В пяти метрах от тела 1 было обнаружено второе женское тело (далее тело 2). Труп лежит на боку. Руки сложены воедино так, словно были связаны. Присутствуют следы ожогов на запястьях, предположительно, вызванные веревкой. Голова отсутствует. Труп одет идентично телу 1. Грудная клетка вскрыта, сердце изъято. Труп усеян ожогами по всей площади тела и абсолютно дегидрирован: до 2 % процентов жидкости. Опознать жертву в данных условиях невозможно.

Следы нескольких пар ботинок размером от 42 до 46 следуют вдоль места происшествия и уходят к реке Сылва, где полностью теряются».

Комментарий следователя прокуратуры Российской Федерации старшего лейтенанта Шмидта А. С. (1):

«Кроме потерпевших, в этот день никого из туристов или местных жителей замечено не было. Местные жители после опроса утверждали, что слышали вдалеке грохот, но не придали ему особого значения, так как звук был едва уловим, а они, как сказал один из жителей, „ко всякому здесь привыкли“.

На следующий день после осмотра места происшествие один из местных жителей предоставил информацию, что его односельчане, ходившие в лес, как им показалось, видели довольно крупное животное, похожее на волка с девятью хвостами (?), ранее ими не встречаемое в этой области. Прошу соотнести предоставленное ими описание с частью протокола на странице 27, датируемой 2001 годом:

Х.Х.XXXXXXХ 55 лет, лесничий, охотник, видевший описанное в промежуток с 7:11 до 7:15.

„Какой? Ну как какой? Страшный – вот какой! Загривок у него с проседью был, а сама шкура чернее ночи. Странный такой зверь! Вроде на лапах ходит, но как-то странно изгибался так. Не знаю, как и сказать… По-людски, что ли? Да это мне, видать, почудилось. Тогда ещё темно было хоть глаз выколи! Мы тут, конечно, ко всякому привыкли, но в этот раз я даже испугался. А ежели бросится на меня? Что делать? Тварь здоро-о-о-вая – аршина четыре. Девять хвостов за спиной! Он на меня взгляд свой бросил, а глаза у него, Бог ты мой, краснючие! Прям светятся в темноте. Бес или волколак, не знаю. Может, вовсе волчара бешеный? Кто его разберёт? Я в науках не силён, знать не знаю, что там сейчас творится. Ну, в общем, на меня он глянул и дал дёру туда, где девчушек этих несчастных, ну, того. Я за ним не пошёл, да и вовсе в лес идти расхотел. Подумал, что пускай лучше зверюга свои дела делает, а я потом с мужиками вместе схожу посмотреть, чего он учудил“.

По возвращении на место происшествия после наблюдений местных жителей было обнаружено: множество крупных следов животного, напоминающих, действительно, следы псовых, а именно волков, но не имеет схожего по размерам представителя вида. Предварительно оценён как реликтовое животное. В месте, где ранее находилось тело 2, обнаружена небольшая вырытая лунка. Определить, было ли что-то изъято из земли или нет, – невозможно».

Отужинав и ещё раз поблагодарив Мизуки, Люций вызвал себе такси и отправился обратно в отель «Жемжучина».

– Точно не переночуешь у нас? Место для тебя всегда есть, – спрашивал его Леон.

– А, не! Я совместную жизнь уважаю, да и мне там веселее будет, если ты понимаешь, о чём я, – уже хорошенький Люций подмигнул своему другу.

– Тогда, может, Мудзина с собой прихватишь? – попытался в шутку напугать барсука Леон, что в принципе у него неплохо вышло.

– Я не настолько пьян, друг мой, хотя я намерен выстроить долгосрочные отношения с нашим маленьким пушистым другом. Бывай, Мудзин! – дружелюбно попрощался Люций с Мудзином, протянув тому ладонь, в которую умастилась маленькая лапка удивлённого барсука.

Мудзин, зачарованный своими мыслями, выбрался на свежий воздух сада, принюхавшись к ароматам цветов и найдя в них свой уединённый покой, оставил Мизуки и Леона наедине.

– М-да, всего-то две персоны, а столько шума, что я успел забыть, каково мне жилось пару дней назад, – облегчённо выдохнул Леон, прижимаясь ласково к Мизуки. Она рассмеялась в ответ мягким смехом, как бы полностью соглашаясь с ним.

