Двойные стеклянные двери открыл дневальный ополченец в пожелтевшей от стирки гимнастерке. Они вошли. В глаза Листка бросилась идеальная чистота огромного вестибюля с широкой, покрытой холщовой дорожкой лестницей посредине. Невольно подумалось: "Прав таки сотник. Лучшего места для Августейшего не сыскать!"
— Главный здесь? — рыкнул на дневального Драч.
Тот вытянулся и, вылупившись глазами куда-то мимо жандарма, выпалил:
— Был здесь, Ваше Благородие!
— Веди!
Но дневальный, повернув голову в сторону лестницы, лишь крикнул:
— Хохлов!
Откуда-то из-под лестницы высунулась вихрастая шевелюра двадцатипятилетнего ополченца, вероятно, второго дневального.
— Чего тебе? — недовольно буркнул напарник, но разглядев жандармскую шинель Драча, вдруг побелел, быстро забегал глазами по лицам пришлых офицеров и, на ходу разглаживая под ремнем гимнастерку, выбежал на середину вестибюля:
— Виноват, Вашсокбродь, не разглядел!
Дневальный у дверей одними глазами показал на жандармов:
— До главного пришли. Проводить надо!
Хохлов как-то нервно кивнул и махнул рукой в сторону левого от входа коридора:
— Там сидят, покажу сейчас!
Перед дверью начальника дневальный помялся, нерешительно постучал и тут же посторонился, уступая место господам офицерам.
Листок вошел в кабинет прежде, чем услышал: "Войдите!" В белом халате, доктор стоял у стеклянного шкафа, вычитывая что-то из раскрытой на руке папки, и, когда поднял глаза в очках, взгляды их встретились — это был тот самый Поплавский, что прибыл в канцелярию сто пятьдесят шестого полка засвидетельствовать смерть армянина-перебежчика.
Тот также узнал его.
— А, ротмистр Листок! — воскликнул он, захлопывая папку. — Милости просим, проходите!
Следом вошел штабс-ротмистр. Листок представил его:
— Со мной помощник начальника сыскного пункта Тифлисского жандармского управления, штабс-ротмистр Драч Константин Иванович…
— Вот как? — полунасмешливо произнес доктор. — И чем мы обязаны такому визиту? Если все по тому же делу, так я, право, ничего нового сообщить не могу. Однако присаживайтесь!
— К сожалению, мы по делу срочному и задерживаться не станем… — Алексей Николаевич помолчал, с любопытством разглядывая доктора. — Не знал, однако ж, что вчера я вызвал самого главного врача…
Поплавский улыбнулся:
— Увы, это ошибка — я не главный врач, а всего лишь дежурный ординатор госпиталя. Семен Михайлович на операции, а меня попросил справиться с одним "скорбным листом".
— И как долго он пробудет на этой операции?
— Думаю, еще часа два.
Листок и Драч переглянулись.
— А на месте ли смотритель или начальник госпиталя?
— К сожалению, оба в отъезде. В Тифлис вызвали, знаете ли, в связи с приездом…
— Хорошо! — отрубил штабс-ротмистр. — А у вас, как дежурного ординатора, какие полномочия?
— Их уйма! — зло съязвил доктор. — Только не знаю, какие из них вам пригодятся.
Жандарм побагровел, но Листок поспешил вмешаться:
— Несколько часов назад погиб ваш санитар, доктор. Надеюсь, вам это известно?
— Да, прескверная история… — качнул головой Поплавский. — И как такое могло случиться — застрелили среди бела дня, в глубоком тылу! Как он вообще вышел в город без спросу?
— Вот мы и хотим разобраться…
— Так вы с этим пожаловали? И это как-то связано с делом армянина?
— Господин доктор! Мы хотели бы побеседовать с теми, кто мог видеть вашего санитара в последний раз…
— Боже мой! Да откуда ж мне знать! В госпитале это мог быть кто угодно — от санитара до дежурного офицера. Кстати, Семен Михайлович поручил офицеру провести расследование. Может, вызвать?
— Что ж, вызывайте, — согласился Листок.
Поплавский прошел к двери и, приоткрыв ее, крикнул в коридор:
— Дневальный! Дежурного офицера ко мне!
— И еще… — произнес Листок, когда доктор обернулся. — Константину Ивановичу необходимо побеседовать с сестрой милосердия Натальей Берт — вашей сотрудницей.
