Солдат, опасливо поглядывая на спину копошащегося у вешалки Оржанского, прошел к койке; откинул полу одеяла и, нагнувшись, вытащил наружу увесистый чемодан.

— А ключики от сего у тебя имеются, Беглов Иван? — осмотрев взгроможденный на стол чемодан, спросил Листок.

— Ваше Высокоблагородие! — взмолился ординарец. — Не могу я без спроса господина капитана! Надобно бы его спросить!

— Спросишь, если найдешь! — зло прошипел ротмистр. — Открывай, говорят! Или звать сотника?

— Чего уж, сам открою… — буркнул солдат, доставая из кармана связку ключей.

— Вот видишь как просто… — одобрительно пробурчал ротмистр, откидывая крышку. — А ты боялась, "Нана"… Ну-с, что у нас здесь? Гражданское платье, шелковое белье, сорочки батистовые… О! Даже котелок! А твой капитан, оказывается, тайный франт…

Быстро прощупав вещи, ротмистр приподнял содержимое охапкой и простучал дно.

— Что ж… Убирай этот, ставь второй.

Рядовой захлопнул чемодан, стащил его на пол и, ухватившись за ручку, протащил к кровати. Затем вновь наклонился, извлек чемодан поменьше и, вернувшись с ним, перекинул поклажу на стол.

— Открывай! — приказал Листок.

— Господин ротмистр, от этого у меня ключей нет… Ей-богу, нет!

Листок, невозмутимо глянул на ординарца и негромко позвал:

— Оржанский! Ну-ка ковырни ножичком!

Сотник повернулся, сопя, прошел к столу, одним движением выхватил из ножен висевший на боку кинжал и, сковырнув в два приема замки, так же молча вернулся к прерванному делу.

Листок поднял крышку.

— Ага, все необходимое пехотному офицеру… Понятно… — Он стал перебирать вещи. — Белье, запасная бритва, платки, носки, полотенца…

Когда полотенца были откинуты, рука ротмистра внезапно застыла — то, что явилось взору, было неожиданным даже для него.

Стоявший позади Беглов ахнул:

— Божешь мой!.. Вашсокбродь! Сколько ж их здесь, денег-то!

— Тысяч десять… — медленно произнес Листок. — Вот тебе и "Взвейтесь, соколы, орлами!"… Оржанский! Подпоручик! Ну-кась, сюда…

Оржанский, вслед за ним и подпоручик, подошли. Но если у подпоручика от невиданной кучи разбросанных по чемодану купюр глаза чуть ли не залезли под папаху, то сотник даже не взглянул на содержимое чемодана. Вместо этого он молча протянул ладонь с лежащим на ней серебряным портсигаром.

— Еще кое-что, Алексей Николаевич… В шкафу было, в кармане парадного кителя… Откройте!

Листок недоуменно посмотрел на сотника, но, помедлив, нажал на продолговатую кнопку — три крохотные ампулы блеснули под открывшейся крышкой.

— Цианид!

Все время, пока ехали к штабу, укрывшись от метели поднятым верхом, оба молчали. Было темно. Даже трудно было понять, каким образом Яшка видит дорогу в пелене бьющего в лицо снега.

Под стать погоде и настроение. Обоих угнетали найденные у капитана улики да инцидент с ординарцем Волчанова. У Листка было что спросить у сотника по этому поводу, но ему необходимо было сосредоточиться на предстоящих докладах Воробанову и Драценко, и потому ротмистр молчал. Оржанский же знал, что разговора не избежать, но начинать самому не хотелось. Разговор этот неминуемо затронет его отношения с сестрой милосердия, чего он сейчас менее всего желал. А мысль о ней разрывала ему сердце… Боже! Какое коварство, какое женское вероломство! Встречаться с ним, сотником Оржанским, подавать надежды на чистую любовь и одновременно иметь порочную связь с другим мужчиной, да еще неизвестно как далеко зашедшую! И с кем? С этим мрачным картежником Волчановым, с этим гнусным изменником! А он чувствовал, он предполагал… Нет, он убьет его! Убьет, попадись капитан ему на глаза, убьет несмотря ни на что, даже если это сулит каторгу! Но Наташа… Это невыносимо! Как она могла? Он скажет ей все в глаза! Он проклянет ее, растопчет в своем сердце, навеки забудет!..

Только подъезжая к штабу, ротмистр мрачно процедил:

— Что с пограничником?

