Ди молча подлил мне взвара. Я благодарно улыбнулась, да только вместо улыбки вышла гримаса.

– Нам не обязательно ходить на бал, – сказал он. – Сделаем так, как ты захочешь.

Милый Ди…

Поток голубков почти иссяк. Столовая опустела. Пора посмотреть правде в глаза: папа, видно, решил, что толстухе Пеппи платье ни к чему. А может, это милейшая Памела его уговорила? Какая теперь разница.

– Пойдем, – сказала я Ди.

Но не успела подняться из-за стола, как в щель между ставнями прошмыгнул беленький голубок. Нет, не может быть. Я осмотрелась: в зале из девушек осталась одна я.

Голубок очертил круг над моей головой и аккуратно приземлился ко мне на колени.

– Пеппилотту Гриллиан ждут в десятой аудитории на примерку платья, – пропел он и развернувшись, превратился в записку.

– Ой! – прошептала я.

Папин почерк я узнала сразу: я видела его почти так же часто, как и самого отца, сидящего над документами.

«Дорогая дочь, прости, что не писал так долго. Я несколько раз садился за стол, намереваясь написать длинное, обстоятельное письмо, но так и не сумел. Слишком многое мне хотелось сказать, и лучше сделать это, глядя тебе в глаза. Скоро у нас появится много времени на разговоры. Не думай, что я забыл о тебе. Я знаю, что ты жива, здорова и обзавелась друзьями. Поздравляю тебя с появлением фамильяра. Я никогда не говорил, что фамильяром твоей мамы тоже была лисичка. Она еще несколько часов пробыла рядом со мной и поддерживала меня, после того как я потерял мою драгоценную Амалию… Но сейчас не об этом. Надеюсь, тебе понравится ткань для платья, которую я выбрал. И понравится портниха. Ты заслужила хорошенько отдохнуть и повеселиться».

Я прижала записку к лицу, вдыхая едва уловимый запах можжевельника – аромат папиной магии. А еще лист бумаги удачно скрыл слезы, навернувшиеся на глаза.

– Ди, проводи меня, – попросила я дрогнувшим голосом.

Он не стал выспрашивать, что случилось. Ди очень понимающий, когда нужно. Только сказал:

– Я верил, что голубок прилетит.

– Посмотрим еще, что там за портниха, – отмахнулась я с притворным безразличием. – Чего ждать провинциальной баронессе…

В коридорах академии творилось столпотворение. Мы с Ди еле протолкались к десятой аудитории, в обычное время – кладовке для трав и зелий. В таком маленьком помещении едва ли поместится кто-то кроме меня и портнихи. Воображение нарисовало бабульку с корзиной шерстяных ниток в руках.

– Иди, я подожду, – напутствовал меня Ди.

Я отворила дверь и нос к носу столкнулась с чопорной дамой в шляпке и платье из тонкой шерсти, украшенном по подолу вышивкой. В углу между полок притулился манекен. На сундуке сидела и скучала, подперев щеку ладонью, молоденькая швея-помощница.

– Пеппилотта Гриллиан? – церемонно спросила дама. – Мадам Вереснет, модистка королевского двора, к вашим услугам.

Модистка королевского двора? Понятненько! Папа в своем репертуаре: извинения за то, что не писал все это время, он облек в дорогую упаковку.

– Выбирайте ткань, – предложила мадам Вереснет.

Помощница подскочила и откинула крышку сундука. Внутри лежали несколько отрезов лучшей ткани разных цветов и текстур. По одному отрезу за каждую неделю молчания… Не знаю даже, что я чувствовала. Обиду? Недоумение? На платье уйдет только один отрез, а остальные – деньги, выброшенные на ветер.

Я наклонилась, перебирая ткань. Плотная… Гладкая… С кружевными вставками, легкая и полупрозрачная – как в лучшей швейной лавке в центре столицы. Внизу обнаружился изумрудный атлас, я сама выбрала его летом. Я провела ладонью по прохладной материи. Невероятно красивая и абсолютно не годная для толстухи Пеппи.

– Я доверяю вашему вкусу, – сказала я наконец.

Мадам Вереснет взяла меня за плечи, подняла, развернула к свету и обошла кругом, как художник вокруг незавершенной скульптуры. При этом она страдальчески морщилась, вероятно, подсчитывая, сколько метров ткани уйдет на мою корпулентную тушку.

