– Неужели уже рассвело? – тихо спросила я: сверху струился прозрачный свет, такой живительный после бесконечной тьмы.
– Да, – ответил Ник. – Мы искали вас всю ночь. Эти твари, оказывается, умеют отводить глаза. Я ведь помнил про заброшенную лабораторию, но как только мы подходили ближе – начисто забывал обо всем. И не только я. Мы наворачивали круги вокруг да около, и если бы не Всполох, который подсказал, что серебро рассекает морок, никто не знает, сколько бы еще прошло времени, прежде чем мы бы вас обнаружили.
Ник поглядел на кинжал, лежащий у ног: его острие почернело.
Сверху раздался топот, и взволнованный голос крикнул:
– Мы идем, Ник! Держитесь!
– Рой, у нас все хорошо! Мы скоро поднимемся!
– А тварь?..
– Мертва! Дайте нам пять минут!
Пять минут. Мое сердце испуганно сжалось. Всего пять минут отделяют меня от разлуки с Ником. Я скользнула взглядом по его склоненному лицу. Я и забыла, какой он красивый. Даже будучи Алисией, я наглядеться не могла на эти большие темно-синие глаза, красиво очерченные скулы, мужественное лицо. У Пеппи же вовсе нет шансов…
Самое удивительное – и осознав это, я едва не вскрикнула, – в чертах лица Ника я ясно увидела Димитрия. Что за наваждение? Они ведь вовсе не похожи. А потом я поняла: Ник так же хмурил брови, так же моргал, так же наклонял голову, обдумывая что-то. И пальцы его касались моей кожи так же бережно, как в прошлый раз, когда Ди залечивал синяки.
Я закусила губу. Горечь, грусть, любовь и нежность переплелись так плотно, что не разобрать, где начиналось одно чувство и заканчивалось другое. Как сохранить гордость и не завыть от боли, когда сердце вот-вот разорвется?
Я всхлипнула. Ник вскинул взгляд и с тревогой посмотрел мне в глаза. Тихонько потянулся и убрал с лица растрепавшуюся прядь.
– Твои волосы, Алисия…
– Что с ними?
Я приподняла локон непослушными пальцами и увидела, что темно-русая прядь сделалась совершенно белой. Говорят, от нестерпимого ужаса можно поседеть в одночасье, именно это со мной и произошло.
Я фыркнула, стараясь показаться веселой:
– Не страшно: Пеппилотту уже ничем не испортить.
– Пеппи ничуть не хуже Алисии, – негромко сказал Доминик.
Лучше бы он молчал. Я бы кое-как дотерпела, попрощалась с ним достойно, без слез и сцен. А теперь, после его слов, внутри будто разорвался горячий шар.
– Не хуже? – закричала я и, сжав кулак, толкнула Ника со всей силы в грудь. – Раскрой глаза пошире и погляди на меня! Теперь ты рад такому результату? Можно поглядывать свысока на дурнушку Пеппи. Можно снисходительно улыбаться ей. Ты счастлив, надеюсь? Именно этого ты добивался, когда заложил меня мэтрисс Звонк? Предатель! А я когда-то считала тебя другом!
– Заложил? – нахмурил брови Доминик.
Нахмурил их так же точно, как Ди, и я, не выдержав, разревелась.
– Да! Да! Да! Заложил! Рассказал ей о глупой шутке с Белль. Если бы не это, она бы не наложила заклятие. А теперь…
Я махнула рукой и не стала продолжать: и так все ясно.
– Алисия, за кого ты меня принимаешь? Я ничего не рассказывал мэтрисс Звонк.
На его лице читалось такое искреннее удивление, что я и сама оторопела. То есть как не рассказывал? А кто тогда? Я попыталась восстановить в памяти давнишний разговор между деканшей и ее воспитанницей, подслушанный, когда я, накачанная волшебным лимонадом, уже отключалась.
– Как ты себя чувствуешь, Белль? Ты совсем недавно болела, а сегодня вымокла с ног до головы. Как же так получилось, что ты упала в фонтан?
– Сама не знаю. Залезла на парапет, а туфли поехали, вот и бултыхнулась. Спасибо графу Аларду: помог выбраться.
– Да-да, с графом Алардом я тоже поговорила…
– Но ты ведь говорил с мэтрисс Звонк? – хрипло спросила я.
Доминик смущенно потер лоб.
– Ну да. Но вовсе не о том…
– О чем же?
– Неважно!
– Ага! Тебе есть что скрывать! Я так и знала!