— Да ничего! — зло отозвался сотник. — Чист, как штоф! Задержали армянина одного, допрашивать поручик толком не допрашивал — отмахнулся на начальство — о сведениях его, соответственно, ничего не знает, орденов не имеет. А то, что самолично отвез задержанного в комендатуру, так это, думаю, по дурости.

Больше вопросов Листок не задавал.

В штабе он сначала разыскал Драценко. Коротко — поскольку агент явно определился — доложил о результатах поездки Оржанского на вокзал и беседы Рослякова с татарином, и более подробно — об обыске на квартире капитана Волчанова, умолчав, однако, дурацкий инцидент Оржанского с ординарцем. Потом, в установленном порядке, передал обнаруженные улики преступной деятельности шпиона — чемодан с купюрами да портсигар с ампулами.

— Таким образом, господин подполковник, есть полное основание подозревать капитана Волчанова в государственной измене и заводить дело по соответствующей статье, — завершил он доклад.

— К протоколам обыска и допроса ординарца присовокупите и протоколы допросов помощника и дневальных, дежуривших с Волчановым, — заметил Драценко. — Протоколы возьмете у своего начальника, штабс-капитана Авилова. Он сейчас подойдет.

Подполковник помолчал.

— Странно, однако, что "опытный разведчик", как его описывал перебежчик, почти открыто держал у себя деньги и яды… Но в целом — молодцы! Теперь ясно, что Волчанов изменник. Остается сыскать подлеца! Поиски организованы, но пока результатов нет. Утром подъедут с Тифлиса представители губернского жандармского управления и охранного отделения — в десять совещание у генерала Воробанова. Вам быть обязательно!

— Мне сейчас докладывать генералу?

— Доложу сам. А пока… Нам сейчас необходимо знать об изменнике все — с кем общался, когда и как стал агентом, какое было задание… Особенно круг общения — возможно, кто-то его укрывает здесь, в Сарыкамыше. Займитесь пока этим. А ваш портсигар с ампулами мы отправим на экспертизу — для верности!

На этом разговор их завершился. Еще полчаса ушло на получение недостающих протоколов допросов и непродолжительную беседу с Авиловым, и ротмистр вышел к поджидавшему его у штаба сотнику.

И вновь двуколка Яшки покатила их вместе, теперь уже под гору, в сторону "конторы". Но и теперь они тягостно молчали в темноте, каждый по своей причине — Оржанский все ждал, когда начнёт начальник, Листок же не знал, как начать, чтобы не сорваться…

Наконец, Оржанский не выдержал.

— Ты вот что, Алексей Николаевич! — начал он сердито. — Не тяни кобылу за хвост, и без того на душе муторно… Хочешь — спрашивай! И про капитана, и про сестру госпитальную.

— Ну, говори, коль начал! — гаркнул в ответ Листок.

— А вы, господин ротмистр, меня не понукайте! Резался я с ним в карты — так что в том за беда? Кто ж знал, что этот гад шпионом окажется? А про Наталью Ивановну… А про их шашни… Я, черт бы их всех побрал, и сам только что от этого сучьего сына ординарца узнал. Знал бы раньше — убил подлеца! Подозревать подозревал, что-то не так было с ней в последнее время, но, ей-богу, не знал! Сегодня хотел переговорить, договорился на семь, и заезжал — был грех! — в госпиталь, так ее на месте не оказалось. Тут и вы еще со своим совещанием! А что вспылил на нижний чин, так за то уж извиняйте — нервы не выдержали…

И тут ротмистра прорвало — схватил сотника за отворот бурки, притянул к себе да заорал так, что даже Яшка, с испуга натянув вожжи, резко замедлил бег лошадки:

— Дундук!! На кой ляд мне твои девки?!

И уже Яшке:

— Гони, чего встал, болван!

И, подтянув обалдевшего сотника еще ближе, уже вполголоса процедил прямо в лицо:

— Ты хоть понимаешь, что ты — офицер контрразведывательного отделения — якшался не с кем-нибудь, а с германским агентом?! Думаешь, случайно он с тобой в карты резался? Дудки! Ты видел его тыщи? Так ведь они ж для таких придурков, как ты, предназначались! Ты кумекаешь своими куриными мозгами, что я должен теперь провести расследование? Ты же в кругу его связей! И подружка твоя в придачу. Может, и не гуляла с ним вовсе, а сотрудничала! Ты когда не застал ее в госпитале? Да в то же самое время, как Волчанов исчез! Может, сейчас она прячет его у себя? Ты хоть об этом подумал? А я тебя предупреждал: вляпаешься — руки не подам!