— Там, откуда я родом, это никого не удивляет, генерал.

Цветной воск влажно хрустнул под его пальцами. Развернув листок, Горн к своему неудовольствию прочитал следующее:

«Я заключил мир. Извольте не подвергать сомнению слово вашего короля и исполнить все условия, изложенные мною ранее. Если до заката флаг не будет спущен, а гарнизон не покинет город, я объявлю вас изменником. Карл.»

Да, это писано рукой самого короля. Да, генерал видел своего монарха собственными глазами, пусть и в подзорную трубу. Но как быть с письмом из Стокгольма? Менее всего на свете Горну хотелось стать пешкой в чужой шахматной игре. Пока титулованные персоны изволят тягаться за три короны[6], солдаты вроде него рискуют головой.

Хотя, что тут гадать? Король — вот он, в пределах прямой видимости. А те господа сидят в Стокгольме.

— Бумагу, чернила и перо, — приказал Горн, после чего обернулся к девице. — Я дам ответ немедля.

Через несколько минут ему принесли требуемое. Положил чистый листок на услужливо подставленной папке для бумаг, начертал несколько строк, посыпал песочком, накапал воска со свечи и запечатал письмо своим перстнем.

— Сделайте ответную любезность, сержант, передайте сие моему королю лично в руки, — сказал он.

— Будет исполнено, генерал, — произнесла девица. — Что мне передать моему государю по поводу договора?

— Я исполню условия со своей стороны. Надеюсь, он в свою очередь исполнит ту их часть, которая зависит от него.

— Не сомневайтесь, генерал. Мы не заинтересованы в нарушении договора.

— Ещё минуту, — добавил он, заметив её движение к крутой каменной лестнице, ведшей вниз. — Что нам делать с тем типом, коего вы видели — вашим перебежчиком? Лично мне он не нужен.

— Roma traditoribus non premia[7], — последовал ответ, полный едва заметной, но довольно злой иронии.

— Кто же в нашем случае Рим? — усмехнулся генерал.

— Неважно. Предатель в любом случае предатель. Но если вас не затруднит, передайте Гуммерту, что его семейству ничего не угрожает…

— А девица не так проста, как казалось, — криво усмехнулся Таубе, провожая её взглядом в подзорную трубу — когда дама пересекала поле в направлении русского войска. — Охотно верю, что именно она скрутила его величество там, в лагере. Но кто отдал ей приказ? Я не верю, что царь Петер решился бы на такую авантюру. Риск был слишком высок.

— Вряд ли мы когда-нибудь узнаем правду, — недовольно констатировал Горн. — Приказ по гарнизону — готовиться к выступлению из города. В четыре часа пополудни выходим с развёрнутыми знамёнами, под барабанный бой и с оружием… Спустить флаг!

8

…Речь Посполитая, Саксония и Пруссия не без торга согласились пропустить через свои земли уходящих домой шведов. Дания осталась пока в стороне, но будучи связана договором со Швецией, заключённым ещё в прошлом году, не стала возражать. Этот раунд военного противостояния был окончен. Часть шведских пехотинцев — отборные полки, каролингеры — грузились на корабли и готовились отплывать в коронные земли морем. Потому что над Ригой уже развевался русский флаг.

Церемонию передачи власти обставили с такой помпой, что могли бы позавидовать некоторые коронации. Старшие офицеры выписывали шпагами сложные фигуры, приветствуя друг друга. Затем со всем возможным уважением спустили шведский флаг, после чего подняли русский. Затем Пётр Алексеич сказал речь — на немецком, так как подавляющее большинство населения Риги составляли остзейские немцы. Государь публично объявил, что берёт население Ингерманландии, Эстляндии и Лифляндии под свою защиту, и присовокупил пункт про снижение налогов на ближайшие пять лет. Неизвестно, какая новость понравилась публике больше, но речь царя была встречена с энтузиазмом.