– Зеленый вам не к лицу, – сказала она. – Будь у вас рыжие волосы, он бы отменно оттенил их, а бледной коже придал мраморную матовость.

Рыжие волосы? Первым делом я, конечно, вздохнула о своих пышных локонах, а потом неожиданно для себя самой вспомнила про Морковину. Сидит дома, поди, грызет гранит науки и вздыхает. А то и слезы льет, пока никто не видит.

– Кто заплатит вам за работу? – прищурилась я.

Королевские модистки явно не за спасибо шьют бальные платья для провинциальных баронесс.

– Богатый благотворитель, который предпочел остаться неизвестным, – степенно произнесла мадам Вереснет. – Он организовал фонд помощи студенткам, родители которых не в состоянии оплатить им наряд.

О как! Ну, папа, ну, государственный мозг! Ты даже не знаешь, как меня выручил.

– Минутку! – прервала я портниху, выглянула в коридор, отыскала взглядом Ди, погруженного в чтение учебника, и попросила: – Приведи сюда поскорее Клару!

За что люблю этого парня – так это за то, что он никогда не задает пустых вопросов и не тратит время напрасно.

– Хорошо, – только и сказал он.

Зато мадам Вереснет закидала вопросами, а когда узнала, что придется шить два платья вместо одного, сердито поджала губы и попыталась выкрутиться.

– Про вторую девушку разговора не было!

– Вот как? – Я уперла руки в бока и сверкнула глазами. – Вероятно, вы надеялись оставить себе ткань, которая не пригодится на платье, да только, боюсь, благотворитель будет не в восторге, когда узнает о ваших махинациях!

– Ты угрожаешь мне, девчонка?

Помощница испуганно заморгала и попыталась втиснуться между стеной и сундуком, а у меня, наоборот, будто открылось второе дыхание: я на своем веку и не с такими нахалками бодалась. Старая добрая Алисия внутри моего грузного тела расправила плечи и задрала подбородок.

– Угрожаю, да. – В моем голосе сквозило ледяное спокойствие. – Просто поверьте на слово: если вы не выполните мою… скажем вежливо… просьбу, недолго задержитесь в должности королевской модистки.

Мадам открыла рот, готовясь извергнуть отборную ругань, но что-то в моей позе или выражении моего лица ее переубедило. Пока она собиралась с мыслями, в коридоре раздались голоса.

– Иди же!

– Зачем? Никто не станет шить мне платье!

Судя по звукам, сопровождающим диалог, Димитрий открывал дверь, а Клара снова пыталась ее закрыть. Боролись не на шутку. Пришлось вмешаться и втащить упирающуюся Морковь в кладовку.

– Щедрый благотворитель организовал фонд для таких, как мы, – выпалила я. – Выбирай ткань!

– Ч-что?.. – выдохнула та.

– Вообще-то… – подняла палец модистка.

– А вам пока никто права голоса не давал!

Мадам Вереснет стушевалась под моим гневным взглядом.

– В конце концов, если нам понравится ваша работа, отрезы, которые не пошли в дело, заберете себе. И благотворитель, я уверена, заплатит за оба платья, – сообщила я примирительно.

Лучше худой мир, чем булавки, забытые в лифе платья, непрочные швы и кривой подол.

– О-о-о! – восхищенно выдохнула Морковина, вынимая из сундука мой великолепный изумрудный атлас.

Вероятно, меня перекосило, потому как Клара непонимающе заморгала.

– Ты уже выбрала эту ткань?

Я выдавила из себя слово «нет», а следом за ним улыбку. Клара обняла отрез, прижала его к груди, точно лучшего друга.

– Пеппи, как здорово! Да продлит Солнцеликая дни нашего доброго благотворителя.

Я ничего не имела против этого!

Признаюсь, после того как осчастливила Морковку, я не единожды заглянула в зеркало – а ну как еще один прыщ пропал? Разве я не молодец? Разве не поступила великодушно, отдав Кларе ткань, которую выбрала для себя? А могла бы, между прочим, и вовсе не вспомнить про соседку. Но три алых пупыря пламенели на моем лбу и словно хихикали тоненькими мерзкими голосками: «А-ха-ха, Алисия! Глупая Алисия!»