Стараюсь держать Челси вне досягаемости визжащей кикиморы.

— Удачи, мужик, — желаю ее мужу, покидая кабинет.

В коридоре на двух стульях у стены сидят Рэймонд и, судя по пропитанной кровью тряпке у носа, рыжеволосый Джереми.

— Хорошо выглядишь, — поддеваю Кэррота Топа. Потом обращаюсь к Рэймонду: — Пойдем.

Рэймонд с ужасом взирает на все еще бушующую женщину, которая свисает с моего плеча.

— Что случилось с тетей Челси?

— О… — Пытаюсь сгладить ситуацию, пока идем по коридору. — Она немного не в себе.

Когда выходим на парковку, Челси уже немного поутихла и перестает вырываться.

— Отпусти меня, Джейк! Немедленно.

Ставлю свою ношу на ноги.

Челси тут же пытается меня обойти и вернуться в здание школы.

Встаю у нее на пути.

— Во — первых, я и так уже потратил кучу времени, не давая попасть членам вашей семьи в тюрьму, и при том бесплатно.

Челси шествует вперед, не обращая на меня внимания. Снова преграждаю ей дорогу.

— А во — вторых, социальной службе совсем не понравится, если ты изобьешь мать одноклассника своего племянника в стенах школы.

Этот аргумент действует. Челси поднимает на меня взгляд, пылающий яростью и… болью.

— Эта женщина — просто бессердечная сучка!

Придвигаюсь ближе и шепчу:

— Полностью согласен. Но с этим уже ничего не поделаешь. — Глажу ее по плечу. — Согласна?

Дыхание Челси выравнивается. Теперь она больше похожа на вменяемую версию самой себя.

— Да, я уже успокоилась.

Поворачивается и идет к своей машине, где уже ждет Рэймонд. Тычет в него пальцем:

— Ты должен был мне рассказать, Рэймонд!

— Я просто не хотел все усложнять, — отвечает тот.

— Я люблю тебя! Моя обязанность — защищать тебя, но я не могу, если ты молчишь о том, что кто-то тебя обижает!

— Я рассказал Джейку, — кричит Рэймонд, показывая на меня. — И он мне помог. Теперь все будет хорошо.

Челси пронзает меня взглядом. Сердитым. И я отчетливо понимаю, что у меня все хорошо не будет.

Она делает глубокий вдох.

— Ладно. Надо заехать за остальными. Поговорим дома.

При подходе к дому Челси сурово молчит. Отправляется к соседям забрать детей и благодарит, что присмотрели за пострелятами. Когда те разбегаются по дому, Челси хмуро командует:

— Джейк, надо поговорить. Пойдем на кухню.

Как только за нами закрывается дверь, сразу нападает:

— Как ты мог скрыть от меня происходящее с Рэймондом?

Я действительно не понимаю, почему для нее это так важно.

— Потому что он просил не говорить.

Челси взмахивает руками.

— Два дня назад Розалин попросила покрасить ей волосы в три разных цвета! Мы не всегда должны делать то, о чем они просят! Я думала, что могу положиться на тебя. Мы должны быть одной командой, Джейк!

Не знаю, что подействовало больше, повышенный тон Челси или моя изменившаяся до неузнаваемости жизнь, но я начинаю заводиться.

— В смысле?

— Что ты имеешь в виду под «в смысле»? Я говорю о том, что мы с тобой против них! Они и так в большинстве. Ты должен быть на моей стороне!

Смотрит мне в лицо. Прекрасные глаза затуманиваются.

Неопределенностью. Сомнениями.

— Ведь так?

Чувство ответственности за них всех душит меня, словно удавка. Долг и прицеп с мелкими — все то, с чем я поклялся никогда не связываться. И она сейчас что-то мне еще выговаривает? Что еще, черт побери, от меня надо? Боже, неужели мало того, что я думаю о ней — о них всех! — постоянно? Что я все забросил ради нее? На работу прихожу поздно, ухожу как по команде рано, только чтобы поскорее их увидеть.

Ради всего святого, это… это… чертовски страшно!

Тыкаю себя в грудь. Слова резко и жестоко срываются с губ.

— Единственный, на чьей я стороне, — это я сам. — Провожу рукой по лицу. — Не пойми меня превратно: с тобой хорошо проводить время и дети замечательные, но я не записывался в чертовы мамочки. Это не моя жизнь. У меня другие цели и планы, которые не имеют никакого отношения к живущим в этом доме.

