8. 25 ноября 1914 г. Обыск
Всю дорогу до казарм Елисаветпольского полка, рядом с которыми располагались дома офицеров, Оржанский ехал мысленно матерясь. Опять Листок все планы разбросал! И какого беса там случилось, что надобно скакать к офицерским домам, черт бы их побрал! И Алешка толком ничего не сказал, мерзавец! А может, и сам не знает… Точно, стряслось что-то! Хотя дома эти недалече от госпиталя — может, и поспею еще к Наталье…
Нужный дом Оржанский определил по двуколке Листка, на которой восседал Яшка. Дом он знал. Обычно здесь играли в карты. Расплатился с ямщиком-армянином, накинув еще рубль сверху, и, спрыгнув с подножки, проскрипел по снегу к вестовому.
— Что здесь, Яшка? Ты с Алексеем Николаевичем?
— С ним, а с кем же, Вашбродь, — покуривая, протянул Яков. — А что случилось, так ведь нам не докладывают…
Он затянулся, выдохнул клуб дыма и добавил:
— Однако слыхал краем уха, Николай Петрович, что исчез прямо с дежурки капитан Волчанов… Так вот Алексей Николаевич и прибыли на квартиру, обыск, значит, учинять…
— Капитан Волчанов? А ты точно слыхал?
— Точно, Вашбродь, будьте уверены! Да вы сами спросите — вон они, на втором этажу, где окошко светится.
— Ах ты, черт! — мельком глянув на окно, выругался Оржанский; рывком подобрал полу бурки и широкими шагами направился в сторону входных дверей.
Волчанова он, конечно, недолюбливал — за надменность, нелюдимость, за везучесть в картах, за то, что был тот несговорчив, когда дело касалось сроков карточного долга. Но и уважать его было за что, как говорится, офицер чести, стрелянный — награды не просто за выслугу лет имел, а за личную отвагу! Да и карточные долги капитан если и требовал неукоснительно, то и одалживал деньги молча и сразу, не обременяя берущих обязательствами. Нередко и за холостяцкие пирушки расплачивался единолично, за что, при всей мрачности и нелюдимости капитанской натуры, бывать в его компании офицеры любили. И вдруг этот самый Волчанов — изменник! Нет, это не укладывалось в голове Оржанского! Вот только какого черта было оставлять дежурство?
Неужели бежал, как только Листок вызвал к себе? Оттого, может, и денег не жалел, что был немецким шпионом? Невероятно! Однако ж основания есть, коль ротмистр бардачит в его квартире… Тогда капитан последняя сука!
В таком смятении мыслей и чувств Оржанский решительно ступил в полумрак узкого подъезда.
В квартире Волчанова он никогда не был — капитан никого к себе не приглашал, но в офицерских домах бывать приходилось часто. Все они были одной постройки — двухэтажные, квадратные, и все четырех квартир: справа на этаже — квартиры одной комнаты; слева — двух, и, судя по светящемуся окну, капитан занимал правую комнату второго этажа.
Сотник быстро поднялся на второй этаж и толкнул незапертую дверь.
Предстала самая что ни есть скромная обстановка — армейская койка, тумбочка, небольшой стол у окна с разбросанными на ней книгами, два стула. Слева от входа — прибитая к стене вешалка, завешанная армейской формой, узкий платяной шкаф; справа — за распахнутой занавеской — умывальник.
В комнате было трое. Прямо у входа стоял незнакомый сотнику краснощекий подпоручик, опоясанный ремнями — возможно, только что заступивший дежурный офицер; у окна высилась фигура прислонившегося к столу ротмистра Листка, а перед ним, спиной к дверям, сидел на стуле нижний чин. Подпоручик, едва распахнулась дверь, посторонился, рядовой испуганно обернулся, мелькнув ополченскими погонами, Листок же, лишь мельком взглянув на сотника, прикрикнул на сидящего перед ним солдата:
— Сюда смотри, каналья! Докладывай, кто таков!
Нижний чин испуганно вернул взгляд на ротмистра и попытался встать.
— Сидя! — нетерпеливо махнул жандарм.
Солдат сел.
— Ординарец Его Благородия капитана Волчанова, рядовой ополчения, пятьсот девяносто седьмой дружины Беглов… Иван…
— И где твой капитан, рядовой Беглов Иван?
— Не могу знать, Вашсокбродь… На дежурстве были…
— А ты где пребываешь?