— С Натальей Ивановной? — неподдельно удивился Поплавский. — Она-то чем заинтересовала столь уважаемое заведение?
— Неважно! — грубо оборвал Драч. — Она на месте?
— Думаю, да.
— Что вы о ней скажете?
— Ничего, что могло бы заинтересовать вашу службу, — дело свое знает, аккуратная, прилежная… Раненые ее обожают…
— У вас есть комната, где мы могли бы побеседовать, не привлекая ничьего внимания?
— Пожалуй, есть… В конце коридора — комната дежурного ординатора.
— Тогда вызывайте ее туда и проведите меня, — приказал жандарм. — И учтите — это строго конфиденциально!
На этот раз доктор не стал возражать — вновь молча прошел к выходу, широко распахнул дверь и сердито прокричал:
— Дневальный! Это ты, Хохлов? Вызови в дежурную ординаторскую сестру милосердия Берт. Да, черт тебя дери, ее, с офицерского отделения! И ничего с твоей дверью не случится! Бегом, болван!
Не закрывая двери, хмуро бросил штабс-ротмистру:
— Идемте, это в конце коридора!
Минуты через три, как они вышли, в дверь постучали. Вошел высокий щеголеватый поручик с белой повязкой на рукаве и, видимо, не ожидая встретить в кабинете незнакомого ротмистра, растерянно спросил:
— А где доктор?
— Если не ошибаюсь — дежурный по госпиталю? — вместо ответа задал вопрос Алексей Николаевич и демонстративно опустился на потертый диванчик, приютившийся у стенки напротив шкафа. — Собственно говоря, вызывал вас я, ротмистр Листок. Так что потрудитесь представиться, поручик…
Офицер густо покраснел:
— Прошу прощения, господин ротмистр! Дежурный офицер поручик Ивлев. Из команды дежурных офицеров гарнизонной комендатуры.
— Что за команда?
— Из запасных и раненых, господин ротмистр. Создана для несения дежурной службы гарнизона в отсутствии расквартированных полков.
— И как вас по батюшке?
— Владимир Семенович… — окончательно смутившись, едва слышно произнес поручик.
— Владимир Семенович, — смягчив тон, начал Листок. — Я здесь по делу санитара Асманова, убитого несколько часов назад. И — заметьте! — аккурат в ваше дежурство! Скажите, как могло случиться, что рядовой госпиталя оказался ранним утром за его пределами? Вам что-то по этому поводу известно? Он убыл самовольно или его отпустило начальство? Полагаю, вам поручили провести расследование, не так ли?
— Я занимаюсь этим… — пробурчал поручик.
— И есть результаты?
Поручик переломился с ноги на ногу.
— Пока ни черта не ясно, господин ротмистр… Убыл, получается, самовольно, поскольку дежурный доктор не отпускал, а других начальников у них — санитаров при мертвецкой — вроде и нет… Поскольку временно нет в госпитале этого… доктора-поталога, кажись, кому и должны бы, по-моему разумению, подчиняться… А зачем его потянуло на Торговую — кого ни спрошу — никто не знает. За табаком ли попер, еще по какой нужде — неведомо…
— Табак-то у него был… — медленно произнес Листок. — А дневальных опрашивали, Владимир Семенович?
— В первую очередь. Говорят, ничего не видели, ничего не слышали… В общем, не знают о том ничего. Да, и немудрено — этот Асманов мог уйти и неприметно, с мертвецкой. Он же при мертвецкой состоял.
— А она, что же, покойницкая, не в госпитале?
— За госпиталем, господин ротмистр. На самой опушке леса. Оттуда и ушел, скорее всего…
— Проверял? С напарником говорил?
Дежурный замялся.
— Признаться, еще нет…
— Зря, Владимир Семенович, — не меняя голоса, пожурил Листок. — Кто ж еще может что сказать, как не напарник? Ну да ладно, к этому еще вернемся. А сейчас я хотел бы кое-что уточнить с дневальными, ибо мне представляется, господин поручик, что кто-то из них откровенно лукавит. Вывод такой я делаю на основании факта, что прежде чем покинуть госпиталь, ваш Асманов звонил одному нам известному офицеру. С ним и встречался… И офицер тот при встрече также пострадал — был ранен. А звонить, как я полагаю, санитар мог только с этого кабинета, и дозволить сделать это ему могли только ваши люди.
