– Ты нарочно мне мешаешь, да? – примирительно спросила я. – Не хочешь, чтобы я отвадила Ди. Я понимаю, он тебе нравится.
Лиска жмурилась и молчала.
– Но сама посуди, глупая, какое нас ждет будущее?
Я не хотела, чтобы лисичка на меня злилась, и потихоньку гладила ее по спине, запустив пальцы в мягкий мех, такой теплый, что он грел лучше любых рукавиц.
– Ты ведь понимаешь, останься я… – Тут я испугалась, что Лиска не представляет, кто я такая на самом деле, и произнесла хриплым шепотом: – Ты ведь знаешь мое настоящее имя?
Потому что, если мой фамильяр думает, что я Пеппилотта Гриллиан, не значит ли это, что я теперь Пеппи навеки?
– Конечно, знаю, Алисия, – успокоила меня лисичка.
– Фух! Так вот, останься я графиней Уэст, я бы на Ди и не посмотрела. Где он и где я…
Лисичка, слушая, топталась на моих коленях, устраиваясь удобнее, и наконец соизволила ответить:
– Было бы из-за чего переживать. Тем более что самому Ди это и не нужно.
– Как? – опешила я. – Ты еще маленькая и ошибаешься. Я нравлюсь Димитрию.
– Как друг, возможно, – муркнула Лиска, не открывая глаз.
Я усмехнулась – небрежно так, свысока. Глупенькая лисичка, ничего пока не понимает в отношениях.
– Чем быстрее ты его спровадишь, тем ему лучше, – продолжала Лиска. – Обрадуется наверняка.
– Да что ты такое говоришь! – рассердилась я и столкнула лисичку с колен.
Она встряхнулась и как ни в чем не бывало запрыгнула на лавку. Села на противоположном конце и задрала нос, любуясь небом. И обращалась, по-видимому, лишь к облакам и верхушкам деревьев.
– Думаешь, он твоя собственность? Позвала – прибежал, прогнала – ушел? А вот и нет. Ты знаешь, где сейчас Ди?
Я пренебрежительно пожала плечами:
– Пошел домой зубрить домашку. Где ему еще быть.
– Не-а…
– Тогда в театре, потому что мэтрисс Нинон дописала реплики, ему нужно отрепетировать с Кларой.
– Снова нет.
Я заерзала. Варианты заканчивались.
– Гуляет. Он понял, что я собираюсь его отбрить. Волнуется.
– О, совсем не волнуется, – мелодично рассмеялась Лиска.
– Ну хватит! – Терпение лопнуло. – Говори уже!
– Он с Тильдой.
– Что?..
Лисичка второй раз за короткий разговор поставила меня в тупик. Я вспомнила, как Тильда жеманничала, напрашивалась к Ди в напарники, как терлась возле него, как смотрела…
Я вскочила на ноги и пошла, не разбирая дороги. Искать Ди? Но нет же, глупо, нельзя! И что я ему скажу? Они небось с Тильдой теперь бредут, взявшись за руки. А тут я: «Здрасьте, я ненадолго, можете не обращать на меня внимания, продолжайте лапать друг друга. Ди, я собиралась тебя отшить, спасибо, что отшил меня первым!»
Я шагала и злобно расшвыривала листья, точно хотела на них выместить гнев и обиду. Лиска рыжей молнией мелькала то справа, то слева от меня.
Отчего я в бешенстве? Разве я не собиралась отвадить Ди? А нужно ли было отваживать? Он ничего мне не обещал, мы не вместе, он имеет право гулять с кем захочет и где захочет.
Парень и девушка в моем воображении лежали на пестром ковре, сотканном из осенних листьев, и держались за руки. Да только моем месте теперь была Тильда. Извивалась всеми своими изгибами. Зазывно хихикала. Хищница в овечьей шкурке!
Я шла все быстрее, будто хотела убежать от собственных мыслей. Углубилась в парк и едва не врезалась в ствол старого клена. Ударила дерево кулаком раз, другой и… прислонилась лбом к грубой коре, пряча слезы. Злость выплеснулась из меня вместе с силами – назад я брела нога за ногу. Лиска сопровождала меня поодаль, близко не подходила. Радуется, небось, предательница.
Домой я не пошла, притулилась на ступеньке, нахохлившись, как замерзший воробей. Спустились сумерки, захолодало – я натянула капюшон до самого носа, спрятала озябшие кисти рук в рукава. Не могу сейчас видеть ни Маль, ни Клару. Они заметят, что мне грустно, начнут расспрашивать, а что мне им ответить? Я и сама толком не понимала, что со мной творится. Не к месту вспомнилось, как Ди обнимал меня и гладил по спине.
Он и кудряшку-барашку эту теперь по спинке гладит? Черепаху ее нахваливает? Я шмыгнула заледеневшим носом.
– Пеппи, ты чего сидишь на холоде? – воскликнул знакомый голос. – Скоро в сосульку превратишься.