– Что ты знала, Алисия! – Ник не сдержался и тоже сорвался на крик. – Ты невозможная, капризная, избалованная, своенравная девчонка…
Я задохнулась от гнева, не веря, что Доминик смеет после всего, что он сделал, говорить мне эти несправедливые слова.
– И я люблю тебя! – заорал он так, что стены лаборатории, кажется, содрогнулись и просели от его вопля. – Всегда любил!
Он перевел дух. Видно, Ник сам не ожидал, что эти слова сорвутся с его губ. Мы уставились друг на друга в безмолвном оцепенении. Доминик сглотнул и потянулся, чтобы обнять меня, и отпрянул, когда я огрела его по загребущим ручонкам!
– Любишь? – прошипела я. – Любишь? Но почему-то наш поцелуй вернул красоту только тебе, дорогой Ник. И ты теперь светишь своей смазливой мордашкой, и твое вшивое благородство просто не позволяет тебе бросить страшненькую девицу. Так вот, ты свободен! Уезжай! Тебе нечего делать в академии чар и ведовства.
– Я никуда не уеду до тех пор, пока ты не поверишь мне!
Глаза Ника потемнели: я все-таки сделала ему больно.
– Я никуда не уеду, потому что я приехал за тобой и ради тебя! Я приехал, потому что люблю тебя! В любом облике!
– Вранье! Ты ни разу даже не пытался меня поцеловать!
– Не пытался! Потому что был уверен, что поцелуй расколдует Алисию. И ты никогда больше и не взглянешь на цыпленка Ди. И никаких шансов, никакой надежды уже не останется! Два последних года я боролся со своими чувствами и понимал, что это безнадежно. Я хотел дать нам еще немного времени, чтобы ты узнала и полюбила меня настоящего. Я и подумать не мог, что это ты снимешь заклятие!
– Я!..
Я растеряла все слова и тяжело дышала, глядя на Ника, а он смотрел на меня безнадежно и искренне. Он не обманывал.
Я спрятала лицо в ладони, пряча опухшие веки, покрасневшие щеки и свой толстый картофельный нос.
– Вот видишь, как получилось, – невнятно пробормотала я. – Что-то сломалось в заклятии, теперь я навсегда Пеппи. Навсегда. Не будет больше рыжей Алисии, которую ты полюбил. Теперь только я… Уезжай. Я не держу зла…
Доминик нежно взял меня за запястья.
– Погляди на меня, моя радость, – мягко сказал он.
Я хмуро и невесело посмотрела на него исподлобья.
– Ты и есть моя Алисия, которую я полюбил. Понимаешь? Смелая, вредная, безрассудная и совершенно чудесная! В любом теле! Всегда! И так просто ты от меня не избавишься теперь.
С каждым словом он наклонялся все ниже и последнюю фразу произнес, прижавшись лбом к моему виску. Я ощутила, какая горячая у него кожа. Доминик так сладко и терпко пах сандалом. Мое бедное сердце трепыхалось, словно птичка в клетке. Доверчивая глупая птичка, которая была не против, чтобы ее взяли в теплые руки.
– Теперь… – повторил Ник. – Когда я знаю, что ты тоже меня любишь…
Его мягкие губы скользнули по щеке, опустились к уголку губ. Самое время треснуть его, прекратить этот цирк… Этот…
Я ахнула, подавшись навстречу. Мои руки обхватили крепкую шею. Доминик без труда поднял мою корпулентную тушку и посадил к себе на колени, и я почувствовала себя маленькой и слабой девчонкой в его крепких объятиях. Он тронул пальцем мой подбородок, приподнимая его. Синие глаза были осколками вечернего неба. Не карие глаза, ну и пусть. Он смотрел так же, я помнила этот взгляд, полный любви. Мой Ди. Мой Доминик.
– Разреши?..
– Да целуй уже!
Мы накинулись друг на друга, будто этот поцелуй грозил стать последним в жизни. Будто спустя мгновения нас навсегда разлучит неведомая сила. Мурашки бежали по телу, меня бросало то в жар, то в холод.
К аромату сандала примешивался аромат розмарина, но откуда ему взяться? Доминик-то уже расколдован. Я оторвалась от теплых губ, чтобы глотнуть воздуха, а Ник посмотрел на меня и расплылся в улыбке.
– Что? – огрызнулась я, мгновенно ощетинившись, будто ежик. – Что у меня там? Нос покраснел?
– Есть немного, – продолжал хихикать Ник. – Ох, Лиска, как же мне хочется потянуть удовольствие и позлить мою маленькую колючку, но… Погляди.