«Немезиду» сейчас было не найти: будучи одетыми в парадные полковые мундиры, они «потерялись» в рядах Преображенского полка. У всех гостей из будущего волосы отросли до приемлемой по текущим временам длины, большинство парней по местной моде отпустили усы. Секрет был прост: перед вступлением в Ригу Пётр Алексеич вызвал Евгения и сказал ему: «Спрячьтесь». Понятно было, что речь не об игре в прятки. Следовало максимально слиться с фоном, что для опытных диверсантов-разведчиков не составило большого труда. Предосторожность не лишняя: здесь слишком много чересчур любопытных глаз. Тем более, что оставалось сделать ещё одну крайне важную вещь — проводить его величество короля шведов, готов и вендов Карла Двенадцатого за пределы России. Это самое «за пределами» начиналось едва ли не за околицей города, и там «брата Карлуса» ожидали его гвардия — драбанты — и полки Шлиппенбаха.

К слову, почтенный генерал после той попойки хоть и не помнил, что конкретно выболтал крайне любезному и гостеприимному русскому государю, но соревноваться с ним в количестве выпитого больше не рисковал. Ему ещё предстояло оправдываться по поводу сорвавшегося плана, сулившего исполнителям немалые выгоды. Но проблемы шведского генерала совершенно не волновали русских. Шлиппенбах будет сопровождать своего короля и, скорее всего, по пути выслушает немало нового и интересного о своей персоне.

Пётр Алексеевич на прощание от всего сердца пожелал «брату Карлусу» всего наилучшего. И отрядил провожать оставшийся километр до границы нескольких «немезидовцев» во главе с сержантом Черкасовой. На секунду придержал Катю, негромко сказав ей:

— Пугни его, но не сильно.

В ответ госпожа сержант понимающе склонила голову и не слишком умело тронула бока коня шпорами: короля провожали верхами, а езде на лошадках, как и фехтованию на шпагах, гости из грядущего только начинали учиться.

— Вот и пришло время нам с вами попрощаться, сударыня, — весело сказал ей Карл, когда они преодолели менее половины пути. — Сказать по правде, общение с умными людьми всегда доставляет удовольствие, каковы бы ни были обстоятельства.

— Взаимно, ваше величество, — Катя не разделяла его оптимизма. — Но я должна вас разочаровать. Я не прощаюсь, так как считаю, что мы с вами обязательно увидимся. Если, конечно, кого-то из нас прежде не убьют.

— Откуда такая уверенность в неотвратимости нашей встречи? — насторожился король.

— Она исходит из политической конфигурации, ваше величество. Пока есть влиятельные лица, заинтересованные в войне, драка неизбежна. А раз так, то неизбежна и наша встреча в будущем… Просто знайте: едва вы повернёте свои полки в сторону России, можете не сомневаться: в какой-то момент — скорее всего, когда менее всего будете этого ждать — я снова появлюсь в вашей палатке. И дальнейшее развитие событий во многом будет зависеть от того, насколько вы усвоили нынешний урок.

— Благодарю за предупреждение, сударыня, — едва заметно кивнул Карл. — Я обязательно учту это.

И водрузил на лохматую голову свою старую шляпу, которую до того по обыкновению держал под мышкой.

Впереди уже маячили шведские гвардейцы, а значит, завершалась эпопея с Карлом Двенадцатым, ставшая отправной точкой для значительного изменения хода европейской истории. Катя не поставила бы и полкопейки на благоразумие шведа. Даже его поведение во время прощания говорило о том, что он не сделал особенных выводов из всего случившегося. Из Швеции приходили тревожные сведения о радикализации настроений в народе и верхах. Попытка сорвать мирный договор под Нарвой стала зримым последствием таких настроений. Но, изучив Карла, она знала, на что нужно давить. Её лично он действительно боялся, буквально до дрожи. А значит, будет всячески оттягивать момент, когда придётся воевать с Россией — и снова встречаться лицом к лицу со своим страхом.

Что ж, пусть побегает за Августом. Обоим пойдёт на пользу.

Интермедия.

— …Прелюбопытнейшее письмо из наших заокеанских владений, ваше величество, — маркиз де Торси с поклоном подал своему королю бархатную, с золотым тиснением, папку. — Настоятельно рекомендую ознакомиться с его содержимым.

Немолодой король чувствовал себя прескверно. Сегодня у него болело всё, что только могло болеть, от головы и зубов до копчика. Но раз сказано: «Государство — это я», — нужно соответствовать. Пришлось, преодолевая боль и тошноту, напрягать зрение и читать… Впрочем, когда он дошёл до сути написанного, явный интерес пересилил симптомы недомогания.