– Отпусти!!! Отпусти меня, сучара!!! Я откушу твоё ухо! Я… Я ударю твоего ребёнка по яйцам! Съем твою мать! Отпусти меня по-хорошему! Я не шучу!!! Хочешь меня трахнуть?! Я тебя сам трахну!
– Ты закроешь свою пасть, или мне тебе треснуть разок? – немного ухмыляясь, спокойно ответил ему Леон.
– Не бей меня, пожалуйста… – действительно испуганно промямлил барсук, а затем вновь вспыхнул гневом. – А не то я найду твой дом и навалю тебе такую кучу дерьма, что ты вовек её не отскребёшь! Ой! Не надо! – взвизгнул барсук, когда Леон замахнулся на него рукой, – Не ударил? Слабо, да? Я так и знал! Пусти меня!
– Ладно. Кинешься на меня, получишь в морду, дебильное создание.
– Сам ты дебил, кретин тупоголовый! Я редкое существо!
– Да знаю я, кто ты такой, бакэдануки! Это не позволяет тебе так со мной разговаривать, ведь ты не знаешь, кто я такой.
Барсук, скорчив злобную рожу, тщательно принюхался, а затем широко раскрыл мелкие глазёнки.
– НЕ УБИВАЙ! НЕ…
– Замолчи! Не собираюсь я тебя убивать. Что ты сидел здесь в дупле?
– Да твари малолетние меня связали и закинули в портовый ящик! Тут меня уже нашли и сочли грызуном, запутавшимся в провизии и узлах. Идиоты! Где такое видано, чтобы барсук себя на морской узел случайно завязал?! Дали мне поджопники и послали куда глаза глядят. Вот теперь тут живу… Эх, несчастная жизнь! Найду тех детишек и прикинусь чайником! Пускай поставят меня на огонь… Я им такой ядрёной мочи кипячёной спущу в кружки, что зубы выпадут к чёрту!
– Не удивительно, что с таким скверным характером они тебя выгнали. Ты откуда сам вообще?
– С Сикоку. Я вообще неплохой парень…
– Оно и видно. Ладно, я тоже людей не очень-то жалую. Вредные засранцы, да?
– Да! Засранцы не то слово! Срал бы им под дверь каждый день!
– Да-да, я понял, что ты тоже тот ещё засранец. Меня Леон зовут. Тебя как?
– Леон, говоришь? Хм… Меня Мудзин-сан звать.
– Прям уж сан! Ладно, Мудзин-сан, помогу тебе домой вернуться.
– Пиздишь?!
– С чего бы?
– Да потому что все вы люди гоните!
– Если не хочешь домой, то так и скажи.
– Хочу! – резко выпалил Мудзин-сан, переживая, что иначе не увидит дом.
– Тогда я сейчас тебя отпущу, потому что ты очень жирный и держать тебя тяжело, и мы с тобой поговорим. Идёт?
– Сам ты жирный, козёл! Идёт!
С тупым грохотом барсук грохнулся на землю и от падения весь его жир смешно затрясся под шкурой, так что Леон не смог сдержать улыбку.
– Смешно ему бля… Спасибо, Леон-сан.
– Ух ты! А я думал ты меня козлом-саном назовёшь.
– Могу и так!
– Пожалуй, не стоит. Мудзин-сан, смотри. Я тебе предлагаю ночь у меня дома скоротать, а потом я тебя отправлю грузом на Сикоку. Тебе куда там надо? В Мацуяму? Коти? Токусиму или Такамацу?
– Да куда хочешь. Мне просто на Сикоку надо. Я там своих найду без проблем. Это… Леон-сан… Спасибо, что ли.
– Да без проблем. Мне кажется, ты неплохой э-э-э… барсук. А чего ты форму енотовидной собаки не примешь?
– Как хочу, так и хожу!
– Ладно, но будь добр, яйца свои уменьши. Я понял, что ты крутой мужик, но у меня дома жена, да и независимо от этого я и сам не сильно желаю на это смотреть. И прекращай так разговаривать – уши вянут.
– Ладно, босс, как скажешь! Но больше ничего делать не буду! – протараторил барсук, и резко его мошонка приобрела естественный вид, отчего барсук грустно вздохнул.
– Пошли, дружок. Только не говори ничего при моей жене. Не к чему ей знать, что ты говорить умеешь.
– Ничего себе условьице! Это как так?! Я существо социальное! Мне попиздеть очень даже надо!
– Выбирай сам.
– Ладно, понял. А лежанка у тебя есть? Может, диванчик там? Что кушаете обычно?
– Всё больше начинаю понимать тех, кто тебя связал. На улице во дворе поспишь. Покормлю тем, что найду.
– Да что за концлагерь?! Холодно и голодно всю жизнь, так ещё и ты мне хочешь масла в огонь подлить! Фашист!
– Завязывай ныть. Пошли уже.
– Ну веди. Мы типа друзья теперь?
