Теплая рука прижимается к моей щеке.

− Я вижу это именно так.

Не хочу, чтобы выражение на ее лице когда — либо менялось. Нежное, полное обожания, будто я герой романа. Боже, чертовски хочется быть эгоистом. Хочется прижаться к ней, содрать одежду и уничтожить хоть малейший шанс, что когда-нибудь она посмотрит на меня иначе.

Хочу удержать ее.

Но уродливая правда всегда выходит наружу. Челси заслуживает услышать ее от меня.

− Сегодня я защищал мужчину. Такого же, как мой отец.

Нежное поглаживание замедляется. Останавливается.

− Его жена… прожила с ним тридцать лет, терпела все его дерьмо и наконец набралась храбрости уйти. Послать его ко всем чертям. — Тяжело сглатываю. — А я лишил ее этого. Он бьет ее, я это знаю, и из-за меня он и дальше будет ее бить. — Смотрю Челси в глаза в надежде найти в них ответ, как жить дальше. — Он чудовище, а я защищал его. Кто я теперь такой?

Ее сердце бьется быстрее, как дрожащая птичка, которая вдруг поняла, что попала в клетку. Она всматривается мне в лицо… подбирает слова.

Тихим, доверительным голосом пытается успокоить:

− Джейк, иногда в жизни приходится принимать трудные решения…

Беру ее за плечи и притягиваю к себе.

− В том же и проблема! Если бы я был хорошим человеком, не было бы этого трудного выбора. Иногда… иногда все так правильно, что должно быть легко.

Что-то внутри меня трескается и ломается под тяжестью всего того, что я хочу. Я хочу ее, эту бесстрашную, удивительную женщину. Хочу детей. Этих идеальных, ужасных, чудесных ребят, которых она любит всем сердцем. Хочу, чтобы они были моими. Обнимать их, защищать и учить. Видеть их радость, смех и любовь. Приходить к ним домой и греться в их чувствах. Хочу вызывать эти радость, смех и любовь.

Но больше всего я хочу заслужить их.

Быть достойным их.

Сегодняшний же день лишь указывает на тот суровый и непреложный факт, что я недостоин.

− Не следовало мне приходить, − говорю с болью в голосе. — Ты заслуживаешь мужчину, который знает, что такое хорошо и как поступать правильно. Я хочу… Боже, я хочу быть этим мужчиной!

Молча Челси высвобождается из моих рук, вскарабкивается чуть выше и прижимает мою голову к груди.

Такая мягкая и теплая, и пахнет так чертовски приятно. Шепчет, поглаживая меня по виску, по затылку, пропуская волосы сквозь пальцы. Ни в каком другом месте мира я не хотел бы быть. Только здесь.

− Все хорошо, Джейк. Засыпай. Шшш. Все хорошо.

− По — моему, он умер.

− Он не умер. Все еще дышит.

− А человек может дышать, когда умрет?

− Нет. Хотя может быть. Но тогда понадобится вентилятор.

«Меня обнюхивают».

− А пахнет, будто умер.

Кто-то давит мне на веко, затем приоткрывает его. Перед глазами расплывается любопытное личико Розалин.

− Ты умер? — вопит она.

Видимо, думает, что я к тому же и оглох.

Освобождаю глаз, дернув головой.

− Да, я умер. — Перекатываюсь на бок, подальше от громких голосов. — Дайте мне покоиться с миром.

Невозможно заурядным словом пульсация описать, что творится сейчас у меня в голове. Такое ощущение, будто паразиты с острыми когтями пробрались в череп и теперь с остервенением грызут его изнутри. Мутит дико. В последний раз от перепоя меня рвало в двадцать два года; возможно, сегодня тот самый день, когда это повторится.

− Знаешь, я могу облегчить твои мучения.

Предложение исходит от Рэймонда. Медленно переворачиваюсь на спину и разлепляю глаза. Четверо в школьной форме − Рэймонд, Рори, Райли и Розалин, − пялятся на меня с любопытством и отвращением. Больше с отвращением.

− Как?

− Наша мама была помешана на гомеопатии и всяких травах. Могу смешать что — нибудь для тебя.

− Ладно.

Вот показатель моего отчаяния − прислушиваюсь к девятилетнему ребенку.

По стеночке ползу на кухню. Челси, в узких черных леггинсах и футболке с эмблемой университета Беркли, в которой ее грудь выглядит просто божественно, уже там. Если бы я только чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы как полагается выразить свое восхищение!