Высказавшись, тяжело дышу.

Челси же… молчит. Несколько секунд не двигается, а затем, даже не взглянув на меня, произносит шепотом:

— Прости. Спасибо, что объяснил.

Резко отворачивается и начинает вынимать овощи из холодильника. В гнетущей тишине осмысливаю собственные слова, и как жестко они прозвучали.

Делаю к ней шаг.

— Челси, послушай, я…

— Эй, Джейк, сыграем в приставку? — предлагает Рори, влетая на кухню.

Наконец Челси поднимает голову, и я вижу ее глаза. Наполненные болью и обидой. Жуткая тяжесть давит мне грудь.

— Джейк не может сейчас с тобой поиграть. Ему пора возвращаться на свою половину поля.

Рори хмурится.

— Как я должен это понимать?

Хоть Челси говорит с племянником, но обращается ко мне.

— Рори, иди пока в другую комнату, — не сводя глаз с Челси, прошу мальчишку.

Чудо, но Рори подчиняется. Как только пацан уходит, срываюсь.

— Ты серьезно? Хочешь втянуть детей в это дерьмо? Использовать их против меня? — Тыкаю в нее пальцем: — Это не честно!

Челси, сверкая глазами, атакует в ответ.

— Я никогда не поставлю их между нами. Да только для этого в первую очередь должны быть «мы», но, по твоим словам, «нас» нет! Мое нежелание, чтобы ты сейчас приближался к Рори, не имеет никакого отношения к этому разговору и самое прямое к тому, что ты ведешь себя как сволочь!

Из соседней комнаты слышится голос Розалин.

— Оооо… тетя Челси назвала Джейка словом на букву С!

Рори уточняет:

— Скотина?

— Нет.

— Свинья?

— Нет.

— Сукин сын?

— А что такое сукин сын?

— Рори! — восклицаем одновременно с Челси.

Испепеляем друг друга взглядами, никто не уступает.

— Наверное, мне лучше уйти.

Это не вопрос, но она все равно отвечает:

— Так будет лучше всего.

Я ведь начал первым, поэтому нет никаких долбанных причин чувствовать себя потерянным от ее слов. Пустым. Но я чувствую.

Не говоря ни слова, разворачиваюсь и ухожу.

Четверг не задается с самого утра и с каждой минутой катится всё дальше в пропасть. Льет дождь, утренняя пробежка получилась отстойной, так как я плохо спал. Миллион раз взбивал подушку, пытаясь улечься поудобнее, но всё бестолку. Опоздал на работу, так как какой — то урод, не научившийся водить в дождь, врезался в телефонный столб, устроив пробку до самой Тьмутаракани. Наконец я устраиваюсь за столом с горой папок выше меня самого и через час проливаю горячий кофе на любимую рубашку.

− Ад и проклятие!

Стэнтон, крутанувшись на кресле, поворачивается ко мне. Он сидит в другом конце нашего общего кабинета.

− Какие — то проблемы?

Салфеткой пытаюсь оттереть пятно на груди.

− Кофе пролил.

Стэнтон насмешливо поднимает бровь.

− А сначала в него кто-то нассал? С утра на всех рычишь. Даже миссис Хиггенс досталось, а ведь она почти святая.

Качаю головой, не в настроении изливать душу.

− Просто плохой день.

Стэнтон возвращается к документам в руках:

− И он только начался.

Уж мне ли не знать!

Все утро никаких известий от Челси. Не то чтобы я на них рассчитывал. И я не думаю о ней. Ни о злости на лице, ни о боли в глазах в последнюю нашу встречу. Ни о пухлых губках, целующих так нежно, так легко улыбающихся и так обворожительно смеющихся. И о детях не думаю. О проницательном взгляде Райли и безобидных вопросах Рэймонда. Не думаю о хитрожопых ухмылках Рори и хихиканьи Розалин. Ни о милом голоске Риган, ни о слюнявой улыбке Ронана.

Отказываюсь думать о ком — либо из них. Совсем.

После молчаливого обеда с Софией и Стэнтоном − Брент застрял в суде и к нам не присоединился, − возвращаюсь в офис и на два часа с головой окунаюсь в документы. Тут вдруг за дверью возникает какая — то суматоха. Громкие голоса, миссис Хиггенс, заявляющая, что ко мне нельзя без предварительной договоренности. Сумасшедшую долю секунды надеюсь, что это Челси с малышней.