Леон повёл обратной дорогой по опушке леса барсука к своей машине, думая о том, как преподнести своё новое знакомство Мизуки. «Съездил на рынок, называется…»
– Ну… Типа.
– Ого… – как-то очень глубоко для столь краткой фразы сказал Мудзин.
– Что такое? – сразу обратил внимание на перемену в речи Леон.
– Да как сказать… Ты у меня первый друг, получается.
– А сколько тебе лет, Мудзин-сан?
– Где-то двести пятьдесят.
– Действительно ого. И у тебя за всё это время не было друга?
– Выходит, что не было. Так, собутыльники всякие… А у тебя выпить есть?
– Мизуки не поймёт, если я водкой барсука поить буду.
– Кто?
– Мизуки – моя жена.
– Так она у тебя японка? Ах ты, Леон шалунишка… Э… Извини, – быстро понял Мудзин свою ошибку, встретившись со взглядом Леона.
Дойдя до машины, Леон снял сигнализацию и подошёл ближе к дверям. Посмотрел на часы и понял, что дома его уже слишком давно нет. День измотал его – хотелось спать или полежать в саду среди травы да послушать тишину. Вместо этого теперь придётся болтать с оборзевшим барсуком.
– Ого-го-го! Вот это у тебя драндулет, ёб твою мать! – радостно завопил Мудзин, увидев, что Lexus LC 500 sport+ принадлежит Леону. – А я думал, ты бичара какой-нибудь! По лесу шляешься! Может, вовсе наркоман! Забыл совсем сказать – рад знакомству, Леон-сан, чем могу услужить?
Впервые за долгое время Леон искренне рассмеялся.
– Запрыгивай давай внутрь, болван. Не боись. Только с когтями аккуратней!
– Аккуратность – моё второе имя, чтоб ты знал! Был бы паспорт, там так бы и записали Сэйтон Мудзин-сан, – ворчал барсук, пока поднимал в салон свою жирную тушку, шкрябая когтями по металлическому корпусу, оставляя после себя белые полосы.
Услышав этот звук, Леон резко протянул свою руку к барсуку и подтянул его.
– Хм… Грх… Шпасибо… Но больше так не делай! Я самодостаточный! – ворчал барсук, сжимая челюсть.
– Конечно. Сам не знаю, что же это на меня нашло.
– Вот тебе лишь бы издеваться. Эй, ты чё делаешь?
Заведя двигатель, Леон постарался пристегнуть ремень безопасности к Мудзину – вышло успешно. Барсук был плотно зафиксирован на месте и готов к поездке.
– С ветерком прокатимся?
– Оу йес! Гони! Хочу почувствовать!.. А это… Можно я по-другому сяду, Леон-сан? Не видно ни хера!
– Ладно, садись, как тебе удобно.
Развязавшись, барсук встал на задние лапы, уселся на задницу и показал большой когтистый палец в знак того, что ему комфортно. Леон снова опоясал его, а заодно приподнял уровень кресла, отчего Мудзин восторженно взвыл.
– Готов? – с азартом спросил его Леон, получив в ответ снова большой когтистый палец лапы.
Прожав до упора педаль газа, Леон заставил стальную зверюгу сорваться с места, рыча своим многосложным, глубоким рокотом. Через несколько секунд они перескочили за сотню в час. Маленькие глаза барсука открылись, а сам он истошно завопил то ли от ужаса, то ли полного экстаза.
– Лео-о-о-н-са-а-а-н! – старался перекричать рык двигателя Мудзин.
– А?!
– А на-а-а-ва-а-ал-и-и музла!
– Ладно, дружок! – усмехнулся Леон.
И Леон включил ту же музыку, с которой ехал в город. От мощных жирных басов шкурка барсука поднималась дыбом в такт музыке.
– Ну, ничё такое… Мне больше «Эрцгерцог» Бетховена в исполнении тройки на миллион нравится, конечно, – протянул устало Мудзин, когда трек закончился, а Леон слегка сбавил обороты.
– Серьёзно?
– Нет, конечно! Ха-ха-ха! – он рассмеялся как больная бешенством гиена, аж подавился под конец. – Охрененное дерьмо! Мне нравится!
– Кто ж тебя так говорить научил?
– Да то тут, то там… С моё поживёшь и не так запоёшь! Жизнь надо использовать целиком! Наслаждаться, так сказать, всеми её дарами! Принимать всё богатство языка. Бодуэн де Куртенэ[6] призывал исследовать язык на примере живых диалектов. Язык – это тебе не памятник, а первичная речевая деятельность, вечно изменяемая и адаптирующаяся под временные культурные факторы. Это же главный инструмент выражения эмоций, ключевое средство коммуникации всех индивидов, способных вести конструктивный диалог! Взять того же Шарля Балли[7], швейцарца – он уделял внимание стилистке речи и заложил этот подход в основу изучения разговорной речи.