– Ну, теперь на одного меньше, а оставшийся гость нам особо и помешает… – медленно протянула она волшебным голосом, проходя пальцем по шее Леона. – Если ты понимаешь, о чём я…

Ничего не отвечая, Леон поцеловал её и подхватил на руки. Он любил её. Любил больше всего на свете – она была всем миром, его фундаментом и небом, солнцем и луной. Не было такой вещи, ради которой он отказался бы от Мизуки, – он не мог себе это представить. Она была совершенством во всех возможных вопросах, словно бы её окутывали некие чудесные чары. В радости и в горе, лишь смерть разлучит нас – слова с их тихой церемонии, где не было ни друзей, ни семьи, ни даже знакомых – лишь они. Их любовь была маленьким тихим островком спокойствия, гармонии и тишины, в котором они вечно дрейфовали по тёплым водам мирового океана. Леон знал, что она любила его столь же сильно, и ради этой любви он прошёл бы через ад и обратно. Двадцать три года смертельного бесчувствия, и лишь она оборвала этот серый цикл. Он целовал её пылко, вливая все чувства в этот процесс, отправившись вместе с ней в их общую спальню на втором этаже. Поцелуи говорят так много: иногда больше взгляда, иногда больше слов.

Они рухнули вместе на кровать, засмеявшись, но смех быстро перетёк в тихое прерывистое дыхание, обжигающее взмокшую кожу. Пальцы скользили по изгибам фигуры и контурам мышц, они сжимали и входили, впивались в спину и ягодицы, оставляя ногтями тонкие полосы. Вверх и вниз вздымались их груди, полные горячего воздуха, рывками ласкающего уши.

– Тебе хочется большего, – говорит голос кого-то промявшего рядом с Леоном кровать.

«Твои зрачки расширяются, долбанное ты животное! Тебе хочется большего, Леон! Ты пытаешься быть хорошим парнем, молодец! Но мы оба знаем, кто ты такой! Чудовище, зверь! Разве так трахается животное?! Как смазливая девка, вертишься туда-сюда, словно это твой первый раз! Давай, переверни её! Встань сзади, возьми волосы и сделай то, что должен! Делай это жестоко! Делай это быстро, или ты так слишком быстро кончаешь, ничтожество? Другой разговор! Ты сжимаешь её волосы крепко – она не привыкла к этому от тебя, но ты чувствуешь, что ей нравится. Всем нравится жесткость, Леон! Все мы звери, все мы хотим делать больно и хотим, чтобы больно делали нам. Кого мы запомним сильнее: того, кто сделал приятно, или того, кто нанёс нам глубокую рану? Любой уважающий себя человек любит боль, ха-ха-ха! Она стонет то ли от удовольствия, то ли от агонии, но разве тебя это волнует? В коленях её ноги подкашиваются, а изгиб её спины, округляющий ягодицы, взывает к самому скользкому и тёплому, как внутренности, утробному чувству ненасытности. Ты видишь, что зубами она впилась в одеяло, закрыв глаза, но она не просит тебя остановиться. Не-е-е-т! Не просит! Твой пресс разрывается на части, горит кислотным огнём так, что ты и сам начинаешь стонать, но тебе ещё далеко. Ты переворачиваешь её, закидывая на себя. Спиной опираешься на спинку кровати и подхватываешь девчонку так, что её груди упираются тебе в лицо. Ты жадно хватаешь райские плоды своим ртом, впиваешься в них зубами, проходишься по соскам языком, но не перестаёшь делать то, что должен.

Если барсук поинтересуется, что вы тут делаете, ты свернёшь ему шею, раскроешь его брюхо, достанешь маленькое бьющееся сердце и вопьёшься в него клыками, вгрызаясь в сырую плоть и высасывая из него всю кровь. Ты убьёшь его! О, да! Ты разорвёшь его на куски! Она зашипела – ты слишком сладко замечтался и укусил её за грудь, но ничего – все мы любим боль. Ты слышишь её нарастающий стон, чувствуешь, как её пальцы впиваются в твою шею и плечи до крови, а ноги начинают подрагивать. Она уже кричит, да и сам ты на подходе. Ты чувствуешь, как по её ляжкам после сильной дрожи прошла волна влаги, но ты не останавливаешься. Она в исступлении вся твоя, но что ты будешь теперь делать, Леон, вор, убийца, чудовище?! Тебя это не волнует! Твои ноги горят, пресс готов отвалиться, как надрезанный панцирь варёной черепахи, но ты продолжаешь, продолжаешь, продолжаешь! Пот заливает тебе глаза, ты дышишь чаще и чаще, и вот силы почти на исходе! Настоящая симфония эйфории! Тебя трясёт, и ты исходишь в неё мощным потоком! Настолько сильным, что нет сомнений в том, что всё получилось. Отдыхай, животное. Отдыхай…»