Она зачерпывает ложкой отвратительную зеленую жижу и отправляет в рот Ронану. С трудом удерживаюсь от рвотного позыва. А малыш, кажется, наслаждается.

− О, ты проснулся, − восклицает Челси радостно. А затем, уже менее радостно, добавляет: − Выглядишь ужасно.

− Логично, − бубню. — Чувствую себя так же.

Сажусь за остров в центре кухни. Рэймонд вытаскивает блендер и закидывает туда всякие соки, ампулы и капсулы. Запускает его, и моя голова взрывается. Через две бесконечные минуты коричневая, зернистая бурда переливается в стакан передо мной. Все впиваются в меня глазами, даже Ронан, словно я человек — волк из шоу уродцев старинного цирка.

− Правда поможет? — спрашиваю Рэймонда.

− Ну… − поджимает губы. — Либо поможет, либо тебя вырвет. В любом случае, станет лучше.

Дело говорит.

Стараясь не дышать, выпиваю тремя глотками. Затем мерзко отрыгиваю, желудок отвечает бурлением. Опускаю голову на стол.

− Кто — нибудь сжальтесь и пристрелите меня.

− Так, дети, пора в школу, − выпроваживает их Челси, вручая под недовольное нытье коробки с обедом и рюкзаки. Слышу, как они шаркают ногами в коридоре и стук входной двери. Видимо, я задремываю на несколько минут, потому что, когда в следующий раз открываю глаза и поднимаю голову, на кухне только мы с Челси.

Она ставит передо мной стакан воды с деланно спокойным выражением на лице.

− Спасибо.

Я не очень хорошо помню вчерашнюю ночь, только отдельные слова и образы. Но чувствую потребность извиниться.

− Прости за вчерашнее.

− Почему? — Складывает тарелки в раковину. — Ты ко мне не приставал.

− Нет, такое я бы точно запомнил.

Едва заметно улыбаясь, бросает на меня быстрый взгляд.

− Челси. — Отчаяние в голосе заставляет ее остановиться и посмотреть мне в глаза. — Прости за то, что я тогда сказал. Ты значишь для меня больше, чем просто хорошее времяпрепровождение, ты ведь знаешь? Ты должна это знать. Ты… значишь для меня гораздо больше. А я не очень хорошо справляюсь с… важным.

Жесткое выражение лица смягчается, взгляд становится нежным и теплым. Облизнув губы и обдумывая каждое слово, говорит:

− Я скучала по тебе. Знаю, прошел всего один день, и, вероятно, тебя напугает… Но мне нравится, когда ты рядом. Нравится все, что мы делаем вместе. Нам не обязательно двигаться дальше, если тебя это нервирует. Не возражаю, если все останется как есть. Ведь сейчас все… довольно здорово.

Взяв Челси за руку, притягиваю к себе. Накрываю ее ладонь своей, и ее ручка исчезает между моими лапищами. Такая миниатюрная. Такая красивая.

− Я тоже считаю, что все здорово.

У Челси на лице расцветает улыбка.

− Хорошо.

Зеваю и потягиваюсь… и черт возьми, больше не чувствую себя куском дерьма! Что-то есть в идее Рэймонда с этим питьем. Надеюсь, он записал рецепт.

− Мне пора на работу. Но прежде чем ехать домой переодеваться, очень хочется принять душ.

Челси проводит пальцами по моим волосам, массируя голову.

− В доме целых пять ванных. Выбирай.

Ухмыляюсь:

− Мне нравится та, что в твоей спальне.

Горячая вода чудесно действует на напряженные мышцы. Опускаю голову, позволяя воде стекать по телу, смывая вчерашний день. Разговор с миссис Холтен и Томом Колдуэллом и чувства, которые они во мне пробудили, утекают в сток.

Вхожу в спальню Челси, обернув бедра полотенцем. Она там, раскладывает лоскуты кружев и шелка по ящикам. Смотрит на меня, провожая глазами капли, сбегающие по груди и животу. Член сразу же твердеет под ее взглядом.

И она определённо это замечает.

Окинув жадным взглядом твердые очертания под полотенцем, с придыханием спрашивает:

− Тебе лучше?

Провожу языком по нижней губе:

− Намного.

После этого полотенце недолго остается на моих бедрах.