Я подняла голову и увидела Ди, торопливо идущего по аллее вместе со Всполохом. Димитрий шлепнулся рядом, пумыч прижался к ногам, согревая. Стало уютнее и теплее, однако я угрюмо молчала.
Ди тихонько подтолкнул меня плечом.
– Где Лиска?
– Надеюсь, провалилась в преисподнюю! – ляпнула я.
– Ого, даже так! Рассказывай!
– Нечего рассказывать…
«Лучше ты мне расскажи, Ди, как хорошо провел время с этой вертихвосткой с изгибами!»
– Тогда пойдем греться.
– Не пойду!
Во мне включилось воистину ослиное упрямство, хотя на покладистость я и так не жаловалась. Вот замерзну насмерть. Будете знать! Все!
– Хм… Интересное дело.
Ди поднялся было и протянул мне руку, но плюхнулся обратно. Через секунду я ощутила, как поверх моей накидки опускается накидка Димитрия, сам он остался в тонком сюртуке.
– Ты что творишь? – вскинулась я.
Ди проигнорировал вопрос. Сорвал травинку у крыльца: сидит, грызет, как дите малое. Всполох растянулся, положил голову на могучие лапы и притворился, что задремал. Расположились всерьез и надолго. Но если фамильяру простуда не угрожает, Димитрий запросто свалится завтра с воспалением легких. Цыпленок же как есть. Шейка тощенькая торчит из воротника.
Почему так отчаянно хочется примостить голову на его плечо и уткнуться носом, своим круглым картофельным носом, в эту тщедушную шейку. Картина маслом: поросенок и птенчик. Курам на смех. Я бы подобной парочке спокойной жизни не дала – потешилась бы вволю…
Вздохнула. Меня качнуло вбок, и опомниться не успела, как прислонилась к Ди, а он недолго думая обнял меня за плечи.
– Как там Тильда? – ядовито спросила я.
– Нормально, – откликнулся Ди.
И голос такой невинный! Ну каков! Обнимает одну девушку, говорит о другой – словно это в порядке вещей. Я обомлела от наглости Димитрия настолько, что оцепенела, когда надо было оттолкнуть наглеца. А он продолжал:
– Параграф объяснил, так что лабораторную завтра не провалит.
– Так вы?..
– Сидели в библиотеке.
Уголок губ Димитрия скользнул вверх: он разгадал мои темные мыслишки о нем и Тильде.
– Она попросила помочь разобраться. Я и помог. Ты против?
– Н-нет… – пробормотала я, запинаясь.
А Лиска-то! Лиска! Вот обманщица. Хотя и во лжи ее упрекнуть нельзя. Ди действительно проводил время с Тильдой, но лисичка, как пить дать, специально ввела меня в заблуждение недомолвками и намеками.
– Пойдем в тепло? – снова предложил Ди. – Я травяного чая заварю. Хочешь?
– Хочу, – вздохнула я.
Но еще больше я бы хотела сидеть вот так на крыльце, обнявшись. Всякое желание отваживать Ди пропало. Лиска переиграла меня, коварная моя лисичка. Славная моя!
*** 54 ***
«Поспешай медленно», – любила говаривать моя нянька. В ее понимании это означало, что за завтраком съедать кашу, липнувшую к нёбу, как клей, нужно чинно и не торопясь. Для меня же густая овсянка превращалась в пытку, я стремилась разделаться с ней поскорее, если уж увильнуть от каши и суровой нянькиной нахлобучки невозможно. Руководствуясь этим жизненным принципом, мадам Иветта ловила меня за шкирку и дергала со всей силы, когда я сбегала по ступенькам вниз – в весенний, залитый солнцем сад. На шее пару раз оставались следы от врезавшегося в кожу воротничка. Папа однажды заметил их и призвал няньку к ответу, а та всплеснула руками, засуетилась: «Где же ты поранилась, дитятко?» Нянька на вид была добродушная, румяная, ямочки на толстых щеках, как не поверить этакой душке?
Особенно она изгалялась над «противной капризулей» – и это еще ласково – вечером, перед сном, когда наступало время идти к отцу, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Я, уже наряженная в длинную ночную сорочку, смиренно ждала, когда нянька расчешет мои длинные волосы. За день они успевали сбиться и запутаться. Нянька, вооружившись любимой деревянной щеткой – еще одним орудием пытки – и зажав меня между колен, нещадно дергала пряди, не желая тратить время на осторожное распутывание. Я морщилась, хныкала, но терпела, потому что знала: в конце меня ждет желанная награда – папин поцелуй на ночь. Но иногда мадам Иветта сообщала мне, что сегодня я вела себя плохо и граф не станет желать спокойной ночи дрянной девчонке. Я, конечно, устраивала истерики, на которые нянька не обращала ни малейшего внимания. Она растирала мне щеки ледяной водой и заталкивала в постель.