— В расположении полка, рядом почти…
— А когда видел своего капитана в последний раз?
— Утром вызывали, часов в семь утра… Побриться хотели…
Ротмистр с минуту молчал, что-то прикидывая. Оржанский догадался — как раз в это время "шефа" вызвали к Воробанову…
— Побрился? — оторвавшись от своих мыслей, спросил ротмистр.
— Так точно!
— И что потом?
— Сказали, что вызовет и… все! Назад отправили…
— И больше не вызывал?
— Никак нет.
Листок покосился на Оржанского и вновь уставился на ратника.
— Ну и где же он может быть? Не мог же он просто так исчезнуть? Да еще с дежурства!
Рядовой поерзал на стуле.
— Не могу знать, Вашсокбродь! Меня уже спрашивали… Обычно, после службы, они в карты играют; бывает, что до утра… Так теперь еще службу не сдали… Не могу знать, Вашсокбродь!
— С кем обычно играет? — резко спросил ротмистр.
— Как когда, Вашсокбродь… Лучше вот они знают, Их Благородие! — рядовой махнул головой в сторону Оржанского. — Чаще всех с ним играли!
Листок пронзил сотника взглядом. Оржанский побелел:
— Что ты несешь, скотина?!
Он ринулся было к съежившемуся ополченцу, но Листок остановил его взмахом руки:
— Отставить, сотник!! Ну, говори, как часто они играют с господином сотником?
Ординарец с минуту молчал, не зная, как сказать, чтобы не разъярить казачьего офицера.
— Последнее время вообще не играют… — выдавил он.
— Сколько уже не играют? — не унимался Листок.
— Недели две, поди, не играли… Как у господина капитана дама появилась, так они почти не играют… Позавчера только…
— Какая дама? — насторожился ротмистр.
— Неловко мне, господин ротмистр! Наталья Ивановна, кажись…
— Кто? — Оржанский изменился в лице. — Какая Наталья Ивановна?
Рядовой согнулся, точно его огрели по спине.
— Не знаю! Кажись, сестра милосердия, из госпиталю!
Ротмистр едва успел встать между Оржанским и ординарцем.
— Полегче, полегче, Николай Петрович… А ты чего глаза вылупил? — прикрикнул ротмистр на подпоручика. — Выйди! Когда надо, позову!
— Есть, господин ротмистр! — залившись до ушей краской, козырнул подпоручик и мгновенно исчез за дверьми.
Листок посмотрел в глаза сотника:
— Ты вот что, казак, поостынь-ка! Тебя сюда не за тем звали, чтобы с нижними чинами отношения выяснять… Займись лучше обыском. А невмоготу — так выйди, к чертям, в компанию подпоручику! Без тебя справлюсь. А о делах твоих душевных мы в другом месте поговорим… еще…
Сотник, тяжело дыша, с минуту посопел и сквозь губу буркнул:
— Чего искать-то?
— А что найдешь по нашей с тобой части. Вон, начни хоть с вешалки и шкафа.
Оржанский постоял, резко развернулся и протопал в угол комнаты.
Листок вернулся к столу; помолчал и почти ласково спросил обомлевшего в конец ординарца:
— А скажи, братец Беглов Иван, может, встречался капитан с кем-нибудь здесь с незнакомым тебе, да в штатском? Может, запирались подолгу?
Рядовой мотнул головой:
— Нет… Не имел привычки водить…
— А где на улице?
— Того не знаю…
Жандарм вздохнул.
— А чемоданы капитановы где? Наверняка под койкой?
Ординарец быстро кивнул.
— Сколько их?
— Большой один, да маленький, "тревожный"…
— Это хорошо… Ну-ка, кликни господина подпоручика!
Ординарец встал и прошел к двери.
— Ваше Благородие, вас господин ротмистр к себе требуют!
Подпоручик вошел.
— По вашему приказанию, господин ротмистр!
Листок скосил на него глаз.
— Не обижайтесь, подпоручик, что пришлось за дверь выставлять — надо было! Надеюсь, инцидент останется между нами?
— Так точно, господин ротмистр, я все понимаю… — зарделся молодой офицер.
— Вот и славно! Кажется, вы только что сменили поручика Бакова… Так что придется вам, любезный, присутствовать при производстве обыска квартиры капитана Волчанова. Беглов! Тащи чемоданы по одному, да сюда клади, на стол.