить столько жизней. И будь проклят Демиург со своим Планом, и этот Авиад, и Мартен… Вы также жалки как и я и вас тоже ожидает расплата. Даже страшней моей, я клянусь!

Свет затопил всё вокруг архимага и своим острым концом стрела впилась бледному, робкому, несчастному магу в грудь, расплёскивая кровь да погружаясь вовнутрь сдавшегося бедного тела.

Он стал тем, кем мечтал быть всегда. Смело стоять на своём и делать работу до конца — он смог измениться, смог стать другой версией себя. Его тело разлетелось на куски, на фрагменты рук, ног, на части от взорвавшейся головы, и всё его бывшее тело тут же тонуло в беснующейся яркой энергии.

Когда-то этот робкий слабовольный человечек сбежал из дома, не вытерпев ни отвественности, ни давления, ни рабства. Он убил всех, убил по очереди, ножом протыкая каждое тело родных ему людей. Но теперь то он возвращался к ним и те всё равно встречали его своими крепкими объятиями — он всё ещё был для них сыночком, любимым, задорным, счастливым, он всё ещё был мужем, отцом.

Да, он уничтожил свою семью. Да, он проткнул их невинные тела ножом. Но он так хотел любви и уважения, он так хотел стать для кого-то по-настоящему родным. Они же сами довели его, или виной тому был сам Либерт, не справившийся с ответственностью, с тяжёлой взрослой жизнью, не справившийся со своими чувствами, со штормом внутри себя?

Румянец на его лице развеял бледность, любовь заставила тело прекратить эту постыдную дрожь, домашняя еда наполняла его изголодавшийся живот и Либерт осознал, что потерял в этой жизни:

— Мама, отец, жена, сынок — больше я не убегу. Больше я не сделаю зла… Простите меня, родные, теперь то мы вместе, всё закончилось, я вновь с вами. Я не позволю вам больше страдать, я даю своё слово!

Вся семья потонула в едином счастливом объятии, а тело самого архимага навсегда пропало в растворяющейся в воздухе гигантской стреле. Пропало в реальности, потонуло в этом божественном свете.

— Я вновь дома, я во времени без грехов. Я больше не оставлю никого. Лишившись вас я лишился своей жизни, теперь то я понял… Спасибо всем вам! И простите за всё. Тогда я убежал от самого себя, убил себя, собственными руками погубил каждого из вас… Я запутался, я не смог справиться, я был труслив и эгоистичен… Мы же будем семьёй, как прежде?

Робкий человек наконец почувствовал дом, уют, родное тепло. А всё остальное было уже неважно, всё было позади. Больше не было ни боли, ни мучений, ни страха, ни терзаний. Осталась только любовь да настоящая жизнь, делающая бледного, трясущегося, немощного паренька бодрым, взрослым и румяным мужчиной. Ад закончился, впереди была только настоящая верная любовь…

Магические возмущения становились только сильнее. Великая Магическая Война набирала всё новые и новые обороты, волнами расходясь по всей земной тверди Нижнего мира. Волны невероятной, диковинной магии и громадного количества приготовленной к использованию маны просто пугали. И ведь каждый человек, находясь в любой части этого мира, наверняка почувствует схлестнувшиеся мировые силы.

Жалко, что встреча с Демиургом останется для простых людей обычным звуком, они никогда ничего не узнают, никогда ничего не почувствуют. Да даже архимагам сейчас было не до этого. Они творили историю, что им какой-то Саркис с братом, два Эдемских мага, двое Детей Божьих…

Живот неимоверно крутило. Саркис специально использовал весь максимум для того, чтобы знать где конкретно и как близко находится Он, и всё работало прекрасно. Мана отлично улавливала ауру приближающегося Брата и живот был готов взорваться от жёсткой, страшной силы.

— Ты уже так близко… — сгибаясь от боли говорил богатырь, продолжая идти вперёд, хоть и неровно, больше хромающими урывками, чем шагами. — Братец, я не верю… Это и вправду ты? Моё чутьё не может подвести, я это точно знаю, — молвил он, корчась всё больше и больше.

Демиург стремительно сокращал расстояние. С каждой секундой он становился всё ближе, а Саркис наоборот замедлял свой ход.

Солнце благодарственно ласкало своими лучами жёлтые колосья, мерно покачивающиеся на ветру. Ясное, неомрачённое громоздкими тучами небо словно бы было символом надежды на мир, на порядок, на царствие добра и спокойствия. Голубое небо, бесконечно тянувшееся вдаль, умоляло, просило, намекало, словно бы выполняя высшую волю самого Бога. Но мир был позади. Этот страшный день тёмным пятном отразится на всей земле. Люди всегда стремились к конфликтам, люди всегда выходили на поле боя и никто не мог изменить их звериную натуру. Человек стал свободным и он чувствовал в себе творца, чувствовал в себе Бога даже в том мире, что считался миром для отбывания наказания…

Момент наступил так неожиданно, что сердце Саркиса более не оставалось таким холодным, начиная стучать с удвоенной силой, всё ускоряясь и ускоряясь, как ускорялись шаги Демиурга.

— Брат. Спустя столь огромное время, после всех трудностей, испытаний, смертей, мы наконец встретимся как в старые добрые времена. Ты же ведь помнишь Эдем, златовласых братьев, плоды с Древа Жизни — ты же помнишь всё? И нашу дружбу, наши тёплые приятные вечера — ты наверняка осознал, какую идиллию посмел разрушить, наверняка понял, что Нижний мир создан лишь для пыток, мук и бесконечных страданий. Ты был не прав с самого начала… Брат мой, настало время нам воссоединиться!

Природа будто бы замолчала, притаилась, затихла, начиная ожидать той самой заветной секунды, после которой мир прежним быть уже не сможет. Два брата были близко, они почти встретились, их встреча была предрешена самой судьбой и что либо изменить было не под силу даже могущественному Богу…

Живот скрутило в последний раз. Сильно, мощно, беспощадно, люто. Живот скрутило, и внезапно боль отошла куда-то на второй план, подальше да поглубже. Сейчас было уже не до бьющей в животе дерущейся, неистовой маны…